- Надо запоминать, - сказала наша учительница итальянского. - Запоминать!
Я стала представлять себе машину с губной помадой и корабль с усами, чтобы запомнить, какое из этих двух слов женского рода, а какое - мужского.
Два раза в неделю у нас были уроки разговорного итальянского языка. Мы выучивали диалоги и воспроизводили их в классе. Если думать о содержании диалога, то становилось неловко, потому что нормальный человек не может сидеть все утро и твердить: “У меня есть красная ручка и голубая ручка. У меня две ручки. Сколько у тебя ручек?” Если действительно задуматься над тем, что говоришь, то можно почувствовать себя полным идиотом. Но если сосредоточиться на произношении и ритме, то все уже не кажется таким нелепым.
На уроках у меня получались всякие несуразности, и учительнице приходилось то и дело поправлять меня. Так, я заявила ей однажды, что ложусь спать в семьсот часов и что мне триста тридцать лет. В одном из диалогов я задала вопрос: “Сколько стоит времени?” А в другом случае сказала: “Я хочу шестьсот картошек, нет, спасибо”.
Неужели бабушка Фиорелли действительно умела разговаривать на этом языке, и неужели она на самом деле не знала ни слова по-английски, когда приехала в Америку, и насколько трудно ей было выучить английский? Время от времени я задумывалась об этих вещах.
И еще я думала обо всех иностранных учениках нашей американской школы - японцах, испанцах, французах, норвежцах, индийцах, саудовцах, иранцах, немцах, голландцах, китайцах, - как им удавалось изучать на совершенно чужом для них английском языке такие предметы, как история, алгебра, естественные науки?
Мне казалось, что, когда иностранцы на ломаном английском задавали мне вопросы вроде: “Как достичь на спортзал?” или “Ты населяешь Америку?” - они выражались гораздо понятнее, чем я по-итальянски.
Иногда, засиживаясь допоздна за учебником итальянского, я приходила в такое отчаяние из-за своей неспособности запомнить какие-то слова или фразы, что швыряла книгу через всю комнату. Если тетя Сэнди слышала шум, она входила, постучав в дверь, и сочувственно спрашивала: “Учишь итальянский?” Она с пониманием относилась к моим срывам, потому что как-то пришла домой с испорченной прической, не сумев правильно объяснить в парикмахерской, чего хотела.
Лишь однажды я заслужила одобрительные слова в свой адрес от учительницы итальянского, хотя в ту минуту не восприняла их в качестве комплимента. Она сказала, что у меня язык итальянки (то есть устроен, как у настоящей итальянки). Тогда это прозвучало как оскорбление, но Гутри объяснил, что речь шла о моем хорошем произношении. И я подумала, что, наверное, мне запомнились итальянские слова, которые говорила моя мама, и то, как она их произносила.
Сны Доменики Сантолины Дун
Я получила целый мешок писем от родителей, Стеллы и Крика. Все письма были на итальянском языке, и я не могла прочитать их. Я показывала письма всем подряд, но ни один человек тоже не мог понять, что в них написано. “Это не настоящий итальянский”, - говорили все. В некоторых конвертах лежали фотографии, но я не могла разобрать, что на них изображено. Все они были очень, очень черными. “Наверное, фотографии тоже на итальянском”, - подумала я.
9. Больные пальцы и новые зубы
Я получила еще две открытки - одну от тети Грейс и одну от тети Тилли.
“Милая Динни,
спасибо за открытку. До этого у меня никогда в жизни не было швейцарской марки! Не понимаю, зачем тебе говорить по-итальянски, если ты не в Италии. Надеюсь, тебе скоро удастся выбраться на рыбалку.
Лонни сделали операцию на пальце ноги, и не совсем удачно, но он проконсультировался у специалиста, и оказалось, что ампутировать не надо, чему он очень рад, будь уверена.
Сейчас пойду к Тилли. Отнесу ей немного тушеного мяса, потому что сама она его готовить не умеет.
Шлю тебе две бочки объятий.
С любовью,
твоя тетя Грейс”.
Содержание открытки тети Тилли было следующим:
“Милая Динни,
вот увидишь, с твоим папой все будет в порядке. Непросто растить детей, а потом наблюдать, как они улетают из гнезда, но так и должно быть.
У меня есть фотография ребенка Стеллы, он просто чудо.
Наверно, тебе стоит самой пойти на рыбалку.
Скоро мне вставят новые зубы, и я буду выглядеть, как Мэрилин Монро!
Сейчас возьмусь за желе. Жду в гости Грейс, опять принесет свое ужасное тушеное мясо. Не говори ей, что я тебе это сказала.
Помножь эти два поцелуя на миллиард, и получишь как раз столько, сколько я их тебе посылаю: Х Х. С любовью от твоей тети Тилли, чемпионки по приготовлению творожного желе”.
10. Жалобы
Лайла уже не считала, что все вокруг было “чудесно” и “невероятно”. Теперь все для нее стало “ужасным”. Иногда мне казалось, что она нарочно старалась вызвать к себе антипатию со стороны окружающих. Началось это на второй день занятий, когда Лайла потребовала, чтобы ей заменили девочку, с которой она жила в одной комнате. Девочку звали Белен, она училась в школе уже второй год.
- Я не могу понять ни слова из того, что она говорит, - жаловалась Лайла.
- Скоро привыкнешь и начнешь понимать, - уговаривала ее администратор спального корпуса.
Лайла позвонила своим родителям в Саудовскую Аравию и пожаловалась им. Потом она постучала в дверь кабинета дяди Макса.
- Мои родители не для того платят вам кучу денег, чтобы я находилась в комнате с кем-то, кто даже не говорит по-английски! - возмущалась она. - Если бы я знала, что мне придется жить вместе с иностранкой из Испании, я бы сюда даже не сунулась, можете быть уверены. Я хочу жить с американской девочкой!
Почти обо всех выходках Лайлы я узнавала в основном дома. Дядя Макс заранее предупредил меня, что, возможно, мне придется слышать вещи, которые необходимо держать в секрете. Я должна вести себя так, словно ничего не знаю о том, что услышала дома.
- Иногда, - сказал как-то дядя Макс, - мне, наверно, придется делиться с Сэнди разными неприятными новостями, и ты невольно можешь стать свидетельницей таких разговоров. Если ты будешь чувствовать себя неловко, сразу же дай мне знать.
Когда до моих ушей донеслось то, что касалось конфликта между Лайлой и Белен, я спросила дядю:
- Почему нельзя поселить ее с американской девочкой?
Дядя Макс объяснил, что основная задача школы как раз и состоит в том, чтобы объединить совершенно разных учеников.
- В итоге Лайла научится хоть немного говорить по-испански, лучше узнает Белен. А Белен научится английскому и познакомится с американской девочкой. Ничего, Лайла постепенно привыкнет и успокоится, вот увидишь.
Но Лайла и не думала успокаиваться. Целую неделю она ежедневно появлялась в кабинете дяди Макса и требовала переселить ее в другую комнату.
- Как ты можешь терпеть все это? - спросила его тетя Сэнди. - Честное слово, я бы так не смогла. Я бы прыгала до потолка от злости и кричала на детей, чтобы они замолчали. Окажись я на твоей должности, меня бы уволили на следующий день.
Через неделю я опять спросила дядю Макса:
- Почему бы вам просто не поселить Лайлу в другую комнату?
- Белен - очень хорошая девочка. Вот увидишь, в конце концов они с Лайлой станут лучшими подругами.
В понедельник после очередного визита к директору разъяренная Лайла выскочила из его кабинета и ушла с занятий. Она звонила по телефону родителям, поздно вечером звонила домой дяде Максу, она выбросила из комнаты вещи Белен, она не давала покоя администратору спального корпуса.
Теперь уже разозлилась Белен и тоже потребовала, чтобы ее переселили в другую комнату. Однако Лайла после трех дней возмущений и ругани вдруг резко переменила направление своих претензий. На этот раз ее не устраивало питание, которое, как она заявила, было отвратительным. Лайла даже собрала несколько подписей других учеников под требованием включить в меню столовой настоящие американские гамбургеры и настоящую американскую кашу. В столовой она ругалась с поварами: