Волх не знал, за что Хавр так люто ненавидит его и мать, но кожей чувствовал эту ненависть, как только они встречались. Волх был уверен, что именно Хавр посоветовал отцу взять себе вторую жену. Наверняка рус даже советовал, на кого именно стоит обратить внимание. Но Словен снова поступил по-своему и выбрал жену по своему вкусу.

Семь лет назад словене провели зиму на берегу великой реки Ра, которую греки все чаще называли Атиль. Тогда брат Словена Рус женился на сарматке Алкаре. В далекое путешествие на север за ней последовала сестренка Илмера. Ее-то и взял в жены Словен.

— Вот кто змея, — Волх злобно сплюнул.

— Что поделать? — вздохнул Клянча. — Княгиня Ильмерь молода, красива, а твой отец нестарый еще мужчина. Не суди его строго.

— А я не его, я ее, гадюку, ненавижу! Это из-за нее мать выплакала все глаза. Я бы дорого дал, чтобы и моя вторая матушка пролила хоть слезинку.

— Так это легко устроить! — подмигнул Клянча. — Помнишь баню, которую велел выстроить твой отец на берегу реки? Молодая княгиня часто ходит туда мыться. Моя Мурава у нее в подругах. Хочешь, разузнаю, когда у Ильмери банный день? Повеселимся. Если, конечно, отца не побоишься…

Волх надменно прищурил зеленые глаза.

— Боюсь?! Вот еще. Разузнай. Непременно повеселимся. И пошли-ка своих парней по чудским домам за рубахами. То-то будет потеха!

На лице княжича появилась злорадная улыбка.

Зябким сентябрьским утром из города к реке направилась тихая процессия. Впереди шла молодая княгиня Ильмерь. Она была невысока ростом, но богатая соболья шуба до полу, покрытая розовым шелком, делала ее выше. Замужний повой Ильмерь носила на восточный лад — заматывая чалмой на голове. Собираясь в баню, она не надела никаких украшений — только золотые обручья, схватывающие на запястьях широкие рукава рубахи.

За княгиней семенили подруги, а за ними — девки-служанки с вениками, мочалками, притирками, полотенцами, чистой одеждой и прочим банным инвентарем.

Ильмерь шагала упруго — только что не танцевала. Ей было радостно: чудесное солнечное утро, первые холода, предстоящая парная, новая льняная рубаха, которую собиралась надеть… Она то и дело останавливалась, чтобы сладко, по-кошачьи потянуться или погладить жемчужную от росы траву.

Баня была протоплена еще затемно. Над низким срубом, наполовину уходящим в землю, столбом вставал дым. Княгиня, скинув в сенях одежду, пошла мыться первой. Она долго, до прозрачности терла кожу мочалкой и собралась уже звать служанку, чтобы та попарила ее веником, как вдруг…

Вокруг бани поднялся отчаянный визг.

— Чудь! Чудь!

Ильмерь забралась на скамейку и открыла деревянные ставни. Из окна в парную дохнуло холодом. Почти на уровне ее глаз мелькнули босые ноги кого-то из служанок. Крики раздавались уже вдали. Вот дуры, — разозлилась Ильмерь. Их кто-то напугал, они разбежались, а ей что делать? Одеваться и идти домой — в одиночестве и не солоно хлебавши? А спину ей кто потрет?

Дверь распахнулась. В парную вошел человек в чудской рубахе с причудливыми узорами на груди. Бледный, как мертвец. Нет, это просто маска из бересты скрывает лицо. Чтобы никто не догадался, кто осмелился напасть на жену князя… Конечно, хмыкнула Ильмерь. Где уж тут догадаться…

— Пошел вон, змееныш, — с убийственным презрением произнесла она.

Волх в ярости сорвал маску. Она его узнала. И говорила с ним, как с холопом! Глаза слезились от густого пара. Волх ничего не видел и наугад размахнулся веником. Березовые прутья просвистели сквозь пустоту.

— Ничего. Куда ты теперь денешься, — процедил он, глотая горячий воздух. И вдруг что-то хлопнуло, сквозняком прохватило промокшие волосы… Ушла! Эта ловкая, скользкая тварь ушла через окно!

Снаружи послышалось улюлюканье дружины. Волх выбежал наружу, завертел головой.

— Она к реке побежала, — подоспел Клянча.

— А ты где был? — рявкнул Волх.

— Да тут стоял! Полно, Волх, что ты задумал? Пошутили и будет. Хватит с нее и того, что пришлось нагишом по холодку побегать. Нельзя же травить княгиню, как лосиху!

— Какая она княгиня, — прошипел Волх и, оттолкнув приятеля, пустился бежать вдоль берега. Ничего. Она не уйдет. Змея, заползшая на брачное ложе родителей, сегодня получит свое. Что именно получит Ильмерь, когда он ее догонит, Волх не знал. Он загонял ее вниз по оврагу к реке, отрезая любой путь к отступлению.

Но на берегу его ждал только шумный всплеск. Темноволосая голова Ильмери вынырнула недалеко от берега. Вот сумасшедшая, — опешил Волх. Вода-то ледяная! Ничего, зато долго она там не просидит.

Ильмерь сносило по течению. Волх, похлопывая себя веником по колену, прогуливался вдоль берега.

— Ну что, тепло ли тебе, матушка? Хороша ли парная? — поинтересовался он. — Вылезай, а то застудишь себе что-нибудь!

— Змееныш, — отфыркиваясь, отвечала Ильмерь. — Да в воде и то теплее, чем там, где ты ползаешь, приблудень!

— Ну да, тебе к холоду не привыкать! Стариково ложе небось не греет!

— Ты-то что в этом понимаешь, недопесок.

Ильмерь все-таки не выдержала. Она пошла к берегу, разводя руками темные воды реки. Серо-зеленые глаза ее светились ярче на порозовевшем лице. Желтый лист запутался в кольцах волос и блестел, как золотая подвеска.

Волх вдруг оцепенел, и язык у него приклеился к небу. Колдунья, чары наложила, — мелькнула мысль и пропала. Пропали все мысли до одной. Он просто стоял и смотрел, и глаз не сводил с ее груди — неестественно тяжелой для такого тонкого тела.

Ильмерь победоносно усмехнулась. Она прекрасно видела, что происходит с мальчишкой.

— Ну что, язык проглотил? Ступай к мамочке, дурень!

Она не глядя прошла мимо него. Пахнуло речными травами — как от русалки. На берег высыпали служанки и подружки. Испуганно косясь на Волха в чудской одежде, они запричитали, закутали княгиню в полотенца.

— Дуры трусливые, — обругала их Ильмерь. Она оттолкнула служанку с шубой и в одной рубахе пошла к городу. Волх смотрел ей вслед. Ему казалось, что следы ее маленьких ног светятся на опавшей листве…

А потом он долго один сидел на берегу. Он прогнал приятелей, рискнувших сунуться к княжичу с вопросами. Вокруг царствовала осень. Она набросила пестрые лохмотья на лес и сплавляла по реке листья, словно золотые ладьи. Волх встречал осень в пятнадцатый раз, но никогда еще не видел ее такой.

Тысячи смутных образов проносились в его голове. Они были стыдными и страшными, а иногда — ослепительно красивыми. Они мучили — и вместе с тем казались несметным богатством. От реки пахло дурманом, и ветки лозняка вились, как кольца темных волос.

Волх с силой потянул за оберег. В кулаке что-то хрустнуло. Волх с удивлением разжал руку — у него на ладони остался деревянный обломок. У солнечного колеса — четыре конца, загнутых посолонь. Утро, день, вечер, ночь. Четыре времени года… Один конец откололся. Нервы у княжича звенели — сейчас его взволновала бы и меньшая неприятность. Чувствуя ком в горле, он вскочил и опрометью помчался к городу. Так в детстве он бежал, разбив коленку, чтобы уткнуться в материнский подол. Домой.

Княгиня Шелонь сидела за пяльцами у раскрытого окна. Алый стежок, желтый стежок, золотая нить… На небеленом льняном полотне расцветали волшебные сады, расправляли крылья диковинные птицы…

— Что это будет? — спросил Волх.

— Вырей. Заоблачная страна. Видишь дерево? На одной ветке висит солнце, на другой — луна. Когда мы умрем, хозяйка Мокошь пошлет нам ласточку. У ласточки будет ключ от заоблачной страны. Она отопрет ворота, и тогда наши души совьют здесь гнезда.

Мать наклонилась к сыну, прижавшемуся к ее ногам, и серебряные кольца на ее висках тихо зазвенели. Ее большие, сильные руки растрепали Волху волосы, поправили ворот рубашки. Потянув за ремешок, Шелонь вытащила пострадавший оберег и долго внимательно рассматривала. Потом ласково взяла сына за подбородок. Под пристальным взглядом матери Волх опустил глаза.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: