Мар тоже ненавидел Волха — потому что его баба убила Альва, а еще потому что смертельно его боялся. Мудрено ли: он видел, как земля разверзлась по мановению руки Волха. Но Мар старательно скрывал свой страх.

— Ты, змеев ублюдок! — прорычал он. — Да как ты…

— Замолчи, Мар! — сердито зазвенел мальчишеский голос. Из-за спины Мара появился Волховец. — Братец, Хавр от моего имени просит тебя и твоих друзей прийти вечером на Перынь, — сказал он, особо подчеркнув слово «просит».

Волх вскочил, вытолкал опешившего руса в сени и, закрыв дверь, прислонился к ней спиной. Волховец испуганно заморгал под его пристальным взглядом.

— А ну, говори, что вы с Хавром задумали.

— Я ничего с ним не надумывал, — жалобно сказал мальчик. — Выпусти меня!

— Не выпущу, пока не скажешь.

Лицо Волховца напряглось и побледнело.

— Волх, перестань, — вмешался Бельд. — Выпусти брата. Князь, не волнуйся, мы придем.

Волх слегка посторонился, и Волховец молнией выскочил из трапезной.

— Ну и какого лешего… — набросился Волх на Бельда.

— Да такого! — огрызнулся Бельд. — Сам не понимаешь, что ли? Людей нельзя загонять в тупик, они становятся опасны и непредсказуемы. У парня уже и губы задрожали. Он же князь, а ты с ним как с мальчишкой, это унизительно! И все равно мы не можем не идти. Что бы Хавр там ни затеял, мы должны это узнать не понаслышке.

— Больно умные все, — пробурчал Волх, но возражать не стал.

После заката на Перыни собрался почти весь город. Хавр велел: приходите! — и люди пришли. Кто из страха ослушаться, кто из любопытства. Снег хрустел под сотнями ног, в ярком свете звезд и костров скользили множественные тени. Перед идолом Перуна совершалась великая треба.

Восьмилистник Перуна горел особенно жарко. Когда ветер раскидывал и рвал пламя, фигура грозного бога, казалось, исполняла воинственный древний танец. Это зрелище пугало и завораживало, и зрители невольно понижали голос.

Волх с друзьями стоял особняком и от русов, и от дружины Словена, плотным кольцом окруживших жертвенник и жреца. Его бывшая дружина затерялась среди горожан, которые сторонились его, как прокаженного. Чтобы не замечать этого унизительного остракизма, Волх задрал голову к небу.

Этим вечером оно было особенно красиво. Звезды щедро рассыпались по темному своду, мерцая из-под прозрачных облаков. Волх не знал их названий. Одной, самой яркой и прекрасной, он давно придумал имя, но губы замерзали от горя, пытаясь его произнести…

— Сегодняшняя ночь самая длинная в году, — зевая, заметил Клянча. Он зябко топтался на месте. — И видимо самая холодная. Сейчас бы дома, у печи, с чем-нибудь горяченьким в чашке… Какого лешего Хавру от нас понадобилось? Без нас, что ли, не мог своих петухов прирезать, мясник?

— Хавр собрался нам что-то показать, — сказал Бельд. — И он знает, что нам это не понравится. Посмотрите на русов. Они вооружены, как на битву.

Волх и Клянча огляделись. Сакс был прав. Наемники явились на требу в полном боевом снаряжении.

— Ну, не принесет же нас Хавр в жертву вместо петухов, — поёжился Клянча. — Хотя от него всего можно ожидать. Когда он рядом, мне очень неуютно без оружия.

Тем временем Хавр закончил долгую молитву. Мар подал ему первую корзину с петухами. Птицы плескали крыльями и кричали, вытягивая шеи. Жрец деловито засучил рукава и взялся за нож. На жертвенный камень рекой полилась птичья кровь.

— Глянь-ка на своего братца, Волх Словенич, — недоброжелательно усмехнулся Клянча. — Ему курочек жаль. Как бы в обморок не брякнулся, бедолага.

Юный князь, стоявший рядом со жрецом, действительно был бледен и напряжен. Его тошнило от вида и запаха крови, и мальчик из последних сил старался этого не показать.

Наконец последний петух был убит во славу Перуна. Треба закончилась. Но Хавр не отходил от жертвенника, о чем-то вполголоса переговариваясь с русскими воеводами. Потом он повернулся, красивым жестом возведя руки к небу. Волху показалось, что Хавр смотрит прямо ему в глаза, и этот взгляд снова вызвал смутное беспокойство.

— Плохо дело, словене, — заявил жрец, качая головой. — Великий Перун брезгует нашей жертвой. Он очень, очень сердит на нас.

Его негромкая речь удивительным образом была слышна по всей Перыни, как будто он шептал ее на ухо каждому. После многозначительной паузы, дождавшись тревожного ропота слушателей, Хавр продолжил:

— Мы проявили ужасную неблагодарность. Громовержец ни на миг не оставлял нас своей защитой, а мы?! Мы поклонялись его врагу, гнусному змею, осквернившему его жену! Мы были слепы и глупы — довольно! Давайте наконец покажем великому Перуну, что мы его любящие дети! Тащите его сюда!

На другой стороне площадки четверо русов ловко накинули арканы на шею Велеса. И деревянный идол внезапно рухнул, как подкошенный, а наемники поволокли его по снегу. Люди ахнули. Потом закричали. Испуганно запричитали женщины. Но русы еще плотнее сомкнулись вокруг жертвенника.

— Вот сволочь… — сквозь зубы прошептал Клянча. — Ты смотри, Волх Словенич, что он надумал, понимаешь?!

— Еще бы…

Волх сжал кулаки. На миг ему показалось, что тащат по земле не истукан, а беззащитное человеческое тело. Ноги сами понесли его вперед.

— Куда, куда! — Клянча вцепился ему в плечо. — Глянь, как он на тебя смотрит! Он ведь только этого и ждет…

А Бельд добавил:

— Волх, это всего лишь статуя…

Поверженного Велеса подкатили к ногам Хавра. Медленно, смакуя каждое движение, жрец Перуна поставил ногу на голову идола и криво усмехнулся. Потом обернулся к своему божеству.

— Ты — князь среди богов, громовержец. Твои молнии разят непокорных. Сегодня я буду твоей молнией, великий Перун!

Откуда ни возьмись, в руке Хавра появился горящий факел. Жрец высоко поднял его над головой, а потом резким, действительно молниеносным выпадом воткнул идолу в самое сердце. Дерево вспыхнуло, огонь торжествующе заплясал. Из-за спин русов словене смотрели, как тело Велеса превращается в обыкновенное обугленное бревно. Смотрел и Волх. Вертлявые языки пламени отражались у него в глазах.

Люди роптали:

— Как же так? Ведь наши деды, прадеды…

— Нет, Перун, конечно, великий бог, но Велес-то чем хуже?

Но глядя, как русы сжимают в могучих руках мечи, словене приглушали ропот. А потом прозвучали и совсем другие слова:

— Да вы подумайте, будь Велес сильнее Перуна, разве допустил бы такое над собой измывательство?

— Сырое дерево, а так вспыхнуло. Неспроста это! Непростой огонь!

— Старый бог ослаб, он не смог защитить себя, не послужит и нам защитой…

— Что князья, что боги — не важно кто, лишь бы нас не обижали.

— Подумаешь, из-за чего сыр-бор, это же просто деревяшка…

Хавр ударил останки идола ногой, разбив их на тлеющие угли. Осколки эти он долго, с наслаждением топтал, пока не превратил в прах. Но и на этом жрец не успокоился. Он велел своим помощникам соскрести с этого места почерневший снег и выбросить его в реку.

— Теперь расходитесь! — велел он людям. И словене, расстроенные и озадаченные, понуро побрели к городу.

Волх долго не мог сделать ни шагу. Он стоял, как приросший, и лишь твердил про себя: это всего лишь статуя. Пустая деревяшка. Его там не было. И все равно сердце мучалось от страдая от необъяснимой, но страшной потери. Наконец Бельд и Клянча обняли его за плечи и силой повели прочь.

На пути у них вырос Волховец. Мальчик робко вгляделся в лицо брата и ужаснулся увиденному. Чувство вины причиняло ему боль, но юный князь не без успеха с ним боролся.

— Хавр хотел, как лучше, брат, — пискнул он. — Он считает, тебе это поможет.

— Ни слова, — быстро шепнул Бельд задрожавшему от ярости Волху. А Волховцу он сказал: — Князь, будь милосерден, оставь в покое брата. Сегодня ты причинил ему большую боль.

Лицо Волховца вытянулось. Он давно уже не слышал выговоров.

— Ты много себе позволяешь, сакс, — заявил он. — Не забывай: я князь, а ты — бывший раб.