— Ханна, на тебе перевязка, я сейчас Клима проверю, а заодно и «пациента» притащу.

— Договорились, — невнятно буркнул тот, будучи уже всецело поглощен медицинскими заботами.

Вот и хорошо, даже великолепно. Все живы и практически здоровы, что же до легкого ранения, то это в нашей насыщенной жизни так, мелочи, не заслуживающие особого внимания.

— Ну что, Стилет, всех изъяли из мира живых? — жизнерадостно поинтересовался Клим, едва только заметил мою персону. — А может, кто-то все таки остался?

— Остался, как же иначе… Трупы врагов всем хороши, но вот отвечать на вопросы не в состоянии. Пошли, мон шер ами, поможешь мне перенести оставленного в живых в относительно приемлемое для допроса место, а то в той комнате несколько… неуютно.

— Я все же взгляну.

— Да милости просим. Сейчас там Висельнику руку перевязывают, хорошо хоть пуля навылет прошла, да и кость не задета.

— До свадьбы заживет, — отмахнулся Клим и тут же чуть было не свалился от припадка гомерического хохота.

Эк как его разобрало! Причины столь эмоциональной реакции, тем не менее, вполне понятны, но только для узкого круга лиц. Месье Висельник, по его собственным словам, слишком любит прекрасных дам и не хочет ограничивать себя выбором одной-единственной. Добавить к этому его нерушимые принципы о верности клятвам, и получим, что искать приключений на стороне после связывания себя кандалами Гименея он уже не сможет… Выводы напрашиваются сами собой.

Помощь в переноске пленника. Не совсем корректно прозвучало, поскольку Клим, ничтоже сумняшеся, взвалил спутанное по рукам и ногам тело на плечо и просто понес его, как будто это было нечто легкое и практически невесомое.

Заглянув в комнату, больше похожую на поле боя, чем на когда-то уютное помещение, я, к удовольствию своему, увидел, что медицина сказала веское слово, и Висельник щеголяет свеженаложенной повязкой, ну а состояние духа у него злобно-бодрое. Откровенно говоря, в самый раз, так и нужно для наших дел.

— Переходим в другую комнату, господа офицеры. Здесь находиться не совсем комфортно, да и вообще…

— Может, сначала тела осмотрим? — проявил инициативу Ханна.

— Вряд ли это что-то даст, но чем черти не шутят, когда в хорошем настроении пребывают. Висельник! Иди с Климом в соседнюю комнату, и можете готовить этого человека к допросу. Ну а мы тут ненадолго задержимся.

Учитесь убивать! Эти слова надо было бы выбить на каменной плите и положить ее перед входом в большинство кадетских корпусов, а заодно и у входа в учреждение, где имею честь обретаться я со своими друзьями. Учитесь убивать… Или вы убьете своих врагов, или они сделают то же самое с вами — третьего варианта быть не может. Разгромленная комната с окровавленными трупами могла послужить образцово-показательной картиной, иллюстрирующей приведенную выше житейско-философскую мудрость. Они хотели убивать, но их опередили, только и всего. Остальное же — просто внешний фон. Голова, разнесенная револьверной пулей, словно спелая дыня, приторный аромат крови, выпавшие из ослабевших рук револьверы…

Как я и предполагал, обыск тел не дал ничего стоящего. Ханна, хоть и был несколько разочарован отсутствием результата, но принял сей факт как должное. Раз на раз не приходится, это при прошлой перестрелке мы нашли на одном из трупов довольно ценные записи, которые были незамедлительно переданы нашему непосредственному начальству. Кстати, нужно будет поинтересоваться, помогли ли они в разработке одного человека, что мог стать очень ценным информатором.

Пусть… Сейчас у нас есть нечто более ценное, чем мертвые и безжизненные листы бумаги — живой террорист, способный дать ответы на интересующие нас вопросы.

— Держи его! Не дай проглотить! — раздался рев Клима.

Да чтоб вас всех, неужели опять?! Я рванул к выходу из комнаты как на крыльях, едва не столкнувшись в дверном проеме с Ханной. Поздно… Когда мы оба появились в соседней комнате, наш пленник уже перестал быть таковым, превратившись в совершенно бесполезный с точки зрения получения информации труп.

— Клим, что ж ты так?

— Оплошал, каюсь. — Вид у него и в самом деле был донельзя расстроенный. — Слишком быстро все произошло, не успели мы ни разум его подчинить, ни просто голову удержать.

— В воротнике, что ли, прятал яд?

— Хуже… — сказал, словно плюнул, Висельник. — Полый зуб.

— Что?

— А то! Никогда такого не видел. На вид словно настоящий, а тут вдруг такая сложная вещица. Слушай, Стилет, я на всякий случай остатки зуба с собой взял, может, удастся что интересное узнать.

— Бери, — пожал я плечами. — Вдруг действительно на что путное сгодится. А заодно и документики прибери, если они у него были. Ах уже взял! Ну тогда и вовсе великолепно. Все, хватит рассиживаться, пора отсюда уходить, а то чего доброго городовые прибегут.

— Верно. Нам их общество не нужно. Тихо пришли, тихо ушли, а лишняя известность как-то ни к чему.

Известность… Она хороша разве что в тех случаях, когда твоя деятельность не нуждается в окутывании ореолом тайны, находится у всех на виду и пользуется хотя бы относительной благосклонностью окружающих. Работа же тайной полиции — совсем иное дело, здесь чем меньше известность, тем спокойнее и эффективнее работается.

К тому же не стоит забывать, что мои методы ушли от привычных для большинства сослуживцев настолько далеко, что эту пропасть просто нельзя перепрыгнуть ни с одной, ни с другой стороны. Приходится значительную часть усилий прилагать на решение довольно далекой от основного занятия проблемы — удерживать начальство от не слишком обдуманных по отношению к нам действий. Ох уж это начальство! Полковник Алферьев, при всех многочисленных недостатках, не является, однако, тупой и ограниченной персоной, в уме ему отказать невозможно. А значит, и разговор с ним будет отнюдь не самым приятным моментом в жизни. Разговор, который состоится завтра, ну в крайнем случае через день.

Будь оно все проклято! До чего же я ненавижу неожиданные вызовы от начальства, особенно ранним утром и когда точно уверен, что ничего мало-мальски приличного ожидать не приходится. Мало того, внутреннее чутье подсказывает — полковник решил собрать всех из нашей группы. Очередная вспышка начальственного гнева? Возможно, но столь быстрая реакция не совсем характерна для Алферьева со свойственной ему медлительностью и основательностью.

Тогда что получается? Получается самое неприятное — на него воздействовали сверху. Смысл? Гадать пока не хочется, хотя предположения уже имеются. Лучше подождем, а там будем действовать по ситуации. И все же терпеть не могу собираться второпях, особенно брить успевающую отрасти за сутки щетину… Предстать в небритом и помятом виде я категорически не способен, есть у меня такая слабость. Ну, или достоинство, каждый судит об этом в меру своих понятий и определений. А присланный за мной курьер подождет, не велик барин.

Откровенно говоря, не люблю все, так или иначе связанное с лошадьми, но зачастую приходится использовать сей вид передвижения по городу. Ну и в самом деле, не на паровозе же внутри города перемещаться? Хорошо хоть на сей раз обычная, в общем, поездка в экипаже, не вызывающая столь отрицательных реакций, как непосредственно скачка на существе с копытами. Ни тебе отдохнуть во время поездки, ни тебе поразмышлять на сколь-либо важные темы. Невозможно сосредоточиться, и все тут! Одно неплохо — экипажу всего десять минут езды от моего дома до здания, где уютно расположилось Третье Отделение, оно же просто «охранка» для подавляющего большинства людей.

Обычно я являлся туда в обычном виде, то есть без мундира и уж само собой без орденов, пожалованных за не столь долгую, но от этого не становящуюся менее усердной и результативной службу. Но сейчас пришлось влезть в довольно неудобный мундир, заменить трость на шпагу, да и пара орденов создавала необходимый для разговора эффект…

Как я и ожидал, у входа в кабинет полковника собралась и остальная троица: Клим, Ханна и даже Висельник, который как нельзя лучше соответствовал своему прозвищу. Неудивительно, рана хоть и пустяковая, но улучшению состояния не способствует, особенно если еще и отдохнуть как следует не дали, подняв с постели ну очень ранним утром. Да уж, я все-таки думал об Алферьеве несколько лучше, чем он того заслуживал! Очевидно, часть испытываемых мной эмоций все же отразилась на лице, потому как Клим поспешил несколько прояснить ситуацию: