Затем Завидов подошел к строителям:

- Молодцы, мужики. Завтра с утра расставляю своих парней, и пусть только китаеза попробует сунуться.

- Хорошо! Выпить бы еще сейчас, - заявил Мишка.

- Может тебе еще бабу подать? - Засмеялся один из строителей. - Потеплее какую.

- Теплей его Таньки нет. Только с ней сейчас неинтересно, с икрой она.

- Ну, бабу не обещаю, а вот выпить… - Шубин достал из сумки трехлитровую баклажку припасенного спирта.

- О, живем, парни!

- Иван Михайлович, ты человек!

- А ты сомневался? Еще какой человек! Человечище!!!

Это была очень необычная мужская пьянка. Пошел дождь, так что они забрались в один из ДОТов, развел спирт родниковой водой, сварили лапшу с тушенкой и до утра сидели, разговаривая не о житейских глупостях, а о политике, о том, будет война или нет, о том, какой чудо фортификации они построили.

- Все хорошо, вот только кончиться война, и что будем дальше делать? - Сказал Михеев, тракторист, в прошлом орденоносец, едва не спившийся за последние годы.

- Быстро ты ее уже выиграл, - хохотнул Мироныч, наворачивая кашу с тушенкой. - Она еще и не начиналась.

- Да выиграем мы ее, мы всегда выигрываем справедливые войны. Это если Порт-Артур или Афган, тогда проигрываем. А когда на нас нападают, завсегда бошку врагу свернем.

- И что будет тогда? Чего ты сейчас-то гоношишься? - Не понимал Мироныч.

- Да я про то, что строили мы вот этот форт, цель была. А потом что? Опять безработица, опять водку паленую жрать? - Настаивал Михеев.

- Ну, ты заелся. Цель ему нужна…

- Да нет, он прав, - сказал Мишка Корнеев. - Иногда вот так живешь, и каждый день одно и тоже, одно и тоже. Встал, умылся, поел, на работу, с работу, стакан пропустил, пришел, поел, женку потискал и снова спать. Дни как… автоматная очередь. Пули одни и те же, календарь нее успеваешь менять.

Мироныч возмутился:

- Да ты заелся! Ты еще вспомни про идею, как там?…

- Общая идея российского народа, - подсказал Митька Сафронов, бывший учитель истории, выгнанный из всех школ области за хроническое пьянство и докатившийся до деревенских пастухов.

- Вот-вот! Есть что жрать - и то уже хорошо. Есть где спать - уже здорово!

- Ну, ты сказал… - начал Мишка, но его остановил самый старый из этой компании, старик Самсонов.

- Постой, Мишка. Я вот, сколько прожил, восьмой десяток живу, одно могу сказать. Идеи, идеи. Фигня все это. Жить надо и все. Я ведь еще отечественную войну хватанул, совсем мальцом был. Мы тогда об одном думали - как выжить, а это в тылу врага было, в Белоруссии. Эх, и голодали мы тогда! И лепешки из семян лебеды ели, и кору осиновую грызли. Глину ели, была такая у нас в овраге, цветом и вкусом на шоколад похожая. Да только одной глиной не наешься. Нас у матери семь человек было, да дедов трое. Они первые умерли. Мать устроилась в хлебопекарню к немцам, натолкает под лифтик кусков хлеба, придет и нас этим хлебом кормит. Идет мимо проходной, а сама аж обмирает - так страшно было. Нашли бы немцы этот хлеб - повесили бы ее. За ними не заржавело. Было такое. Потом наши пришли, она так и работала в той же хлебопекарне, уже для наших хлеб пекла. И тоже хлеб продолжала воровать, хотя за такое могли и расстрелять уже наши. Посадили бы точно, не смотрели бы, что детей по лавкам как вшей на голове тифозной. А только все равно из семи детей трое только выжили, я сам младший.

Он замолк.

- Так что ты хотел сказать, Иван Михалыч? - Спросил Мироныч.

- Да что сказать? Жить надо. Детей плодить.

- Он прав, - подал голос бывший учитель. - Вот сейчас говорят, что раньше идея была - за веру, царя и отечество. Только русские за себя бились и когда ни веры, ни царя еще не было. Кто-то подсчитал, не помню уж, Соловьев или Карамзин, что у нас в истории за триста лет только два года было, когда никто на нас не нападал, когда Россия ни с кем не воевала. И главное было для России - выжить. После половцев, печенегов, татар. Отобьются, и снова строят города и деревни, хлеб пашут. Вот она и есть эта идея. Выжить, чтобы Мишкины дети, когда выросли, понимали китайский, английский, а вот думали, говорили на русском языке, да и жили на русской земле.

На этом дискуссию закрыли, в деревню решили не ехать, все рухнули спать прямо в казематах форта. На карауле осталось только шесть человек солдат.

Не спали еще Шубин и Завидов. Они отправились в штаб укрепрайона, доложили руководству, и, поспав буквально пару часов в Уазике Шубина, отправились обратно в свой форт. Уже светало, когда они подъехали к территории гарнизона.

Временный, сборный щитовой барак располагался в трех километрах от форта. Шубин, несмотря на тряску, задремал, и проснулся от того, что машина дернулась и резко остановилась. Завидов выругался, выпрыгнул из машины.

- Стой, стой Колодин! Ты куда?

Шубин так же выбрался из кабины. Завидов же трепал за грудки щуплого солдатика с двумя лычками младшего сержанта.

- Ты куда идешь? Ты куда собрался, за водкой? Колодин, ты чего молчишь? Ты же сегодня дежурный по роте, ты куда пошел?

Но сержант молчал, только отталкивал капитана от себя, и все порывался идти дальше. Шубина поразило лицо, и главное - глаза сержанта. Они были совершенно безумными, затем изо рта солдата пошла пена, Колодин упал на землю и начал биться в конвульсиях.

- У него что - падучая? - Отступая назад, спросил Завидов, с отвращением на лице рассматривая своего сержанта.

- Похоже на эпилепсию, - подтвердил Шубин. - Надо бы ему разжать зубы.

- Я… я не могу. Я брезгую этим вот…

Приступ у сержанта, слава богу, кончился сам. Шубин скомандовал:

- Грузи его на заднее сиденье, повезли в роту.

Они с трудом запихали обмякшее после припадка тело сержанта на заднее сиденье, поехали дальше. К удивлению офицеров их никто не встретил на КПП, так что они беспрепятственно проехали к крыльцу казармы.

Завидов уже заранее психовал:

- Они что там, охренели все?! Полчаса уже как подъем должен быть! Капитан шел первый, он и увидел солдата, сидящего на табуретке, и мирно спавшего, положив голову на тумбочку. Он не поднял голову и никак не отреагировал на шаги капитана.

- Что вы тут все, перепились, что ли? - Рявкнул Завидов. - Казарин!

Солдат не реагировал, капитан толкнул спящего в плечо, и тело его бесформенным мешком сползло на пол. Только тут и Шубин и Завидов увидели потек крови на ухе солдата.

- Что? Что это такое? Что!!! - Закричал Завидов, и кинулся в казарму. Электрический свет заливал обширное помещение казармы, все они были здесь - сто пять солдат его роты. Их собирали со всей страны по своим, солдатским специальностям - артиллеристы, пулеметчики, связисты. Они лежали на своих кроватях, кто на левом боку кто на правом, кто на спине, кто на животе - кто как привык и любил спать. Все было как всегда, но только не было слышно ни храпа, ни стона, ни дыхания. Только небольшие потеки крови от уха на подушку, да, кое-где - лужицы бурого цвета на полу.

- Я, я… спал в канцелярии, - раздался сзади голос. Офицеры невольно вздрогнули, но это был сержант Колодин. Взгляд его сейчас хоть и блуждал по сторонам, словно он боялся смотреть вперед, но говорил он вполне разумно:

- Я заперся, чтобы не тревожили… будильник на шесть поставил… выхожу, Казарин вроде спит, я ему щелбан дал, пошел дальше роту поднимать… свет включил… а они лежат…все… мертвые…

- Шомполом, в ухо. Я слышал только про такое, бывало еще во времена острова Даманского, - пробормотал Шубин.

- Выходит, что нет у меня части? Некого ставить к пушкам? - Завидов неверными движениями руки начал выдирать из кобуры пистолет, но Шубин врезал ему по лицу кулаком, и взгляд капитана стал осмысленным.

- Брось! Если ты еще застрелишься, кто будет воевать?! Поехали в деревню, надо мужиков сюда. Похоронить, и вообще…

Они успели как раз вовремя. Три крытых Урала уже были готовы отправиться в путь, мужики шутили и смеялись над запасливым Миронычем, прихватившим с собой половину нажитого за жизнь имущества. Он притащил с собой небольшой телевизор, магнитофон еще советской сборки, два чемодана, какие-то мешки.