Рид во многом симпатизирует Стрикленду, особенно его попыткам обрести смысл существования. Но именно автор, как никто другой, знает возможные пределы самоосуществления своего героя. Стрикленд не глуп, профессионален, приятен в общении, чувствует ответственность за семью, любит детей. Но в этом наборе положительных качеств нелегко разглядеть индивидуальность Джона, его душу. Что отличает его от сотен других умелых адвокатов, так сказать, по роду своих занятий принадлежащих к классу буржуазии?

Желание более справедливого мироустройства? Пожалуй, что так.

Но в своих критических ламентациях, да и в положительной программе Джон не идет далее обычного британского реформизма. Его метания во многом инфантильны и порождены присущим ему эгоизмом. Ведь и вправду его интерес к лейбористской политике возрождается тогда, когда он испытывает острое разочарование в семейной жизни. Связь между человеческой психологией и политикой чрезвычайно сложна, но она существует, и, наверное, Рид прав, убеждая нас в том, что Джон обращается к политической деятельности, побуждаемый скорее эмоциями, нежели убеждениями.

Одним словом, Джон во всем двойствен и непоследователен. В его характере нет какого-то объединяющего, цементирующего стержня.

Собственно, обреченность всех благородных порывов Джона предсказана в самой первой главе. Его глубокое безразличие к судьбе Терри Пайка неопровержимо свидетельствует о том, что он принадлежит к когорте «глобалистов», которые переживают за страждущее человечество и безразличны к своему ближнему.

В Джоне хоть и скрыто, но тем не менее сильно гедонистическое начало: ему намного приятнее встречаться с Паулой, нежели с избирателями.

Среди женских образов книги образ Паулы Джеррард — наиболее яркий и парадоксальный. Дочь миллионера, рассуждающая о «двух нациях» в английском обществе, понимающая, что классовые различия в современной Британии измеряются не только материальным достатком, Паула — запоздалое порождение пошедшего на спад молодежного движения. Живая, ищущая натура, она задыхается в мертвенной атмосфере огромного родительского дома, где бесценные произведения живописи собраны только затем, чтобы стены не выглядели пустыми. Для сэра Кристофера Джеррарда деньги давно превратились в предмет единственной, всепоглощающей страсти — ему ненавистна сама идея их тратить, когда можно их выгодно пустить в оборот и получить прибыль на вложенный капитал. Поэтому-то и царит в доме Джеррардов убийственный холод, как в прямом, так и в переносном смысле. Нетрудно понять и тягу Паулы к уголовному братству и его лжеромантике: ей так не хватает в жизни риска, игры страстей, ежеминутной борьбы за существование. Несмотря на то, что ее критика общества звучит порой более радикально и доказательно, нежели умеренно лейбористские построения Джона, у нее вообще нет никакой позитивной программы. Для нее, как и для Джона, игра в политику — одна из наиболее простых форм самоутверждения.

Пожалуй, она по-своему действительно любит Джона, но он нужен ей не в качестве революционера или народного заступника, а в качестве мужа, члена правительства. Радикализм Паулы — по природе своей «радикализм гостиной». Вовремя щегольнуть левой фразой, шокируя окружающих, привлекая к себе внимание неожиданным свободомыслием, было модным среди определенной и немалой части западной интеллигенции 70-х годов…

Естественно, что «революционеры гостиных» быстро остепенялись — обзаводились семьей, вступали в фамильное дело или становились законопослушными чиновниками. Не составляет исключения и Паула. Дочь своего класса, она не привыкла отказывать себе ни в каких желаниях. Закон животного мира — выживает сильнейший — действует в капиталистическом мире в несколько модифицированном виде: выживает тот, кто богаче. Так что, «покупая» себе Джона ценой жизни Клэр, Паула действует тем же путем, что и ее батюшка, судя по ее замечанию, не придерживающийся моральных норм в денежных вопросах.

Думается, что образ Клэр наименее интересный и выразительный среди образов романа. Клэр, по всей видимости, права, считая, что социалистические убеждения Джона не что иное, как поза. Ее судьба типична для многих женщин среднего класса, им тесно и душно в рамках семьи: вечно занятый служебными заботами муж, постепенно уделяющий все меньше и меньше внимания ей, домашние заботы, дети… Но как им достичь необходимой самореализации в существующих условиях, они сами не знают.

Образ католички Клэр становится до некоторой степени рупором идей автора и в силу того, что сам Рид — верующий католик. Однако тема католицизма входит в роман не столько религиозной, сколько нравственной стороной. Для Рида, как и для его старших современников — Ивлина Во, Грэма Грина, Мюриэл Спарк, — в заветах католицизма заключен свод моральных правил и норм, необходимых в мире, устои которого рушатся на глазах.

По замыслу Рида, своеобразным толчком к происходящей в герое переоценке ценностей становится повесть «Смерть Ивана Ильича» Льва Толстого, которую тот случайно снимает с полки в доме родителей жены. Произведение Толстого, опубликованное, кстати, ровно сто лет назад, становится важным лейтмотивом романа — в герое русского писателя Джон вдруг неожиданно видит свои собственные черты. На пороге смерти Ивану Ильичу открывается истина, к которой во многом под влиянием толстовского произведения приходит и герой Рида: вся прошлая «удачная», «правильная» жизнь — «все это было не то, все это был ужасный огромный обман, закрывающий и жизнь и смерть».

Нравственные страдания Ивана Ильича преображают Джона, делают другим человеком. Гибель Клэр, утрата иллюзий карьеры, разочарование в Пауле подводят Джона к мысли: отныне его моральный долг — посвятить себя воспитанию детей. В финале романа чувство ответственности за молодое поколение придает смысл его жизни. Эволюция Джона позволяет считать его в глазах автора героем положительным.

Важная роль в системе образов романа отведена двум эпизодическим персонажам — брату Клэр и Терри Пайку. Путь Гая от частной школы и университетского диплома к торговле мороженым в Гайд-Парке, еще один вариант «пути вниз», который сознательно проделали многие выходцы из состоятельных семей, выражая таким образом свой, личный протест против общественной структуры капитализма. Ясно, что Гай и ему подобные не борцы, но у многих из них неприятие буржуазных ценностей более последовательное, чем у Джона или Паулы.

На социальной лестнице продавец мороженого, к тому же часто бывающий безработным, должен стоять даже несколько ниже хотя и побывавшего в заключении, но все-таки квалифицированного автомеханика Терри Пайка.

Но парадокс современного британского демократического общества «равных возможностей» состоит, как известно, в том, что Гай, чем бы он в настоящий момент ни занимался, какие бы левые фразы ни произносил, всегда будет принят в «свете», ибо в Англии до сего дня существеннейшую роль играет происхождение, семейные связи и отношения. Терри же вход в этот круг заказан, в чем убедилась и увлекавшаяся им Паула. Писатель сам остро ощущает глубокую пропасть, реально существующую между классами в Англии. Он однажды сказал мне фразу, по правде говоря, меня удивившую: «Если я и рискну зайти в какой-нибудь паб в Ист-Энде (рабочий район Лондона. — Г. А.), то меня там могут и не обслужить, потому что моя речь слишком правильная». Собственно, классовые конфликты и противостояния — одна из главных сквозных тем романа.

Думаю, вот это самое чувство принадлежности совсем к «другому обществу» слишком хорошо знакомо не только Терри Пайку, человеку, имеющему профессиональную квалификацию, но и тысячам выпускников школ, каждый год пополняющим армию безработных.

Тот, кто после школы не может найти работу, получает пособие 17 фунтов в неделю. Жить на эту сумму немыслимо: пачка сигарет стоит около фунта, билет в кино два-три фунта, одна поездка из того же Хакни в центр города и обратно обойдется в фунт с лишним. Быть может, именно потому изобилие товаров в магазинах на Оксфорд-стрит ему приходится видеть нечасто. Зато круглосуточно вещающее столичное радио каждые десять минут выстреливает в него хлесткую рекламную очередь: «Завтра распродажа, отдают почти задаром, всего 160 фунтов». Слушая радио, смотря телевизор, заглядывая в нарядные витрины, молодой человек, лишенный обществом права на труд, ощущает себя не просто человеком второго сорта, но изгоем, отщепенцем. Ведь, если бы ему не внушали со всех сторон, что все товары так дешевы и доступны, у него оставалась бы еще надежда на то, что когда-нибудь он сможет, если ему повезет (?!), приобрести нечто, пока ему недоступное. Но в том-то и дело, что психологический эффект внушения идеи доступности, дешевизны вещей общества процветания несет для данного типа личности роковые последствия.