- Этим же занимался и следователь.

- Ну, Иван Арсеньевич, за три года кое- что могло измениться, пересмотреться, — художник усмехнулся, — кое-кто мог и расслабиться.

- Кое-кто мог и все позабыть.

- Вряд ли. Поговорите с Анютой, её вы скоро увидите. Телефоны Вертера и Бориса я вам дам (также и мой), но попробуйте как-то связаться с ними без моей помощи. Если не сможете, тогда я подключусь. Я в своё время с этой историей им сильно поднадоел. Вообще берите врасплох, наглостью, особенно Петю: он трус.

- Вы, по-моему, к нему неравнодушны.

- Завидую. Молодость и беспечность. Глазом не моргнув, в университет поступил в самый разгар следствия. Не удивлюсь, если он уже давно женат… Кстати, а какие вопросы вам хотелось бы выяснить у них в первую очередь?

- Например. Почему Анюта подняла преждевременную панику? Что сказал Борис Павлу Матвеевичу на поминках? По какой причине они развелись с женой? Из-за чего поссорились Петя с Марусей? И зачем он уехал в Ленинград?

- Что ж, Иван Арсеньевич, это мои вопросы, но ответа я на них не получил. Надеюсь, вам повезёт больше.

После ухода Дмитрия Алексеевича я записал себе в блокнот ещё один вопрос: в кого из трёх — в женственную Любовь, гордую Анну или бесёнка Марусю был влюблён художник?

Она вошла в палату — я встретил её с восхищением: высокая, тонкая, алый румянец, русые волосы, прямой пробор, учительский пучок. Хороша, равнодушна, даже высокомерна. Я полночи из-за неё не спал: «копал подходы». И опять они не понадобились.

Анюта бросила с порога: «Здравствуйте», прошла к койке отца, села на табуретку рядом и начала кормить его клубникой. Проглотив несколько ягод, Павел Матвеевич откинулся на подушку и закрыл глаза. Мы, трое недужных, сжигаемых криминальным жаром, глаз не сводили с её затылка. (Сейчас встанет и уйдёт!) И Василий Васильевич не приходил на помощь: они с Игорьком как будто перед ней робели.

Анюта вдруг обернулась — холодноватый, голубоватый взор, какой-то отсутствующий, словно смотрит в пустоту, — и спросила:

- Вы ведь знакомы с Дмитрием Алексеевичем Щербатовым?

- Совершенно верно, — откликнулся я даже с некоторым подобострастием. — Вчера познакомились.

- Вы что, действительно писатель?

- Стараюсь.

- А как фамилия?

- Глебов. Иван Арсеньевич.

- Не слышала.

- Удостоверение показать? — Вообще-то красавица действовала на нервы.

- Вчера вечером ко мне на дачу заезжал Дмитрий Алексеевич и просил оказать вам содействие. Вы собираетесь о нас фельетон написать или трагедию?

- Пока не знаю. На что потянете.

- Однако вы не очень-то любезны.

- Прошу прощения.

- Ладно. Он очень просил, и я дала слово. Но учтите: ваше так называемое следствие я считаю идиотством и пустой тратой времени.

- Учту. И не будем его тратить попусту.

- Что вас интересует?

- Ну, например, Дмитрий Алексеевич.

- Вы его видели.

- А каким его видите вы?

- Он человек оригинальный.

- Это я понял. Но это не ответ.

- Широк, щедр, горяч. Он самый старый папин друг.

- Как они познакомились?

- Через маму. Они в юности были оба в неё влюблены. («Так вот в кого был влюблён художник!») Но она предпочла отца, — Анюта усмехнулась, — несмотря даже на французскую драгоценность.

- Что за драгоценность?

- Воспоминание из детства. Дмитрий Алексеевич имел возможность преподнести обручальное кольцо, а папа… в общем, никаких колец у мамы так никогда и не было.

- И Дмитрий Алексеевич их простил?

- Он был одинок и любил их.

- Вы хотите сказать, что он остался одинок из-за этой своей любви? — Классическое благородство в современных условиях меня всегда как-то настораживает.

- Не думаю. Ведь женщин так много. Коротко и ясно. Ай да Анюта!

- А теперь давайте вспомним, как вы остались с сестрой на даче. Вы можете об этом говорить?

- Выдержу.

- Ваш распорядок дня?

- Вставали рано, около восьми, завтракали, шли на Свирку, на наше место. Брали с собой термос и бутерброды, там оставались до вечера — Марусю домой было не загнать. Возвращались, ужинали и ложились где-то в одиннадцать. Вообще Маруся занималась, я читала. Так продолжалось все три дня.

- Чем она занималась?

- Готовилась к экзаменам в университет.

- А чем конкретно?

- Какое это имеет значение?

- Анна Павловна, я ещё не знаю, какие мои вопросы имеют значение, а какие нет. Поэтому давайте не будем спорить.

- Русским языком. Билеты переписывала.

- Что за билеты?

- Экзаменационные. По которым якобы спрашивают в МГУ.

- Где она их раздобыла?

- Петя принёс. Ему какой-то первокурсник их дал… что ли…

- Она переписывала, то есть должна была их Пете вернуть?

- Она не успела.

- Билеты так и остались у вас?

- Ну да.

- Опишите своё место на Свирке.

- Маленькая поляна в кустах орешника, берёзы, камыш. До пляжа минут пять ходьбы.

- Маруся ходила на пляж одна?

- Ходила. Но сексуальный маньяк, с которым она должна была там познакомиться, не найден.

- А по дороге к вашему месту, за эти пять минут, она имела возможность встретить кого-то?

- Не исключено. Тропинка вдоль речного рукава в зарослях. Утром в среду…

- Расскажите об этом дне подробнее.

- Меня уже проверяли. Мы встали в восемь, пошли через посёлок на пляж окунуться, с соседкой поговорили о жаре. На пляже нас видели в течение дня, например, продавщица из местного продмага поздоровалась. Вечером Звягинцев, сосед, заметил свет на кухне…

- Понятно. Маруся была общительна?

- По настроению. Вообще-то от неё всего можно было ожидать. Когда мы с пляжа пришли на наше место, она сказала, что чего- то боится: «Не оставляй меня одну, я боюсь». Я хотела отлучиться за хлебом.

- Вы расспросили её?

- Я поняла так, что это очередной розыгрыш.

- Вот как?

- Она всегда что-нибудь придумывала.

- Она была вруньей?

- Нет. Но непрерывно играла: и в жизни, и на сцене. Потом сама же признавалась в своих выдумках. Она была потрясающе забавна.

- Что значит «играла»?

- Врождённая актриса. Один актёр, знакомый Дмитрия Алексеевича, смотрел её в школьном спектакле, в роли Наташи Ростовой… у них кружок хороший, словесница ведёт. Так вот, он сказал, что это Божий дар.

- Однако она не собиралась стать актрисой?

- Всю жизнь собиралась, но вдруг весной передумала. Она как-то с весны переменилась.

- Чем вы это объясняете?

- Очевидно, влиянием Пети, раз она с ним в МГУ захотела поступать. Предприятие безнадёжное. Читала Маруся, правда, запоем — это у нас семейное. Но языки, история — серёдка на половинку. И хотя Петя с ней занимался, университетский конкурс она вряд ли выдержала бы.

- А как она сама свои шансы оценивала?

- По-моему, невысоко. Посмеивалась.

- Вы не знаете, из-за чего они поссорились с Петей, когда в лесу венками занимались?

- Она сказала как-то вскользь, со смехом, что он полез к ней целоваться и получил по шее. Но было ли это именно так — не ручаюсь. Возможно, очередная выдумка.

- Маруся была хороша собой?

- Очень. Её трудно описать…

- Ну, если она похожа на вас, то конечно…

- Мы — две противоположности. Я — в отца, она — вылитая мама. Очень маленькая, мне по плечо, очень тоненькая… по- старинному: грациозная. Ослепительно черные кудри крупными кольцами, такое пушистое облако. Но главное, в ней было много чего-то, знаете…

- Огня?

- Ну да, жизни. Одним словом, в отличие от меня она и в семнадцать лет кружила головы. Жаль, вы не можете видеть наш портрет. Он у Дмитрия Алексеевича, тот все с ним возится. Мама в центре, сидит на скамеечке, а мы обе возле неё на коленях стоим, как два ангела. Смешно, конечно, но здорово.

- Дмитрий Алексеевич хороший художник?

- Буйство красок. На мой взгляд, слишком много азарта и темперамента. Я бы предпочла большей сдержанности. Но он имеет успех, он, можно сказать, знаменитость.