— Прежде чем назвать это липой, надо выяснить, что и как. Иногда люди могут нарушить порядок оформления, но не закон. Платежку выписали, допустим, на других. А ремонт провели. Фактически. Оправдание простое: трудно было оформить людей. Не придерешься.

— Так вы что, не можете сейчас доказать, был проведен ремонт или нет? На «Петропавловске»?

Вдруг Тауров почувствовал азарт, именно азарт. Точно, с помощью Болышева он может докопаться до этих бочек.

— Думаете, это так просто? — Сказать это Тауров постарался самым безобидным тоном.

— Что ж тут сложного?

— Допустим, танки на рефрижераторе к началу ремонта были как новые, тогда что? Тут даже экспертиза будет бессильна.

— Зачем экспертиза? Не знаю, может, у вас какие-то высшие соображения, но по той же краске? По «КО»? Они же выписали ее восемь бочек? И должны были израсходовать, если провели ремонт? Краска на борту, не израсходована ремонта не было. Весь разговор.

— А если краска сплавлена налево?

— Сомневаюсь насчет налево. Во-первых, вывезти восемь бочек краски с завода не так просто, это не иголка.

— Допустим, это удалось?

— Не могло быть такого. Помяните мои слова: если ремонта танков на «Петропавловске» не было, эти восемь бочек наверняка остались на борту. Спрятаны где-нибудь в каптерке. Дефицит же. Ну кто отдаст дефицит, скажите? Знаю я этих, с «Петропавловска». Там что старпом, что боцман — мужики прижимистые. Коробка сейчас в Холмске. Я ваших возможностей не знаю, но кто-то из милиции, наверное, может там проверить? Могу помочь, дать все исходные. Сопроводиловку, спецификацию.

— Если к вам через полчаса подойдет мой помощник? Высокий, мощный парень, фамилия Г нушев. Дадите все ему?

— Пожалуйста, пусть заходит. Я буду у себя. — Болышев исчез в здании заводоуправления. Тауров вошел следом. Кусов и Гнушев, явно скучая, уже ждали у окошечка диспетчерской; при виде Таурова Кусов развел руками — ждем с нетерпением. Кивнул.

— Я тут комнатушку присмотрел, пустая пока — зайдем?

Они зашли в пустовавшую комнату, в которой, кроме двух столов и нескольких древних фанерных стульев, ничего не было. Кусов сел верхом на стул, глядя в окно; поднявшийся с сопок ветер с силой вбивал в стекло снежные хлопья. Сказал размеренно:

— За своего, то есть за производственного мастера Ермакова, я отвечаю головой. С Гаевой Верой Сергеевной не мог он быть связан никак.

Тауров следил, как крупные комья снега прилипают к стеклу. Впервые подумал — ведь Гаева могла посещать рестораны. Точно. С этим своим поклонником. Покосился на Кусова:

— Уверен?

— На все сто. Во-первых, по опросам общественности, такая возможность исключается психологически. Ермаков даже знаком с Гаевой не был. Но общественностью я не ограничился, перекинулся парой слов лично с Ермаковым. Заявляю со всей ответственностью: Ермаков отпадает.

Кусов может ему помочь именно в связи с ресторанами. Пусть возьмет фотографию Веры Гаевой и проверит.

— Спасибо, Олег. Виктор, у вас? Что Чернягин?

— Чернягин тоже вряд ли, — сказал Гнушев. — Работу я провел какую мог, и за глаза, и лично. Конечно, в душу к человеку не залезешь, но думаю, Чернягин тут ни при чем. В смысле, с Гаевой никаких отношений у него не было.

Все правильно: собственно для этих выводов достаточно было разговора с Кочиевой. Из оставшихся — стармех Фоменко в Индийском океане. Разин — в Холмске. Неужели Асаян? Шестидесятилетний человек с одышкой? Придется проверять, хотя в это он не верит. Если Асаян появлялся с Гаевой в ресторанах, его должны были заметить. Значит, нужна еще и фотография Асаяна. Что ж, Кусов здесь, надо наметить действия. Кивнул Гнушеву:

— Виктор, сами видите, я лететь в Холмск не могу, должен заниматься Гаевой. Олег тоже мне нужен — опять же в связи с Гаевой. Придется вам. Само задание простое, часа на два. Определить, есть ли на борту «Петропавловска» восемь бочек краски «КО», отпущенной на ремонт танков. Попутно узнать, была ли Гаева знакома со старпомом. И еще — не вылетал ли Разин в эти дни в Дальноморск. Всего ничего. Ну как, беретесь?

— У меня тут одно дело, я тоже его оставить не могу.

Тауров успел изучить Гнушева — отказываться от задания без причины лейтенант не станет. Спросил:

— Объясните, что там у вас? Поможем.

Гнушев полез в карман, выложил на стол пачку фотографий. На фотографиях была изображена монета, судя по всему, одна и та же: на одной стороне вычеканен профиль царя Николая II с надписью: «Б. М. Императоръ и самодержецъ всеросс.», на другой — герб Российской империи, номинал «10 рублей» и дата — «1902 г.».

— Империал, заметил Кусов. — Высшая проба.

Гнушев стал медленно раскладывать карточки, как пасьянс, одну к одной.

— Есть империалы, есть червонцы. Эта монета, если уж строго, называется золотой десяткой. Четыре появления за последние полгода, представляете, Вячеслав Петрович?

— Четыре появления — это, как я понимаю, уже хорошо налаженный сбыт?

— Именно.

— Когда впервые появились эти монеты?

— В конце июля. Сначала двух торговок с ними засекли на Центральном рынке. Мы попробовали у торговок монеты конфисковать — ни в какую. Отспорили, хотя ясно, монеты куплены здесь, свидетели это подтвердили. Что одна, что друг ая, одно и то же мол, десятка эта еще от бабки, семейная реликвия, вожу с собой как память.

— Мотив твердый, — заметил Кусов. Не хотят отвечать по восемьдесят восьмой [2].

— Уж точно. — Гнушев осторожно сдвинул фотографии в сторону. — Взять удалось только одну монету, вот эту. Месяц назад, в вытрезви геле, нашли у одного паренька при обыске. Рыбак резерва, некий Никитенко. Дело серьезное, третье появление, как увидели, сразу спросили, откуда? Причем не просто, а с подковыркой: мол, сейчас вернем, сама-то монета фальшивая, кто тебе ее подсунул? Ну, тот сильно был под градусом, бухнул: ай, сволочь, я ему полторы штуки, а он мне фуфель? Слово за слово, в подпитии этот Никитенко пожаловался: монету ему продал на рынке парень выше среднего роста, худой, лет двадцати восьми — тридцати, блондин с редкими волосами, в джинсах. Наутро, конечно, рыбачок от него отказался, мол, наболтал спьяну. Монета, само собой, память от тети. Ну, уж тут его прихватили, проверили — никакой тети у гражданина Никитенко нет и не было. На это сообщение он показания переменил мол, монету нашел. Короче, монету мы забрали для выяснения. Сейчас она на исследовании в краевой НИЛСЭ[3].

— Интересовались у нумизматов? — спросил Тауров. — Может, балуется кто-то из них?

В городском обществе коллекционеров сказали ни в одной коллекции Дальноморска именно таких монет, выпуска 1902 года, не было. Есть всего лишь одна, и та выпуска 1911 года. В коллекции Лисогорского.

— А эта, которую отобрали у Никитенко, не поддельная?

Проверили в пробирной инспекции — девятисотая проба. Те две не проверяли, но наверняка гоже настоящие. Я был в ювелирной мастерской на Луговой, выяснил — две женщины, похожие на этих торговок, приходили к ним проверять монеты, по описанию те же самые. Монеты были настоящими, червонное золото.

— Две? — спросил Кусов. — И третья у Никитенко? А ты ведь говорил, четыре появления?

— В том-то и дело, четвертого ждем завтра. В пять вечера, в горторге, уже все подготовлено. Пожалуйста, Вячеслав Петрович, возьмите задержание в горторге на себя я хоть сейчас в Холмск.

— Возьму, только объясните подробней, кого брать? В горторге.

Гнушев поставил фотографии стоймя, рассыпал веером, снова собрал.

— Вы участкового Киселева знаете? Так вот, в горторге работает его жена, Наташа. Ну и… На прошлой неделе, в пятницу, к Наташиной соседке по комнате обратились за советом: мол, одной даме горторговской предлагают купить царскую золотую десятку за тысячу рублей, стоит ли? Наташа, естественно, сделала вид, что одобряет сделку, но тут богатая дама засомневалась. В конце концов монету она покупать передумала, но в разговоре выяснилось десятку эту ей предложил купить юноша лет восемнадцати, интеллигентной наружности, зашедший прямо в отдел.