Если бы Радомир попытался, как он хотел сделать, обследовать бревно, нас бы тут уже не было. Потому что срабатывает взрыватель при нагрузке всего-то пять килограммов. Как говорится, на блошиный чих.

Но в жизни всякое может случиться, проволочку могла потревожить, скажем, птичка или неутомимый охотник горностай. На этот-то случай и организовали тут положай, своеобразный форт с небольшим гарнизоном. Случись внизу, в ложбинке, взрыв, они должны были бы определить, в какой мере он случаен и, в соответствии с ситуацией, либо принять бой и вызвать подкрепление, либо установить новую «монку», либо отходить.

Такая диспозиция и в самом деле все объясняла: и то, что положай находится в отрыве от основных сил, и малочисленность его «гарнизона», и то, что он несколько отстранен от самого оврага — вдруг подвергшийся неожиданному нападению (нападу, по-сербски) диверсионный отряд начнет стрелять во все стороны без разбору…

— А как они должна были связываться со своими? — быстро спросил я.

— У них есть радиостанция.

Радиостанция… Что мы с этого можем иметь?

— Как у них поддерживается связь? В смысле, с какой периодичностью?

Радомир опять заговорил с девушкой. А я продолжал лихорадочно соображать. Радиостанция… Мины… Боеприпасы… Любопытный наклевывается карамболь.

Право же, было бы жаль просто так взорвать этот положай, не придумав и не совершив какую-нибудь каверзу.

— Сеансы связи каждый час или по мере необходимости, — сообщил Станич.

Ну что ж… Нас это устраивает. Начнем строить каверзу.

Мы уходили с захваченного мусульманского положая уже под самое утро. Вообще-то изначально планировалось, что углубимся в тыл противнику куда глубже и возвращаться должны были только на следующую ночь, проведя день где-нибудь в укромном уголке. Однако из-за происшедших событий первоначальный замысел пришлось менять. Тем более, что мы заполучили столь любопытную информацию о планах мусульман. А значит теперь до своих позиций придется добираться уже засветло. Правда, утешало то, что в подобном изменении разведки имелся и утешающий фактор: если получится все, как мы задумали, эффект от вылазки получится классный.

…Мириам пришлось вести с собой. Радомир, правда, по этому поводу поворчал, хотя и не слишком напористо. Я его успел неплохо узнать и льстил себя уверенностью, что понимал его ворчание правильно: серб только изображал, правда, довольно успешно и правдоподобно, безжалостного головореза, в то время как на самом деле и он тоже не смог бы теперь прирезать этого полуребенка вот так просто. Но вместе с тем и отпускать ее было нельзя.

Так мы и шли по белеющему дну ложбинки, по которому несколько часов назад шагали в противоположном направлении. Я бодро шел впереди, за мной брела Мириам, которую я привязал к себе длинным прочным плетеным пластиковым шнуром, замыкал шествие понурый Радомир.

Еще на положае, перед тем, как развязать руки девушке, я ее поднял, поставил на ноги и тщательно обыскал. Надо признаться, чувствовал себя в эти мгновения весьма скверно. Прекрасно понимал, как нелепо и неблаговидно выгляжу со стороны, представлял, насколько противно ей ощущать на себе мои ощупывающие ее тело руки. Тем более, что и самому не так уж давно приходилось испытывать подобную процедуру неоднократно. Но меня хоть обыскивали мужчины. Что испытывает женщина в подобные мгновения, даже представить себе трудно.

Однако никуда не денешься, обыск необходим. Слишком часты случаи, когда женщины-мусульманки, как древние старухи, так и девочки-подростки, подрывая себя и православного солдата заранее припасенной гранатой, рассчитывая за это попасть в рай, принеся с собой на тот свет свеженькую душу неверного серба-гяура. Так же шли крестоносцы в свои безнадежные походы «за гроб Господень», понять которых нам, хилым потомкам, попросту не дано. Да, у нас, европейцев, это происходило в раннее Средневековье. У них, у мусликов, наше христианское средневековье в самом разгаре — по мусульманскому календарю сейчас только четырнадцатый век хиджры.

«Хиджра» — значит «исход». Слово нейтральное и даже как будто возвышенное. На самом же деле исламское летоисчисление ведет свой отсчет от бегства. Когда Магомет начал проповедовать свой вариант религии, местные священники его, мягко говоря, не поняли. Встречаться с новым Каифой, слышать и в свой адрес улюлюканье толпы «Распни его!» посланцу Аллаха не хотелось. И ему пришлось бежать. Это-то бегство из Медины и является отправной точкой, с которой ведет свой отсчет ислам.

…Короче говоря, я ее обыскал, причем, довольно тщательно. Пытался внушить себе, что передо мной, откинув голову назад и закрыв глаза, покорно стоит просто бесполый человек. Вернее, чуть не так, попытался считать, что это абстрактный человек вражеского пола, и что я ничего такого уж безнравственного не совершаю. Убеждал. Но получалось это с трудом. Под темным комбинезоном явственно прощупывалось ладное по-девичьи крепкое, юное девичье тело, и убедить себя в его бесполости было просто невозможно. И руки сами собой, невольно задерживались не там где надо… Или все-таки именно там?

— Извини, — я чувствовал, что даже покраснел до пота. — Но я должен был убедиться, что ты не обмотала себя детонирующим шнуром или «поясом смертника»…

Она ничего не ответила. Да и что она могла ответить? Да и что я сам бы ответил в подобном случае, если бы меня самого тщательно и бесцеремонно ощупывали женщины?

— Повернись!

Мириам поняла о чем речь, с готовностью подставила спутанные за спиной кисти рук. Возиться с распутыванием узлов не стал, просто резанул веревку ножом. Девушка даже застонала от боли, когда к ее ладошкам по освобожденным от пут жилочкам хлынули потоки свежей, богатой кислородом крови.

Пока она не опомнилась, я продолжил принимать меры, чтобы она не смогла сбежать. Которые, к слову, я должен был предпринять чуть раньше, когда она еще не имела возможности даже пикнуть.

В каком-то фильме был эпизод, когда солдата, который должен был отконвоировать пленного гитлеровца в штаб, предупреждают:

— Гляди: это СС!

На что тот хитро ответил:

— На их СС у нас есть свой ССС.

— Что за ССС? — удивился командир.

— Это значит «старый солдатский способ».

Старый солдатский способ состоял в том, что конвоирующий у конвоированного обрезал пуговицы на брюках и тот вынужден был всю дорогу идти и поддерживать руками штаны. Действительно, просто и надежно.

Я использовал этот способ уже не раз. Правда, только в отношение мужчин. Но теперь, рассудил, это тоже будет нелишне. Во всяком случае, идти она будет теперь с нами, как привязанная… Скаламбурил, называется!.. Она же и будет привязанная!

В общем, пока Мириам растирала руками запястья и тихо постанывала, едва ли не плакала от покалывания в отходящих от пут затекших руках, я ухватился за пряжку ее мягкого матерчатого пояса и быстро расстегнул его.

— Шта си?.. — попыталась было она отпрянуть. — Что ты?

— Ништа, — как сумел ответил я. — Ничего.

Однако пояс уже расстегнул и рывком выдернул его из петель комбинезонных брюк. Начал сворачивать его в аккуратный рулончик.

— Шта?..

Похоже, теперь она уже ждала от нас самого для нее, мусульманки, страшного — что ей придется отдаться необрезанному! И что она, если, конечно, останется в живых, будет вынуждена своему будущему мужу (естественно, правоверному мусульманину) объяснять, почему она в его дом вошла «не девочкой».

— Сказал же тебе: не переживай! — поняв все это, попытался я ее успокоить.

Девушка пятилась.

— Ты же обещал, русо! — прошептала она.

Наверное, таким же тоном, не возмущенным, не оскорбленным в лучших чувствах, не молящим — искренне изумленным, обращался к своему убийце Бруту Юлий Цезарь.

— Да не собираюсь я с тобой ничего делать! — с досадой сказал я.

Должен признаться, сказал другие слова — более точные, но и не столь корректные.

Послышался голос Радомира, который возился в дальнем углу положая, воплощая мою задумку в жизнь.