Для тех, кому посчастливилось жить в стабильном СССР, с его вывихнутыми, но понятными законами и ценностями, было очень трудно пережить наступивший период, принять новые воровские законы, отказаться от иллюзорных надежд жить в правовом, процветающем и стабильном государстве…

Незаметно для себя Петр Иванович доехал от «Третьяковской» до своей «Профсоюзной».

«Ничего они не знают о своей стране, эти молодые таланты, — продолжал размышлять он. — Революцией, о которой снято множество фильмов и написано множество книг, они не интересуются. Это для них древность. Великая Отечественная война, о которой также существую тысячи километров кинопленки и тонны книг, им не интересна — и это древность. Многие даже могут перепутать их хронологическую последовательность. А про девяностые нет ни серьезных фильмов, ни книг. Десятилетие, которое, как ломом перебило хребет некогда могучей стране, все стараются забыть. Одни из чувства стыда, другие, что бы скрыть свои преступления. Нет, ничего они про себя не знают, да и знать не хотят, желая оставаться невежественными, но веселыми, и за это незнание им придется снова и снова заплатить страшную цену. Не сегодня, но в скором будущем». Петр Иванович расстроился от собственных мыслей, нацепил на голову наушники, включил грустный альбом Pink Floyd «Wish You Were Here» и медленно побрел вдоль Нахимовского проспекта домой.

Тогда информация о готовящейся статье немало напугала его, но потом чувство опасности притупилось, но тревога осталась. Маленький червячок тревоги время от времени появлялся и отравлял ощущение счастливой, в общем-то, жизни.

Лежа в постели, он прокрутил эту недавнюю историю и понял — не только она его беспокоила. Опасность конечно была, но не одна она лишала его покоя. Дело было в Диме — сыне от первого брака, который жил со своей мамой и отчимом, ее мужем. Петр Иванович сильно тосковал по мальчику, наблюдал непростые изменения в его характере, ревновал и расстраивался. Последние несколько месяцев, отходя ко сну, он всегда произносил молитву, своими словами стараясь попросить у Господа здоровья для близких. Вот и сейчас он, медленно подбирая слова, проговаривал в уме: «Господи, Боже, пошли здоровья…».

— Разрешите, товарищ генерал? — дверь просторного кабинета начальника московского управления Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков приоткрылась и в нее заглянул Виктор Сергеевич Ковтун, руководитель управления координации оперативно-розыскной деятельности. — Вашего секретаря нет сегодня, так, что я без приглашения. Доброе утро!

— Заходи, Витя. Какие приглашения раз я сам тебя вызвал. Садись, сделать тебе чайку, я только заварил?

— Не откажусь, спасибо.

Последние несколько месяцев суббота в управлении была рабочей и многие офицеры, одетые в штатское, находились в своих кабинетах и бродили по коридорам. Исключение составляли только уборщицы и секретарши, которых заставить работать в выходные не приходило начальству в голову.

Генерал поднялся, сделал несколько шагов и достал из шкафа еще одну чашку и дежурную вазочку с конфетами и печеньем. Виктор Сергеевич глядел на шефа — он ни за что бы не признал в нем генерала где-нибудь на пляже в Сочи. Невысокий толстячек с простым лицом, на котором выделялся короткий курносый нос и маленькие острые глазки под, вечно нахмуренными, крупными бровями. Обыкновенная походка, рабочие манеры.

Сам Ковтун казался противоположностью своего начальника. Выше среднего роста, ширококостный и подтянутый, он любил длительные лыжные прогулки и даже получил в свое время спортивное звание «Мастер спорта СССР» по десятиборью, о чем свидетельствовал значок, украшавший его китель. Люди, увлекающиеся этим видом спорта резко отличаются от остальных своей выносливостью, терпением, выносливостью и упорством. Достаточно бегло взглянуть на правила состязаний: в первый день они соревнуются в беге на 100 метров, прыжкам в длину, толкании ядра, прыжкам в высоту и бегу на 400 метров, во второй день — в беге на 110 метров с барьерами, метании диска, прыжкам с шестом, метании копья и беге на 150 метров. На лице Виктора всегда была улыбка, незаметно меняющая свое выражение от веселого до саркастического.

— Вот, угощайся, — генерал пододвинул к Ковтуну угощение. — Хотел поделиться с тобой радостью и беспокойством.

— Радостью? — улыбнулся Виктор. — Это я вовремя зашел. С тех пор, как вы меня в Москву вытащили, радостных новостей я и не помню, кроме разве своего досрочного звания, а с беспокойством перебоев не было пока.

— Я был вчера у министра, ты, наверное, знаешь, на совещании. Главной темой было снижение незаконного оборота наркотиков по московскому региону. Нас, в моем лице, советник министра даже хвалил, причем долго, многословно и очень аргументировано.

— Здорово! Может быть, премии выпишут.

— Не шути, такая похвала хуже приговора.

— Не понимаю.

— Когда тебя в лицо хвалит твой враг или недоброжелатель, это с его стороны сигнал «Готовься к атаке». Был бы он поумней, не стал бы хвалить. А так, усыпляет бдительность, хочет отвести от себя подозрение в негативном отношении к нашей деятельности, расслабить, заставить на радостях выложить что-то такое, что ты не собираешься говорить. Короче, ты понял. Но дело, конечно, не в этой похвале. Что-то против нас мутят. Действительно, мы в разы сократили трафик, потери наркобизнеса миллионные и никто этого терпеть не будет. Люди все сидят на своих местах, а приходы денег упали. У тебя ничего не слышно?

— Есть некоторое необычное движение, товарищ генерал, но пока сложно что-то говорить.

— Опиши в общих чертах.

— Зачем-то вербуют новых продавцов в том числе из совсем конченных наркоманов, такого раньше не было. Ну какой с такими бизнес можно делать? Ходячие трупы. Плюс из регионов привозят людей, тоже непонятно. Объемы падают, а людей они берут. В некоторых каналах заменили наших осведомителей на этих новых, я подозреваю, что их раскрыли, хотя не трогают пока, дают мелкую работу. Убежден, что кто-то из управления сливает криминалу информацию. Как-то это все очень хитро выглядит. А самое удивительное, денег не жалеют. Снимают квартиры, покупают машины. С размахом все.

Генерал отпил из своей чашки и кивнул, приглашая Виктора, пить остывающий чай.

— Вкусный чай у вас, товарищ генерал, особенный какой-то, бодрит. С запахом. Что вы туда добавляете?

— Этой шутке уже сто лет. Во всех отделах одинаково шутите.

— Извините. Вот пока все, что могу доложить, не вдаваясь в детали.

— У меня аналогичные сведения. Оживление связано с приходом на рынок больших денег и все указывает на подготовку к чему-то серьезному, — подтвердил генерал. — Как думаешь к чему?

— Честно. Не знаю пока, товарищ генерал. Не могу понять.

— Ясно. А кто за этим стоит? Кто финансирует? Хотя бы рулит кто на местах?

— Упоминалась «БГ Билдинг Ко», наши старые знакомые, и конкретно Горский, но по существу кроме болтовни ничего на него нет.

— Это серьезные ребята и покровители у них не нам чета. Присматривай за ними.

— Мы присматриваем, товарищ генерал.

— Это понятно, теперь надо присматривать вдвойне. Бросай разработку разной мелочи, кроме действительно неотложных дел и переключи всех, кого можно на Горского и его окружение. Без команды ничего не предпринимайте. Только смотреть и фиксировать. Включайте прослушку и все, что надо, я посодействую.

— Думаете это так серьезно?

— Более чем, Витя. Поверь мне. Попил чай? Ну, давай, действуй, времени нет. Благодарить не надо.

Ковтун вышел, а генерал принялся расхаживать взад вперед вдоль окон. Это у него была такая манера думать, причем в эти минуты он напоминал сам себе Сталина, от чего душу наполняла смесь гордости и отвращения. Он оглядывал отделку своего, видавшего виды, кабинета. Деревянные панели в человеческий рост, встроенные шкафы, Т-образный стол и двойные двери, все требовало шкурки и лака. Тяжелые портьеры и тюль набрались пыли за десятилетия висения и уже не отстирывались. Он открыл маленькую дверь и оказался в санузле, умыл лицо и вернулся в свое кресло. День только начинался, а ему уже хотелось выпить…