— Возвращайтесь скорей, — отозвалась она.
Выезжая за ворота заставы, Яков почему-то был уверен, что она смотрит ему вслед. Это чувство оставалось до тех пор, пока всадники не свернули на горную тропу.
— Вот так и живем, — придерживая коня, чтоб Яков поравнялся с ним, сказал Карачун. — Сейчас, обошлось, а иной раз всерьез бушует, клянет мою пограничную жизнь. А что делать? Служба! Одного Шарапхана третий год ловим, поймать не можем. Собирает банду в пятнадцать — двадцать человек. Впереди — шаромыги, разведка, по бокам — тоже, еще и с тыла прикроется по всем правилам военного искусства. Открывает залповый огонь, сминает наряд из-за нашей малочисленности и проходит. Ждем его в одном месте, а он обойдет песками километров сто, затаится и пускает своих по два, по три в разных местах. Когда сам идет, обязательно впереди себя шаромыг-носчиков гонит. Не взяли их пограничники, проходит вслед, а взяли — тоже неплохо: наряд отвлечен на конвоирование всякой шушеры, опять-таки легче пройти. Какого шаромыгу поймаем, спрашиваем: «Видел Шарапхана? Когда пойдет?» Трясется, икает от страха. Слова не выжмешь. По пустякам Шарапхан не ходит. Носит только терьяк, к тому же крупными партиями. А терьяк — палочка маленькая — сто тридцать рублей. Есть у Шарапхана и пособники. Вместе со своим хозяином Таги Мусабек-баем миллионами ворочают...
— Шарапхан стрелял в моего отца, — сказал Яков. — Если только это тот Шарапхан...
— Наверняка тот, — подтвердил Карачун. — Рост два метра, плечи — во! Нос крючком, глаза как у совы, говорят, ночью видит. Рожа оспой побита. А уж хитер и беспощаден!.. Не человек — зверь. Из своего маузера в темноте на звук без промаха бьет.
Все всколыхнулось в памяти Якова: «Убрать мальчишку! Кончай, Шарапхан!..» Грохот выстрелов, грузно оседающее тело отца...
— Винтовка... моя теперь? — чувствуя, как пересохло во рту, спросил Яков.
Ревнивым взглядом следил он за Аликпером, который держал винтовку на луке седла, легко гнал своего ахалтекинца по склонам, рыскал по отщелкам, внезапно появлялся на карнизах и тропах. Такой винтовке, как у Аликпера, цены нет. Но только ли в винтовке дело?
— Считай, твоя, — сказал Карачун. — Обживешься немного, будешь на Даугане бригадой содействия командовать. Учти, сам комиссар Лозовой присмотреться к тебе рекомендовал. До тебя «базовцами» Балакеши руководил, но его выбрали председателем ТОЗа, да уж и не молод. Только помни, дознается Шарапхан, что ты вернулся, не будет ждать, пока ты ему пулю в лоб пустишь, сам тебя в горах станет искать.
— Я не из пугливых...
— Не пугаю, а предупредить должен. Лучше сразу знать, с кем будешь дело иметь. Меньше ворон лови. У нас так: поймаешь одну, вторую уже не придется. Ошибаться нельзя.
Маячивший впереди на гребне Аликпер, махнув рукой, исчез из виду. Карачун и Яков с сопровождавшими их красноармейцами пришпорили лошадей, выехали на седловину. Примерно в полукилометре, на одном из карнизов, Яков увидел спешившегося, державшего коня в поводу человека, в халате и туркменской папахе-тельпеке, внимательно рассматривавшего что-то на земле.
— Нам повезло, — едва увидев его, сказал Карачун. — Это Амангельды, лучший наш следопыт, старший бригады содействия соседней заставы Гаджи.
Спустя несколько минут они были уже возле карниза, на котором стоял Амангельды. Карачун спешился, предложил сойти с коней остальным.
— Салям, Амангельды-ага! — приветствовал он следопыта.
— Алейкум салям! — отозвался тот. — Смотрю, начальник, почему ваш ишак один домой пошел. Сюда от заставы кроме ишака трое на лошадях ехали, обратно — один ишак.
— Правильно сказал, яш-улы, — согласился Карачун. — Пограничники Шевченко, Чумак и дорожный мастер Бочаров на заставу не вернулись, а ишак с тюком контрабанды пришел. Людей надо искать.
Амангельды с достоинством кивнул головой. Во всей стати стройного и моложавого туркмена, в его проницательном взгляде было столько уверенности и спокойствия, что он невольно вызывал уважение.
Яков подошел к прославленному следопыту, сдержанно поздоровался. Он тоже увидел на тропе след ишака. Но мало ли ишаков бродит в горах? Откуда Амангельды знает, что именно этот ишак с заставы и что пошел он домой один?
— Ты присмотрись к Амангельды, — догадавшись, о чем думает Яков, вполголоса сказал Карачун. — Он еще мальчишкой у бая был чопаном, семьдесят два верблюда не только по кличкам, каждого по следу знал.
Амангельды легко поднялся в седло, направил лошадь по тропе вдоль ущелья. На седловине четко вырисовался силуэт Аликпера, подзывавшего всех к себе. Вслед за Амангельды и Карачуном подъехал к Аликперу и Яков, увидел пограничника, неуверенной походкой спускавшегося по тропе.
— Чумак! — воскликнул Карачун. — Что он, пьяный, что ли? А где Шевченко, где Бочаров?
Начальник заставы пришпорил коня, рысью пустил его вниз с седловины. Яков и остальные двинулись за ним.
Когда подъехали к остановившемуся у скалы Чумаку, увидели, что руки у пограничника в ссадинах, на стриженой, рассеченной чем-то голове запеклась кровь, а сам он едва стоит.
— Где Шевченко и Бочаров? Где винтовка? — сурово спросил Карачун.
— Товарищ начальник заставы... — начал было докладывать Чумак, но потом беспомощно опустил руки. — В общем, судите меня... Винтовку за кордон унесли...
— Шевченко и Бочаров где?
— Охотятся... Я не знаю, где они...
Пока неповоротливый Дзюба, исполнявший обязанности санитара, перевязывал Чумака, тот коротко рассказал обо всем, что произошло:
— Доехали мы шажком до зеленого отщелка. Ишак на поводу сзади шел. Смотрим, нет ли на карнизах козлов? У первого родника слышим: «шорк, шорк». Два человека вышли с контрабандой, без оружия. Мы их задержали...
Чумак замолчал, перевел дух. Маленькая голова его на массивном туловище послушно поворачивалась под руками бинтовавшего его Дзюбы. Чумак болезненно морщился. Карачун осуждающе смотрел на него. Еще бы: контрабандисты пограничника побили! Винтовку унесли! ЧП! Позор на весь отряд!
— Дальше, — тоном, не обещавшим ничего хорошего, сказал Карачун.
— А дальше командир Шевченко говорит: «То шаромыжники, оружия у них нет. Давай, Чумак, нам продукты, привяжи на ишака торбы с контрабандой, отконвоируй задержанных на заставу, а утречком вернешься».
— Мы и пошли. Ишак с торбами впереди, нарушители — за ним, я с винтовкой сзади. Ишак возьми и оступись. Нога у него между камнями попала, он — брык на бок. Нарушители к нему, а поднять вроде не могут. Я говорю: «Эх вы, шаромыги, ишака не поднимете». Ну вот... Только наклонился, а они меня камнем по голове... Ишаку, видать, ножом спину поранили, когда сумки срывали... Вырвался он, убежал... А винтовку унесли. Товарищ командир, что мне-то теперь будет?..
— Ладно, — сказал Карачун. — После разберемся, кто ишак. Товарищ Дзюба, передайте своего коня Чумаку, сами с Шаповалом останетесь у перекрестка троп на случай, если контрабандисты вздумают прорываться в город. Вы, товарищ Чумак, — на заставу. Скажете Галиеву, чтобы на попутной машине отправил вас в госпиталь. Остальным — в преследование. Амангельды-ага, Аликпер-джан, Яков Григорьевич, прошу помочь.
Яков окинул взглядом горы. На склонах — никого, кругом тихо. Но теперь эта тишина не могла его обмануть. Вчера — один контрабандист, сегодня — двое, а завтра — целая банда пойдет! Подсознательно тревожила мысль об Ольге, но то, в чем он принимал сейчас участие, было чрезвычайно важным, важнее всего остального. И Яков, немного отставший от пограничников, пришпорил коня.
— Не задерживайся, Яша! — крикнул ему Карачун. — Надо проработать след. Придется взбираться на Асульму. А там кручи такие, того и гляди, вниз полетишь.
К удивлению Якова, ни Карачун, ни Амангельды не стали идти шаг за шагом по следу, как сделал бы он сам. Рысью выскочив на сопку, они посовещались о чем-то и направили коней в сторону границы. Проехали с километр глубоким ущельем по узкой каменистой тропе и только в долине, куда выходили сразу несколько отщелков, спешились. Под каменной глыбой виднелась зеленеющая на общем буром фоне трава. Здесь был родник, к которому Яков приходил еще с отцом, когда тот брал его заготавливать сухую арчу. У родника, на влажной и рыхлой земле, — отпечаток чарыка. Амангельды и Карачун снова вскочили в седла, пустили лошадей галопом в сторону границы. Яков ни на шаг не отставал от них.