Дымок еще клубился над плоской глинобитной крышей кибитки. Торцы потолочных балок были закопчены и обуглены, — видно, пламя вовсю выхлестывало наружу. Стены в потеках воды, земля затоптана, но ни один из стоящих неподалеку жителей аула Карахар не признался, что тушил пожар. Что вы!.. Никто даже и не видел, как горела кибитка Айгуль. Заместитель коменданта Даугана старший лейтенант Кайманов молча оглядывал стариков, женщин, подростков, застигнутых врасплох на улицах аула. Было их не больше двенадцати — пятнадцати человек. Все молчали.

Кайманов понимал, что своим поведением подает пример и молодому начальнику заставы лейтенанту Аверьянову, и двум сотрудникам республиканского уголовного розыска, примчавшимся из Ашхабада.

— Якшимурад, — как можно спокойнее обратился Кайманов к старейшине, — скажи, яшули[1] что здесь было? Кто выносил из кибитки трупы, тушил пожар?

На Якшимураде старый, засаленный халат, баранья папаха — тельпек, спасавшая голову от нестерпимого августовского солнца. Аксакал степенно огладил редкую седую бороду, коротко развел руками.

— На ишаке в горы ездил, дрова собирал, не видел...

— Но ведь ты старший. Люди тебе сказали?

— Наверное, не успели, — осторожно ответил Якшимурад. — Только затушили, вот и вы приехали...

Лейтенант Аверьянов не выдержал:

— Погибла ваша односельчанка, зверски зарезали трехлетнюю девочку, а вы молчите.

Кайманов жестом остановил его.

— Русский они плохо понимают, надо по-курдски или туркменски, — проговорил он вполголоса. — Предоставьте уж мне.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился к нему один из штатских, — я думаю, ничего вы не добьетесь. Надо начинать осмотр.

Кайманов не хотел сдаваться.

Он много раз видел смерть, но, так же как и следователь, и лейтенант Аверьянов, только прибывший из училища, был потрясен бессмысленной жестокостью преступления, совершенного два-три часа назад.

У стены дома лежали прикрытые домотканым холстом трупы: женщины, которой чем-то тяжелым проломили затылок, и маленькой залитой кровью девочки. И такое — в пограничной зоне, не так уж далеко от заставы и комендатуры.

— Вот ты, — обратился Кайманов к женщине, которая стояла поодаль. — Я вижу, у тебя руки в саже. Расскажи, баджи[2], как было?

— Угли из тамдыра выгребала, чурек пекла, не знаю, не видела, — закрывая рот яшмаком[3], ответила женщина.

Непроницаемые лица, скупые движения, в глазах настороженность.

— Огланжик![4] — Кайманов повернулся к двум переминавшимся с ноги на ногу подросткам. — Вы пионеры. Ваши отцы на фронте. Неужели не захотите помочь нам, военным, узнать, что тут произошло? Ведь какая-то последняя сволочь пришла в аул, подняла руку на Айгуль и ее дочку Эки-Киз!

Мальчишки, глянув друг на друга, показали Кайманову спины в залатанных рубашках и во всю прыть припустили по горбатой каменистой улице аула.

— Запугали... — тихо проронил Аверьянов.

— Ты уверен, лейтенант, — вполголоса спросил его Кайманов, — что на твоем участке не было нарушения границы?

— У меня, товарищ старший лейтенант, через кордон мышь не проскочит.

— Через кордон ладно... А если со стороны тыла кто пожаловал?

— Со стороны тыла тоже проверено, — обидчиво сказал Аверьянов. — Почему вы не допускаете, что убийца — свой?

Кайманов с досады и от сознания справедливости доводов лейтенанта едва сдержался, чтобы не выругаться.

По шоссе всего в нескольких километрах отсюда непрерывным потоком идут машины, тягачи, повозки, скачут верховые. Аул Карахар расположен неподалеку от этой дороги — туда чуть ли не каждый день наведываются военные. В погранзоне наряды проверяют ущелья и тропы, подходы к населенным пунктам. И все равно кто-то посмел совершить такое дерзкое убийство!.. И кого убили?! Женщину, муж которой погиб на фронте, а она одна-одинешенька горе мыкала с маленькой дочкой в далеком ауле.

Не раз и не два сам Кайманов, распределяя семьям фронтовиков джегуру или мясо убитого на охоте архара, видел в списках ее имя. Не уберегли... Но кто знал, что именно ее надо было беречь? А ведь стоило, наверное, поинтересоваться, есть ли у этой семьи враги, получала ли Айгуль какие письма, заходил ли к ней кто-нибудь?.. Сейчас все нити утеряны: в железной печке — ворох бумажного пепла, полдома изнутри выгорело...

Толпа между тем заметно редела. Вслед за мальчишками потянулись женщины. Наконец осталось всего несколько человек, с ними Якшимурад.

— Начальник, разреши, я тоже пойду, — сказал он. — До вечера надо дрова домой привезти. Кроме меня, некому...

Смотрел Якшимурад из-под седых бровей настолько пристально, что Кайманов понял: сейчас ничего не скажет.

Старший лейтенант, разрешая, махнул рукой. Площадка перед обгоревшим домом погибших Айгуль и Эки-Киз мгновенно опустела.

Взгромоздившись на своего ишака, ссутулившись, Якшимурад направился вдоль склона горы по узенькой тропинке.

Кайманов обошел вокруг кибитки в надежде найти хоть какой-нибудь след, оставленный преступником. Но что тут можно было увидеть после такой суеты во время пожара! Повсюду отпечатки чарыков, полустертых галош, темные пятна от расплескавшейся воды.

— Приступайте к осмотру, а мы еще раз проверим линию границы, — сказал Кайманов сотрудникам угрозыска. — Поехали, лейтенант, — поднимаясь в седло, добавил он.

Аверьянов тоже сел на коня.

— Весь участок проверен, — сказал он. — Как только позвонил мне капитан Ястребилов, я тут же запросил наряды. Границу никто не нарушал, на КСП следов нет.

— Я все-таки думаю, что убил не свой, поэтому еще раз проверим подходы с тыла. Смотрел ли отщелок у сухой арчи, где старый родник?

— Наряд проверял.

— А сам?

— Сам еще не успел.

— Ладно, не обижайся, проверим вместе...

Какие основания были у Кайманова называть именно старый родник и сухую арчу? Да никаких. Просто любой, кто пробирается издалека, стремится выйти к роднику, отдохнуть в тени. Кроме того, логика подсказывала, если убийца подходил с тыла, самый удобный путь к аулу по отщелку от сухой арчи.

Неприятным для Якова Кайманова в этой истории было еще и то, что об убийстве в ауле он узнал не от лейтенанта Аверьянова, а от своего непосредственного начальника коменданта Даугана капитана Ястребилова. Ястребилов позвонил на заставу и приказал нарочным вернуть с полпути старшего лейтенанта Кайманова, направлявшегося со спецзаданием в таможню.

Яков даже плечами передернул, вспомнив, как бесцеремонно разговаривал с ним по телефону комендант.

— Товарищ Кайманов! Вы там на лошадке прогуливаетесь, а у вас под носом совершено тягчайшее преступление!

— Какое «тягчайшее преступление»? — как можно спокойнее спросил Кайманов, хотя ему очень хотелось одернуть Ястребилова.

— Немедленно поезжайте в аул Карахар, узнаете на месте! — приказал Ястребилов. — Оперативная группа уголовного розыска туда уже выехала.

Вспоминая этот разговор, Кайманов и сейчас жалел, что не осадил коменданта. Сам он выполнял задание начальника отряда и, находясь в пути, просто не мог знать, что произошло за это время в ауле Карахар.

Яков дал знак коноводам держаться позади, когда Аверьянов поравнялся с ним, счел необходимым сделать ему замечание.