В каменном здании штаба войск пограничного округа было немного прохладнее, чем на улицах города, но и сюда проникала удушающая августовская жара.

Старшие офицеры: начальники отрядов, отдельных комендатур, политработники, — вызванные на совещание, парились, застегнутые на все пуговицы. Особенно доставалось тем, кто, как Андрей Самохин — замполит Дауганской комендатуры, — служил здесь недавно и еще не успел привыкнуть к жаркому климату Средней Азии.

Офицеры входили в приемную генерала Емельянова, здоровались с пришедшими раньше, обменивались двумя-тремя фразами и умолкали, встревоженные неизвестными пока причинами экстренного совещания, созванного командованием в период катастрофически тяжелого положения на фронтах.

После падения Ростова немцы наносили одновременно два удара, бросив силы к Сталинграду и на Кавказ. Тяжелые бои шли уже в районе Котельникова.

Не дав окружить себя в излучине Дона, но располагая гораздо меньшим количеством танков и самолетов, наши части, едва сдерживая натиск врага, откатывались к Волге.

Еще стремительнее продвигались немцы по кубанским степям на Кавказ.

Все, что было трудно и сложно раньше, не шло ни в какое сравнение с общей, все более надвигающейся бедой.

Дежурный по штабу пригласил всех в кабинет генерала.

Самохин уже бывал в этом кабинете и знал, что генерал созывает старших офицеров лишь тогда, когда обстановка требует решения задач в масштабах всего округа.

Карта пограничных районов округа, занимавшая всю стену, была задернута темно-зеленой шторой, изрядно выгоревшей от беспощадного солнца, проникавшего и сюда, в кабинет. Но карта европейской части Союза, на которой красным шнуром с флажками генерал Емельянов сам отмечал положение на фронтах, была открыта, и каждый мог воочию убедиться, насколько серьезная угроза нависла над страной.

В мае этого, сорок второго, года столь удачно начавшаяся Харьковская операция закончилась поражением наших войск. А двадцать седьмого июля пал Ростов-на-Дону, открыв немцам дорогу к Волге и на Кавказ.

Блестяще выполненная нашими войсками десантная операция по освобождению Керчи в декабре сорок первого года не получила развития. Советские части, освободив Восточный Крым, вынуждены были под ударами армий Манштейна, имеющих гораздо больший опыт ведения войны, громадное преимущество в танках и самолетах, оставить Крымский полуостров. Лишь Севастополь — город русской славы — долгих девять месяцев героически защищался, сковывая значительные силы врага. Третьего июля сорок второго года Совинформбюро объявило, что по приказу Верховного Главнокомандования после двухсотпяти-десяти дней осады был оставлен и Севастополь.

Немцы угрожали сейчас непосредственно Сталинграду, вели бои под Майкопом и Краснодаром, приближались к Грозному и Баку.

Таков итог черного лета 1942 года, самого трудного времени за целый год и два месяца неимоверно тяжкой войны.

Известно было также и то, что, например, командующий Закавказским фронтом генерал Тюленев и командующий инженерными войсками фронта генерал Бабин мобилизовали кроме своих саперных частей десятки тысяч гражданских: женщин, подростков, стариков. Все эти люди, не щадя себя, спешно строили противотанковые рвы, лесные и каменные завалы, орудийные окопы, траншеи, линии обороны вокруг Грозного, Майкопа и Баку.

Но тот же Самохин, на собственном опыте познавший мощь военной техники фашистов, понимал, что еамые несокрушимые оборонительные сооружения надо защищать не менее мощным оружием, чем оружие врага. Слишком лакомым куском была для Гитлера кавказская нефть, слишком важно было для него захватить великий водный путь — Волгу, с тем чтобы лишить всю европейскую часть страны, а главное, Москву, поступающих из Сибири военных грузов.

При таком отчаянном положении необходим был второй фронт, но о нем союзники вели пока что безрезультатные переговоры.

Собирая вырезки из газет и журналов для занятий с рядовыми и командирами, Самохин знал наизусть все, что публиковалось об этой, такой насущной проблеме.

Франклин Рузвельт во время переговоров В. М. Молотова с А. Иденом и У. Черчиллем дважды подтвердил обещание открыть второй фронт в 1942 году.

Официальное заявление об этой встрече было опубликовано 12 июня: «При переговорах была достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго франта в Европе в 1942 году».

Газету с этой фразой зачитали едва ли не до дыр.

Снимок, как А. Иден и В. М. Молотов подписывают договор в присутствии У. Черчилля, знал каждый.

Второй фронт ждали. Надеялись, что опубликование коммюнике означает развернувшуюся подготовку к осуществлению удара в тыл немцам на западе Европы.

Вот почему с такой тревогой старшие офицеры Туркестанского пограничного округа прибыли на совещание к начальнику войск.

Генерал Емельянов, еще более осунувшийся, с красными от бессонницы глазами, резкими складками у рта, открыл совещание.

— Вы все прекрасно знаете, — сказал он, — насколько серьезное положение сложилось сейчас на всех фронтах...

Генерал помолчал, собираясь с мыслями, и, не поднимая головы, продолжал:

— Двадцать седьмого июля мы узнали о том, что наши части сдали Ростов и Новочеркасск. Немцы подходят к берегам Волги, к горам Кавказа...

Снова пауза, будто Емельянов обдумывал, как перейти к главной теме своего сообщения.

— Мы очень ценим помощь наших союзников — американцев и англичан, — медленно произнес он. — Вам, конечно, известно, что одиннадцатого июня текущего года представитель США Корделл Хэлл и советский посол Литвинов подписали новое соглашение по ленд-лизу... Но вот, — продолжал Емельянов, — двенадцатого числа этого месяца в Москву прибыл господин Черчилль... Что привело его к нам в столь тяжкое для Советского государства время?..

— Приехал с сообщением об открытии второго фронта, — не выдержал полковник Артамонов.

— Вашими устами да мед пить, Аким Спиридонович, — заметил на это генерал. — Если бы так... К сожалению, причина его визита совсем другая... Как нам стало известно, английский премьер беспокоится, а не прорвут ли немцы оборону Кавказа, не перевалят ли через Главный Кавказский хребет, откуда рукой подать в Афганистан, а там недалеко и до Индии. По всем данным, господин Черчилль прибыл к нам с целью уговорить наше правительство, Государственный Комитет Обороны и лично товарища Сталина дать разрешение разместить английские воинские соединения, главным образом авиационные, в районе Закавказского фронта, с тем чтобы надежнее перекрыть путь гитлеровцам в Индию...

Гробовое молчание воцарилось в кабинете генерала.

— Ясно, что не эти заботы господина Черчилля побудили нас созвать совещание старшего командного состава округа, — тихо говорил Емельянов. — Как нам сообщили из Главного управления погранвойск, господин Черчилль официально уведомил наше правительство о том, что вплоть до лучших времен Англия прекращает отправку конвоев с караванами судов Северным морским путем вокруг Скандинавии в Мурманск и Архангельск...

Глухой ропот раздался среди присутствующих. Несмотря на привычку к дисциплине, многие не удержались от реплик:

— Вот тебе и второй фронт!..

— Удружили союзнички!..

— Выбрали самое подходящее время!..

— И это когда немец у стен Сталинграда!..

Генерал Емельянов, подождав, пока утихнет шум, продолжал:

— Англичане не хотят рисковать своим боевым флотом в Северной Атлантике. Из тридцати пяти транспортных кораблей шестнадцатого конвоя уничтожено гитлеровцами, базирующимися в фиордах Северной Норвегии, восемь судов. Двадцать семь транспортов благополучно прибыли в Архангельск. Соотношение допустимое, поскольку война есть война... Но вот семнадцатый конвой англичане бросили, по существу, на произвол судьбы. Причины? Немцы перебросили в Баренцево море линкоры «Тирпиц», «Шарнхорст» и другие надводные корабли кроме уже действовавших там подводных лодок и самолетов. Узнав об этом, начальник английского военно-морского штаба адмирал Паунд отозвал свои крейсеры и, таким образом, оставил транспорты семнадцатого конвоя без защиты. Немцы тут же воспользовались этим и потопили двадцать три транспорта из тридцати четырех... На этих транспортах было военное снаряжение для нашей армии, стратегические материалы для нашей военной промышленности. Вы сами понимаете, насколько важно было для нас получить эти грузы. Но англичане судят со своей колокольни, преследуя не общие, союзнические, а сугубо национальные цели. С их точки зрения, в случае утраты таких боевых единиц, как крейсеры, Англия лишится военно-морского преимущества в Атлантике, не сможет сопровождать войска и продовольствие через океан из Америки... А переправляют они в Европу десятки тысяч американских солдат. Потеря боевого флота в Атлантике, как объяснил нам господин Черчилль, сделает безусловно невозможным открытие второго фронта в Европе и в сорок третьем году.