Начальник заводской базы ГСМ Сливко Павел Геннадьевич, произведя ежедневную инспекцию топлива, был до смерти напуган недостачей солярки в количестве двухсот тонн. За подобную халатность гражданина Сливко вполне могла ожидать статья уголовного кодекса, та, что под пунктом «хищение в особо крупных размерах», поэтому перепугался он вполне обосновано. К тому же, рыльце то у начальника базы ГСМ действительно было в пушку, — сливал иногда, пройдоха, топливо на сторону, но все больше с подачи самого директора завода товарища Огрехина Бориса Поликарповича, да и меру знал, не зарывался. А тут целых двести тонн исчезли за ночь! Огромная вкопанная в землю цистерна была не просто пуста, она успела высохнуть и даже не пахла соляркой!.. Побелевший от страха начальник базы ГСМ кинулся к директору докладывать о катастрофе. Огрехин Борис Поликарпович, человек хозяйственный и решительный, минут десять орал отборным матом, мясистым лицом раскраснелся, и закончил выступления добротным пинком подчиненному Сливко под зад. Выброс энергии поостудил директора, он перевел дыхание и призвал к себе главного инженера, главного технолга и зама по производству. Прибывшие сотрудники получили наказ немедленно в ситуации разобраться, что расторопные замы и сделали в течение рабочего дня. Оказалось, что солярку никто не крал, а сбежала она сама. Проба грунта под цистерной выявила огромную концентрацию щелочи, которая превратила дно топливной емкости в ржавое сито. Подняли документы и убедились, что в момент монтирования цистерны пробы почвы были в порядке, следовательно, метаморфозы с грунтом произошли уже после монтажа цистерны, вернее совсем недавно. Солярка же не просто впиталась в землю, но обрушилась в недра планеты водопадом. Когда кран вырвал из земли кожух, оставшийся от топливной емкости, в образовавшей яме обнаружилась бездонная воронка шести метров в диаметре. В нее высыпали двадцать кубов щебня, но дно той пропасти так и не показалось. Главный инженер почесал затылок, затем распорядился воронку перегородить двумя дорожными плитами и залить бетоном. Новую цистерну так же посадили на бетонную подушку, чтобы избежать ее контакта с грунтом, и только после этого наполнили топливом.
Инцидент был довольно странным, но забот у заводского начальства и без того хватало, так что вскорости о сбежавшем горючем забыли. Проблему же устранили, топливо больше само по себе никуда не девалось, чего еще нужно? Но уже весной следующего года загадочный катаклизм снова дал о себе знать.
Когда закончились апрельские дожди, и грязевые реки, прихватив положенные ей жертвы, скрылись в лесных низинах, у заводского забора, как раз напротив восстановленной цистерны, забил черный источник. Вязкая маслянистая жидкость была горячей, и булькала, насыщая воздух стойким запахом мазута и гнили. А поскольку город располагался ниже завода, то черная жижа, повторяя путь весенних селей, неспешным ручьем потекла в центр Красного.
Начальник ГСМ Сливко, увидав такое чудо, обрадовался, приняв жидкость за нефть, и засунул в источник руку, желая нефтью умыться, как то делают все нефтяники, открыв новую скважину. В результате получил кислотный ожог, так что кожа с ладони слезла, как перчатка, и свалился в обморок от болевого шока. Начальство завода распорядилось доставить горе-нефтяника в поликлинику, а само озадачилось явлением. Размышляли долго и, в конце концов, пришли к выводу, что двести тонн солярки в недрах планеты претерпели какие-то изменения и вернулись назад в виде черного гейзера. А поскольку воронка была забетонирована, то источник, обогнув преграду, пробился наружу поблизости. Главный технолог распорядился сделать анализ странной субстанции, но лаборатория завода не имела необходимых реактивов, да и опыта для изучения подобных веществ. Тогда образец отправили доктору Чеху. Антон Павлович изучил материал и пришел к выводу, что:
— Оно живое!
Субстанция представляла собой солярку, которую поедали неизвестные Антону Павловичу микроорганизмы, выделяя в качестве отходов метаболизма жуткую смесь кислот и тепло. Кислоты служили прожорливым корпускулам желудочным соком — они переваривали любую органику, после чего она также поглощалась. Одним словом, кошмар, а не вещество.
Председатель горисполкома Поворотов Леонид Валерьевич примчался на завод вопя:
— Катастрофа!
Прав был председатель горисполкома, потому что проблема и в самом деле стала не просто актуальной, но критично-опасной, ведь черный ручей уже тек по улице Ленина, разлившись в ширину до трех метров, и далеко не всем горожанам удавалось его перепрыгнуть. Два нетрезвых металлурга, одна собака и кот уже растворились в черной реке, при этом визжали невыносимо. И хотя в целом жители города относились к новому явлению скорее с безразличием, в крайнем случае с легкой опаской, чем со страхом и паникой, отдельные горожанки были недовольны, ведь черная река забирала кормильцев полностью, включая остатки непропитой зарплаты. Любопытная детвора так и вовсе переместила область своих игр поближе к черному ручью, пускала по нему кораблики, а то и скармливала странной жидкости жуков и червей. В общем, председатель горисполкома прекрасно понимал, что беспечность горожан может дорого обойтись городу. А тут еще 9 мая был на носу.
— По улице же пойдет колона демонстрантов! — беспокоился Леонид Валерьевич.
Директор завода Огрехин, человек, привыкший мыслить с размахом, вспомнил, что еще в тридцатых годах Иосиф Виссарионович задумал проект поворота северных рек на юг. То, что в этом проекте напрочь отсутствовал здравый смысл, не беспокоило директора завода нисколько, но масштабность предприятия наполняла его сердце ликованием и верой в силу коммунистической идеи.
— Мы построим канал, пустим реку по другому руслу, — авторитетно заверил директор завода Поворотова.
Мысль, что природа будет плясать под его дудочку, тешила самолюбие Огрехина, потому он был готов выделить средства на подобный проект. Но реализация проекта требовала времени, которого совсем не осталось, на что и указал Леонид Валерьевич. Пора уже было выгонять сталеваров на субботники и развешивать на столбах алые флажки, — какая тут к черту стройка века!
— Ладно, — нехотя согласился Огрехин. — К сооружению канала приступим после праздника, а пока организуем переправы.
— И берега бы огородить, — добавил Поворотов, — а то люди тонут.
— Люди у него тонут, — проворчал Огрехин, вспомнив, что он как-никак директор завода, и разбазаривать без нужды заводские резервы права не имеет, а на ограду по всей улице уйдет кубов пятнадцать леса. — Работу проведи с населением, чтобы не лезли куда не надо!
— Да проводил работу и провожу, по радио несколько раз объявлял. Двести листовок заказал в типографии, так это когда они придут! А народ наш, он же бестолковый! Говоришь «убьет», а он все одно лезет!..
— Лезет у него… Ладно, сделаем и ограду. Должен будешь.
Ворчал Огрехин больше для приличия, чтоб не расслаблялись, а то повадятся шастать к нему по любой ерунде, — и сам понимал, что ограда нужна, так что уже через пару часов бригада заводских строителей наводила через черный ручей мосты и городила заборчики.
Праздник Великой победы выглядел зловеще: по красному городу текла черная река, по обоим берегам которой осторожно шествовали две колоны, подняв над головой красные флаги, транспаранты и плакаты с суровыми лицами членов Политбюро. Народ внимательно смотрел под ноги, молчал и только изредка то тут, то там слышалось тихое ругательство. Но в целом все прошел гладко, и никто в прожорливую реку не угодил.
А уже десятого мая заводские инженеры ПТО под началом замдиректора по строительству бегали с теодолитом вокруг завода, пытаясь угадать, в какую сторону лучше пустить черную реку. В конце концов, придумали направить ее на север. Подогнали технику, закипела работа.
Канал построили быстро, всего за месяц. Последний участок взорвали динамитом, открыв жидкости новое русло, и черная река нехотя приняв указанное человеком направление, вяло потекла к лесу, огибая город с северной стороны. Огрехин Борис Поликарпович был собой доволен и даже горд, — не каждому же выпадает счастье соорудить свой собственный канал! — и распорядился всем участникам проекта выписать премию, включая начальника базы ГСМ Сливко, которому шустрый хирург Ванько, не дожидаясь вердикта доктора Чеха, успел оттяпать покалеченную кисть.