Доктор Чех был вынужден признать, что эксперимент по адаптации Никодима к сообществу сверстников провалился с треском, а потому, не имея понятия, что же делать дальше, пребывал в замешательстве. Иван Староверцев и вовсе впал в отчаянье. Но им ничего не пришлось предпринимать, потому как проблему обязательного среднего образования Никодим решил сам.
20-го августа 1969-га года Никодим навестил директора школы Сымчинбаева Дамира Давлетовича, и вогнал пожилого татарина в оторопь, потребовав выдать ему аттестат зрелости. На хилый вопросик, почему мальчик не хочет учиться, Никодим ответил, что учиться в школе ему незачем, а поскольку идиотские правила социалистической бюрократии предписывают в обязательном порядке иметь бесполезную бумажку, подтверждающую завершение десятилетней школьной тягомотины, то бумажкой этой Никодиму обладать необходимо, во избежание возможных проблем. На какие именно проблемы намекнул Никодим, Дамир Давлетовичя не понял, и возразил, что при всем желании, выдать аттестат зрелости семилетнему мальчику права не имеет, на что Никодим сообщил, что овчарка Гульназ — любимая сука товарища Сымчинбаева, на завтра издохнет, после чего развернулся и покинул кабинет опешившего директора. Следующий день для любимой суки Дамира Давлетовича оказался последним, она угодила под колеса заводского автобуса. Директор школы, до смерти перепуганный, бросился к участковому и попросил защиты, жалуясь, что семилетний мальчик угрожает его жизни и вообще терроризирует.
Участковый Полищук был не высокого мнения о директоре школы, то есть считал его человеком бесхарактерным, слабым, и трусливым. А теперь еще и спятившим. Но школа в городе была одна единственная, и весь поголовно Полищуковский выводок в ней учился. Из всех предметов юным Полищукам легко давалась одна физкультура, и из класса в класс их переводили только потому, что своего мнения о Сымчинбаеве участковый не обнародовал, но напротив, школе всегда оказывал посильную помощь, когда она в ней нуждалась. Сейчас же Полищук эту помощь видел в необходимости доставить Дамира Давлетовича к доктору Чеху, что без промедления и сделал.
Уже находясь в кабинете заведующего поликлиникой, участковый с улыбкой слушал сбивчивое повествование директора школы о странном мальчике, который потребовал себе аттестат, а затем, в качестве меры давления, накликал на любимую собаку Дамира Давлетовича смерть. Полищук, предвкушая удовольствие, ждал, когда Антон Павлович поставит диагноз, какое-нибудь заумное мозговое расстройство, а то и наденет на выжившего из ума татарина смирительную рубашку. Но доктор Чех слушал Сымчинбаева внимательно, ходил по кабинету, закинув руки за спину, и всем видом показывал, что к словам директора школы относится серьезно. Когда Дамир Давлетович закончил свой монолог, Антон Павлович остановился перед участковым и сказал:
— Дамир Давлетович не болен, голубчик. Все, что он рассказал, скорее всего, правда.
Улыбка сползла с лица участкового.
— Но… Антон Павлович!.. Однако…
— Я знаю этого мальчика, — продолжил доктор Чех. — Я наблюдаю за ним уже пять лет. Он обладает уникальными способностями, в том числе и в умственном развитии. В среднем образовании он действительно не нуждается, я полагаю, потому как знает куда больше, чем все мы вместе взятые. А именно, он совершенно точно может сказать, кто и когда умрет.
Повисла пауза. Участковый Полищук смотрел на Антона Павловича, вытаращив глаза, наконец, до него дошло:
— Так значит, эти слухе о пацане — правда?!
— Дайте ему этот аттестат, — посоветовал доктор Чех. — Пребывание Никодима в школе может быть опасным.
— Но, Антон Павлович, уважаемый! — подал голос директор школы. — Как же мы дадим ему аттестат? Ему же только семь годочков!
— Товарищи, придумайте что-нибудь, — отмахнулся Антон Павлович. — Я и так вынужден кроме медицины заниматься биологией, зоологией и биохимией. Не вешайте на меня еще и бюрократические проволочки.
— Антон Павлович, если пацан так опасен, почему его не посадить под замок? — Полищук был человеком действия, шок от откровения доктора Чеха прошел, и к нему возвращалась его обычная практичная хватка.
— А на каком основании, голубчик? Предсказывать чью-то смерть не преступление, и не болезнь. И вот еще что, Казимир Григорьевич, не забывайте, что в эту школу ходят и ваши дети. А если однажды он кому-то из них напророчит смерть? Как вам такое?
Полищук сглотнул, часто заморгал, но быстро с паникой справился, глухо произнес:
— Ну его… Вот что, можно выдать аттестат с пометкой, что действителен он будет, когда парню стукнет семнадцать. Так товарищи из гаи иногда делают, когда пацаны права раньше паспортов получают. Товарищ Сымчинбаев?
— Да, да! Это выход, это решение! — радостно отозвался директор школы.
— Ну вот и славно, товарищи, — подвел итог Антон Павлович. — А теперь я попрошу вас меня оставить, потому как мне необходимо найти способ покончить с Fluvius nigra, пока она не покончила с нами.
К первому сентября Никодим получил аттестат, а доктор Чех разгадал один секрет Черного Мао. Оказалось, что Fluvius nigra боится холода. Из этого следовало, что с первыми заморозками колония пожирателей нефтепродуктов уйдет глубоко под землю. И действительно, в начале октября Черный Мао был замечен в последний раз и показался только в конце весны следующего года.
— Глава 7 —
Господь так устроил, что они
(реки) текут туда — на север.
Он имел что-то в виду?
Д. Гранин, «Из интервью телеканала Россия».
1971-ый год для ПГТ Красный оказался довольно нервным. В начале лета в город прибыл эшелон военной техники в сопровождении подразделений внутренних и инженерных войск. Четыре БТР-а, четыре тягача и восемь тентованных грузовиков, приглушено рыча, сползли с железнодорожных платформ, пересекли город, и притихли возле военкомата. Следом, выбивая из города, как из пыльного ковра, бурое марево пропечатала шаг колонна солдат. На пустыре за военкоматом военные и разбили лагерь.
— Это что, «специалист по работе с кадрами» и его личная охрана?! — поразился почтальон Семыгин, памятуя предупреждение доктора Чеха о посещении Красного офицером госбезопасности, но Антон Павлович ответа не знал, да и вообще никто в городе понятия не имел, что происходит.
Еще через три дня на заброшенное вертолетное поле, что возле церквушки, опустился пузатый Ми-8, доставивший двенадцать человек гражданских. Гражданских препроводили в расположение воинской части, и оградили от всяких контактов с местным населением, которое, глядя на непонятно откуда и зачем явившуюся военную мощь страны, забеспокоилось, предполагая, что началась какая-то секретная война, и милая сердцу держава в опасности.
Поворотов Леонид Валерьевич, по роду службы обязанный к волнениям народа относиться внимательно, отправился в расположение гарнизона выяснить, что именно происходит, но к командиру гарнизона полковнику Рубакову не попал, а попал к замполиту Котавасеву, служившего в чине майора, и капитану Особого Отдела Червякину. Майор Котавасев имел массивное квадратное тело среднего роста, в плечах сажень косая, ладони — лапища, на ногах стоял твердо, будто в землю вкопанный, а лицом был красен, как пролетарское знамя, ровную алость которого немного портили синие мешки под глазами и мутные зрачки в желтоватых глазных яблоках. Одним словом майор Котавасев смахивал на средний танк, у которого вместо артиллерийского орудия в башню вмонтировали излучатель психического действия, — майор одним своим видом вызывал страх, а то и панику. Капитан Червякин, напротив, был худ, плюгав, рост имел ниже среднего, носил круглые очки с толстыми линзами, отчего глаза его казались навыкате, а под жидкими усиками прятал узкие длинные губы, которые иногда выпячивались, открывая наблюдателю свое родство с земноводными. Особист вел себя тихо, на стуле сидел неподвижно, точно хамелеон в засаде, и трогательно так складывал на колени ладони, словно прилежный ученик за партой. В общем, такой себе рядовой чиновник канцелярии смерти.