Валентин Андреевич никогда не уходит домой в положенные шесть часов, слишком много неотложных дел требуют его непосредственного участия. На планерках и совещаниях старательно все записывает в толстый ежедневник — не приведи господь что-нибудь забыть! К вечеру может быть раздражителен, и даже способен разозлиться. Перманентное внутреннее напряжение рано или поздно доведет до точки кипения любого. Хотя в проявлении той злости Валентин Андреевич забавен — глазки сверкают, лицо скорее обиженное, чем злое, голос срывается на высокие ноты. Говоря откровенно, злиться он не умеет. Впрочем, как и руководить.

Валентин Андреевич так усердно пытается быть не собой, что это вызывает улыбку. Даже его обходы кабинетов с целью выявления чаепития в неположенное время — все это настолько фальшиво, что хочется запустить в его гладко выбритое личико пончик с повидлом. Чтобы не перебивал аппетит. Всё в нем натянуто, всё притянуто за уши, всё не настоящее, какое-то не взрослое. Ему так отчаянно хочется соответствовать образу руководителя, который он, видимо, годами конструировал в своей голове, что, став теперь тем самым руководителем, шарахается от собственного естества. Потому что оно, это естество, надуманному образу совсем не соответствует. И все ради чего? Да чтобы из рычажка управления стать кнопкой контроля, чтобы сделать следующий шаг на тернистом пути карьерного роста.

Вот он открывает дверь кабинета, замирает и созерцает тебя, почти сползшего под стол. Это ты так сидишь в кресле — клавиатура на пузе, глаза уперты сразу в два монитора, а на тех мониторах разноцветные строчки кода. Два монитора — это хорошо, потому что они стоят немного под углом, и второй закрывает первый, если смотреть от дверей. Так что если кто-то неожиданно открывает дверь, в запасе есть пара секунд, чтобы свернуть «аську», почтовый клиент, несколько сайтов и Word с этим текстом, и открыть редактор Visual Basic.

— Евгений Александрович, как продвигается система анализа реестра платежей? — деловито вопрошает начальство.

Так и подмывает сказать: «Я не владею информацией!»

— Нормально, Валентин Андреевич, — отвечаешь ему, продолжая в комментариях между строк кода сосредоточенно набивать в обе руки всякую чушь. — Если не будут особенно отвлекать, то к завтрашнему вечеру закончу. Формат файлов поменяли в последний момент, пришлось треть кода переписывать. А его ведь еще и отладить надо… — для пущей важности ты многозначительно поднимаешь брови.

— То есть в сроки мы укладываемся?

— Разумеется.

— Хорошо. Завтра предоставьте мне отчет о проделанной работе. Я должен владеть информацией.

«Начинается!..» — думаешь с досадой. Ты всегда «любил» бесполезную писанину.

— Ладно…

Валентин Андреевич покидает кабинет, аккуратно прикрыв за собой дверь. Он удостоверился, что работа идет, и сотрудник всецело в рабочем процессе задействован. Больше ему ничего и не нужно. А ты вытираешь бесполезный набор символов из комментариев кода, сворачиваешь окно редактора Visual Basic и открываешь Word.

Всегда опасно, когда начальство думает, что твоя работа легко выполнима. Потому что в этом случае твоей работы будет становиться больше, а свободного времени меньше. Так что не стоит давать начальству повод для подобных умозаключений. Ну что с того, что программа, которой интересовался Валентин Андреевич, была закончена и отлажена еще вчера?

В этом свете высокий профессионализм инженера АСУ также не является благом, — когда все системы работают без сбоев достаточно долго, у начальства может появиться подозрение, что системы жизнеспособны сами по себе, и твое участие в их работе — дело сомнительное. Так что далеко не все аварии надо предупреждать, иногда полезно напомнить рычагам управления и кнопкам контроля, что ты не зря получаешь зарплату.

— Валентин Андреевич, у нас авария! Кассы стали, тарификация не идет, биллинг упал!

— Что?! Что случилось?!

— Выясняем, — заверяешь начальство, спокойно перегружая «железо» тарификатора в полной уверенности, что после этого, все заработает нормально.

— Держите меня в курсе. Я должен владеть информацией.

— Само собой!

Через пять минут докладываешь о выявленных и устраненных проблемах. Ты почти герой — спас систему от полного уничтожения, а заодно не дал опуститься своему профессиональному статусу.

Если ты и шестеренка в этом механизме, то выбирать направление и время вращения предпочитаешь сам. А остальные… пусть они думают, что ты такой же, как все. Немного ленивый, не особенно исполнительный. Пусть думают, что хотят. Они все равно по другую сторону.

30

Ты неторопливо идешь по лужам своей тридцать третьей весны. На редкость мерзко и слякотно. Небо затянуто серой мутью, время от времени пускается холодный ленивый дождь. В проемах между домами пешеходов караулит озлобленный ветер. Он выпрыгивает из-за углов, словно злой разбойник, срывает кепки и бейсболки, вырывает из рук зонты, норовит забраться под куртку и проверить карманы.

Туфли промокли, ноги стынут в мокрых носках, в голове вяло шевелится промозглая мысль, что в это время вполне возможно столкнуться на лестничной площадке с соседом, и столкновения этого лучше избежать. Ты останавливаешься в размышлении, где бы скоротать полчаса или час, ничего умного не придумываешь, обреченно вздыхаешь и плетешься домой.

Ты размышляешь о том, что вся проблема человеческих взаимоотношений не в эгоизме, а в непонимании своего эгоизма. Каждая фраза «ты не прав» на самом деле подразумевает другое: «мой эгоизм сильнее, следовательно, и правда моя значительнее». Дело не в количестве знаний, или жизненного опыта, дело в том, что это знание или жизненный опыт дают право быть выше. Дают право считать, что ты выше. А если интеллекта и опыта не хватает, а то и попросту наблюдается их полное отсутствие, то сойдет и грубая физическая сила. Кто откажется от желания возвысится над ближним своим? Жизнь есть борьба за власть — эту формулу никто не отменял.

Неоправданная агрессия, скупость и наглость, если все это сложить, а потом умножить на силу медведя и интеллект бурундука, получится Анатолий — сосед по квартире.

Толян стал коммерсантом еще в армии. Будучи водителем тягача на калининградском аэродроме ВМС, он продавал за пределы части все, что мог до той ограды дотащить. Через год службы у него уже были постоянные клиенты на бензин и солярку. Как-то заезжий поляк, такой же бизнесмен, как и Толик, заикнулся о реальной стоимости кортика — обязательного атрибута офицера военно-морского флота. Анатолий обдумывал операцию два месяца, потом таки решился. Кортик он спер, но шухер поднялся невероятный, потому как пропажа кортика похлеще утери автомата будет. Загреметь в штрафбат Анатолию не очень хотелось, поэтому кортик он закопал за аэродромом и больше о нем не вспоминал. Этот атрибут чести военно-морского офицера и по сей день где-то в сырой земле ждет своих археологов.

Неудача с кортиком не очень расстроила Толика, и через полгода он с подельщиком вскрыл какой-то склад и основательно перебрал зимний гардероб летчиков. Он спер и переправил в Польшу тридцать летных курток. Таким вот образом он и заработал свой «первый миллион».

Жить без неприятностей Анатолий не умеет. Наверное, и не догадывается, что такое возможно. Если он приходит в кабак, там обязательно будет драка.

— Та, бля, если бы не эти «афганцы», это самое! — говорит он и сверкает глазами.

Толян никогда ни в чем не виноват. Что бы ни случилось, это случается из-за кого-то.

— Я тебе сейчас докажу, что теща моя глупая, это самое, и злая. — Он начинает загибать пальцы. — Первое: это самое, не любит ни кошку, ни собаку, это самое. Второе: любимые передачи — это «Поле чудес» и «Любовь с первого взгляда», это самое…

Сам Толик смотрит вообще все подряд. Сидит перед ящиком с утра до вечера и со скоростью двадцать четыре кадра в секунду поглощает видеоряд из рекламы, ток-шоу, криминальных хроник, новостей и художественных сериалов. Смотрит так, словно это одна передача. В сущности, смотреть телевизор — это его основное занятие, потому как числится Толик предпринимателем, то есть, нигде не работает, и свободного времени у него всегда в избытке.