5

Раз в две или три недели, когда выпадал ясный, погожий день, бабушка говорила: — Нынче мы пойдем проведать лесника!

Дети прыгали от радости и не успокаивались, пока бабушка, захватив веретено, не отправилась с ними в путь.

Дорога от плотины к мосту проходила вдоль крутого косогора; от моста до самого Ризенбурга тянулась тополевая аллея. Но бабушка выбрала другую дорогу — холмистым берегом реки, через лесопильню. За лесопильней возвышался лысый холм, где только желтели цветы медвежьего уха; за ними-то Барунка и охотилась. Постепенно долина все более и более сужалась; река в тесном русле стремительно несла свои воды через огромные камни, преграждавшие ей путь. Склоны холмов поросли елями и пихтами, бросавшими тень почти на всю долину. По этой долине и шли дети с бабушкой, пока не добрались до замшелых развалин Ризенбургского замка, выглядывавших из темной ограды деревьев.

Невдалеке от замка, над старым подземельем, стояла на горе беседка с тремя высокими стрельчатыми окнами. Говорили, что ходы подземелья тянутся на целые три мили, хотя туда ни один человек не заглядывал из-за сырого, удушливого воздуха. Господа, выезжая на охоту, устраивали в беседке второй завтрак. Дети не медля направились туда, карабкаясь по крутизне, словно дикие козочки. Бедная бабушка с трудом поспевала за ними, хватаясь то одной, то другой рукой за молодые деревца.

— Ох замучили вы меня, едва дух перевожу, — ворчала она, поднявшись, наконец, наверх.

Дети взяли старушку за руки и повели в беседку, где веяло приятной прохладой: со скамейки, на которую они усадили ее, открывался живописный вид. Под ними внизу с правой стороны виднелись развалины замка, еще ниже лежала полукругом небольшая долина, края ее окаймляли холмы, поросшие елями. На одном из холмов виднелась маленькая часовня. Всюду царила тишина, нарушаемая лишь шумом воды и пением птиц.

Яну вдруг вспомнилось предание о силаче Цтиборе, пастухе ризенбургского рыцаря. Как раз внизу, на этой самой долине, рыцарь настиг Цтибора, когда он нес на плече ель, вырванную прямо с корнями в господском саду. На вопрос рыцаря, где Цтибор взял ель, тот чистосердечно во всем признался. Рыцарь простил его да вдобавок велел прийти в замок с мешком — даст он, мол, ему столько всякой снеди, сколько тот в силах унести. Цтибор не растерялся, взял у жены чехол с перины размером в девять локтей и отправился в замок; там насыпали ему гороху и наложили копченых окороков полный чехол. За силу и правдивость полюбил рыцарь Цтибора и, когда в Праге королем был объявлен большой турнир, взял его с собой. На турнире Цтибор одолел немецкого рыцаря, которого никто не мог одолеть, и король пожаловал ему рыцарское достоинство.

Детям нравилась эта легенда. С тех пор как они услышали ее от старого пастуха, и замок и долина казались им особенно привлекательными.

– Бабушка, а как называется то местечко, во-он рядом с часовней? — спросил Вилем.

– Это Боушин. Будем живы-здоровы и там побываем, когда люди пойдут на богомолье, — пообещала бабушка.

– Бабушка, а что случилось в Боушине? — спросила Аделька, готовая слушать старушку с утра до вечера.

– Чудо там содеялось. Разве вы не помните, как Ворша о том рассказывала?

– Мы уж забыли. Расскажите нам, пожалуйста, расскажите, — приставали неугомонные внуки.

Бабушку не пришлось долго упрашивать.

– Сидите смирненько и не высовывайтесь из окна, не то упадете и расшибетесь. Вон за той горой и за теми лесами лежат деревни: Турынь, Литоборж, Слатина, Мечов и Боушин. В давнее время всеми этими деревнями владел один рыцарь, по прозванию Турынский, а жил он в своем замке на Турыни. У рыцаря была жена и одна-единственная маленькая дочка красавица, на великое горе родителей — глухонемая. Однажды гуляла девочка по двору замка и пало ей на ум пойти в Боушин посмотреть, что делают там ягнята, насколько выросли они за то время, пока она их не видала.

Надобно вам сказать, что тогда еще ни деревни, ни часовни не было, а стоял только хутор, где жила дворня Турынского рыцаря и находился его скот. Кругом чернел лес дремучий, а в лесу много зверя всякого водилось. Девочка не раз бывала на хуторе, да только приезжала она всегда с отцом. Вот и подумала глупенькая, что стоит ей побежать побыстрее, и она вмиг там очутится. Шла она, шла неведомо куда, думала — дорога как дорога: мала еще была, неразумна, вот вроде вас. Порядочно уже прошла, а белый хутор все не показывается. И стало девочке жутко. Подумала, что скажут отец и мать, не найдя дочку в замке. Взял ее страх, и бросилась она бежать назад. Да от страха не только дитя малое, взрослый человек легко голову теряет. Сбилась бедняжка с пути и не попала ни домой, ни на хутор. Зашла она в дремучий лес: ни тропинки не видать, ни света белого. Тут и поняла, что заблудилась.

Вот и подумайте, каково ей было! Вам бы так худо не пришлось: вы и слышите все и говорить можете, а она глухонемая. В испуге металась бедняжка по лесу и еще больше запутывалась в лесных тропинках. Голодно ей было и пить хотелось, ноги отказывались служить, жутко становилось при мысли, что ночь застигнет ее в лесу, где рыщут дикие звери. Но больше всего страшил девочку гнев родителей. Измученная, вся в слезах, очутилась она вдруг у родника, нагнулась и жадно прильнула к воде; напившись, огляделась и, увидев перед собой две тропинки, остановилась в нерешительности. По которой идти? Теперь-то она уж знала, - не всякая дорожка к дому ведет. И вспомнила тут девочка, что мать в трудную минуту всегда идет в свою комнату и молится; опустилась она на колени и стала просить бога вывести ее из лесу.

Вдруг почудились ей странные звуки, в ушах у нее зазвенело и загудело. Гул становился все сильней и сильней. Девочка не понимала, что с ней творится, откуда такой шум вокруг. Задрожала бедняжка от страха, заплакала и хотела бежать. И тут видит, выбегает на тропинку белая овечка, за ней другая, третья... Скоро собралось у источника целое стадо. У каждой овцы на шее колокольчик; звон их и услышала девочка. Это были овцы ее отца. За ними бежал белый пес. Наконец, появился и сам пастух Барта. Вскрикнула девочка — Барта! — и бросилась к нему. Обрадовался Барта, что она говорит и слышит, взял ее на руки и поспешил на хутор, который недалеко был. А там сидела убитая горем жена Турынского рыцаря и думала-гадала, куда пропала ее дочка и что с ней случилось. По лесу бродили разосланные на поиски люди, сам рыцарь тоже повсюду искал свою дочь; мать же тем временем томилась в ожидании на белом хуторе. Вы только представьте, какова была ее радость, когда Барта принес ей дочку да вдобавок выздоровевшую. А как вернулся отец и узнал от дочери обо всем случившемся, дали родители обет выстроить у родника часовню; обещание свое они выполнили. Вон та часовня, что вдалеке виднеется, она самая и есть, и родник около нее — тот самый, из которого девочка пила, и в лесах этих она плутала . . . Ну, а ее давным-давно нет на свете, и отца нет, и Барта умер, а от Турынского замка остались одни развалины . . .

– Куда же делись овцы и собака? — осведомился Вилем.

– Собака издохла, старые овцы тоже, маленькие выросли, и у них родились ягнята... Так, детушки, и ведется на белом свете: старое старится, молодое растет.

Дети пристально смотрели вниз, на долину; их воображение рисовало то рыцаря на коне, то заблудившуюся девочку . ..

Вдруг из леса выехала дама на прекрасной лошади и поскакала по долине. Ее сопровождал берейтор. На амазонке был темный жакет и длинная коричневая юбка, закрывающая стремена; вокруг черных локонов вилась зеленая вуаль, наброшенная на черную шляпу.