Глава 2

Йео

Тугой комок беспокойства, скручивающий мое сердце, наконец, ослабляет свою хватку. Двенадцать лет — это долго, чтобы держать часть себя в тисках.

Кейденс Маршалл — целый мир для меня с тех пор, как мне исполнилось десять. А теперь — и каждый выбор. Каждое решение. Каждая мысль, посещающая мою голову... связана с ней. Так было всегда и всегда так будет.

Я люблю ее.

Просто и ясно.

Нельзя погасить пылающее пламя любви. Родственные души просто так не расстаются. Двадцать лет никак не изменили моих чувств к ней. Время, когда мы не были вместе, — прошло.

Больше не надо прятаться.

Больше не надо избегать.

Не надо больше отрицать наши сложные отношения.

И я собираюсь сделать это прямо сейчас.

* * *

«Она выгнала тебя, Йео!»

Но это был толчок — и мне он был необходим. Она права. Я не мог помочь ей с образованием, домом или деньгами. Но и не мог ее ненавидеть. Не мог зацикливаться на том, как и почему она решила меня прогнать. Я предпочел бежать в противоположном направлении — к тому, что рано или поздно сведет нас вместе.

Кейди из тех женщин, которые заслуживают пожизненной привязанности.

Иногда невозможно легко исправить или быстро решить проблему.

Часто для этого требуется время. Когда ты полностью посвящаешь себя кому-то — ты заставляешь время работать на тебя.

* * *

Кейди — то обязательство, к которому я никогда не подхожу с двойной моралью. Я игнорирую требование отца посещать школу бизнес-менеджмента. Управлять наравне с ним компанией транснациональных технологий умеют только мои братья. «Андерсон Тек» прекрасно справляется и без меня. Малыш. Мятежник. Братья от другой матери.

Я улыбаюсь, когда думаю о своей матери. Гьен Андерсон — сила, на которую можно всегда рассчитывать. Более тридцати лет назад она влюбилась в моего отца, который ради бизнеса провел несколько лет в Южной Корее. Она забеременела мной в самом начале их отношений. Но была проблема — папа был женат и уже имел двух сыновей, Дина и Баркли.

Когда отец понял, какую кашу заварил, то развелся с Эвелин, чтобы вступить в законный брак с моей матерью. И, тем не менее, он остался преданным отцом моим братьям. Он хотел, чтобы все его дети жили в Западной Вирджинии. Вместе. Одной счастливой, дурацкой семьей. Отец прыгал туда-сюда между их великолепным кирпичным домом в новом районе Моргантауна и нашим простым домиком в конце улицы Кейди.

Смешно говорить о легкости такого воспитания.

Всю мою жизнь меня любят и заботятся обо мне.

Я не смею просить о большем.

* * *

Кейди как-то приспосабливается. Я просто знаю это. И скоро мы выясним — как. Я провожу много времени в подготовке к этому моменту. Это должно сработать.

Пронзительный звонок отвлекает меня от мыслей, и я осторожно, не отрывая глаз от дороги, тянусь к своему сотовому.

— Да?

— Папа сказал тебе, что сегодня вечером мы ужинаем в ресторане у ЛеБланка? — Барк с жаром начинает рассказывать о месте, куда нас приглашают. Он даже не удосуживается поздороваться.

Баркли — средний сын семейства Андерсонов — больше всех похож на нашего отца. Он высокий, с темно-каштановыми вьющимися волосами, широкими плечами и сильным подбородком. Дин — светло-каштановыми волосами и мягкими чертами лица — очень похож на свою мать. Я же из-за своих южно-корейских корней почти не похож на отца — лишь очень высокий в него. И у меня миндалевидные, карие, как у матери, глаза, а волосы — прямые и черные.

— Кто мы?

— Пэтти, близнецы, мама и папа, Дин и его новая девушка, и, конечно, Гьен. Все как обычно, — ворчит брат.

Могу утверждать, что Баркли звонит из офиса. Я слышу, как он во время разговора печатает на компьютере. Барк постоянно работает — из-за этого его брак с Пэтти трещит по швам. Она, думаю, давно бы ушла от него, если бы близняшки не начали учиться в старшей школе и не были бы так сильно увлечены софтболом (прим. спортивная командная игра с мячом, разновидность бейсбола).

— Могу я привести с собой кое-кого?

Стук по клавишам прекращается, а его дыхание становится прерывистым. Ему даже не нужно ничего говорить. Я почти слышу вопросы, скачущие в голове у Баркли.

«Это она?»

«Кейденс Маршалл?»

«Что она затевает на этот раз?»

Но он не спрашивает — Баркли не такой смелый, как наш отец. Ему действительно нет дела до чувств его брата.

— Конечно, парень. Приводи. Он красавчик? — его попытка разрядить напряженную атмосферу вызывает у меня улыбку.

Я усмехаюсь и качаю головой.

— Отвали. Ты же знаешь, меня интересуют девочки, а не парни.

— Слухи говорят о другом, — дразнится он.

Я на мгновение напрягаюсь от его слов, но затем отмахиваюсь от них. Мельница слухов в этом городе огромна — всегда заполнена работой.

— Да, да. Во сколько?

— Мы договорились на восемь.

* * *

После разговора я жму на педаль моего BMW. Случалось много разного дерьма в Коннектикуте — где я закончил ординатуру в больнице Святого Фрэнсиса — из-за вождения этой яппи-машиной. Папа подарил мне ее, как только я закончил медицинский. Пока мои коллеги тонули в студенческих долгах по кредитам после четырех лет учебы и ездили на работу на автобусе, я катался на кабриолете М6 за восемьдесят шесть тысяч долларов и жил в оплачиваемом отцом лофте в центре Хартфорда.

Я не заслуживал оправдания — мои ровесники просто не могли понять мою семью.

Отец хотел купить для мамы огромный дом, похожий на тот, в котором жил с Эвелин. Но она отстояла себе домик, в котором живет до сих пор. Он стоит меньше моей чертовой машины. Мама единственный человек, которому отец позволяет настоять на своем и при этом выйти сухим из воды. Я никогда не пойму их отношений.

Мама однажды сказала, что она — огнедышащий дракон.

А папа легко воспламеняется.

Я больше ничего не спрашиваю на эту тему.

* * *

Я умираю от желания позвонить Кейди. За последние двенадцать лет мы разговаривали всего пару раз. Иногда мама ради меня заходит к ней. В основном же я в курсе ее дел благодаря «Фейсбуку» и переписке с Агатой. А когда я пытаюсь дозвониться до Кейди — происходит одно и то же — я вынужден объясняться с ним.

Боунз. Высокомерный. Упрямый.

Ему наплевать на правила, логику и причины.

И это мой лучший друг.

Все мои попытки поговорить с ней терпят неудачу — приходится разговаривать с ним — Кейди не подходит к телефону. Хотя, если я не выдержу до возвращения в Моргантаун, у меня все же есть способ поговорить с ней.

Все эти годы были адом — она избегала моих звонков и пряталась при моем появлении в городе. Я знаю, что она ни с кем не встречается, но до нее все равно невозможно добраться. Но теперь, когда я переезжаю обратно, она не спрячется от меня.

Я иду за моей девочкой.

Раз и навсегда.

Нравится ей это или нет.

* * *

«Боунз может идти нафиг, если думает, что сможет не подпустить меня к Кейди», — как только эта мысль возникает в моей голове, меня начинает душить чувство вины. Он не виноват. По крайней мере, он отвечает на звонки.

Единственный человек, который не подпускает меня к Кейди, сама Кейди. Я вздыхаю и быстро набираю ее домашний номер. Каждый раз я надеюсь, что она ответит. Ну, хотя бы в этот раз.

— Йоу!

Я съеживаюсь от его голоса.

— Где Кейди?

— Не твоё дело.

Я сжимаю руль и проглатываю раздражение.

— Что?

— Не твоё дело, — хохочет он.

А мне хочется его задушить.

— Да, ладно, парень. Просто позови ее. Мне нужно у нее кое-что спросить, — мой голос напряжен — я старюсь держать себя в руках, чтобы не разозлиться на него. Моя злость на Боунза лишь делает его хозяином положения.

Я знаю это по опыту.

И не позволю ему победить.

— Мы будем играть в «Телефон». Ты говоришь мне, а я передаю твои слова ей, — говорит он с тихим смехом, — а затем скажу тебе, что она велела тебе отвалить, — в его голосе звучат веселые нотки, но меня не обмануть — я читаю между строк. Он все еще злится на меня после нашей последней стычки. И снова чувство вины нарастает внутри меня.

Я слышу в телефоне гудки и убираю его. Черт возьми! Когда Боунз злится на меня, то всегда играет в эти дурацкие игры. Игры, правил которых я не знаю. Игры, на которые я мог бы наплевать. И все же я заставляю себя играть в них.

— Мне надоело играть в «Телефон», — ворчу я громко. — И собираюсь сыграть в «Тук-тук»... это игра, в которую я обычно выигрываю.

* * *

Нетерпеливо подпрыгивая, я выхожу из дома мамы — решимость подгоняет меня. На ланч она откармливала своего трудолюбивого мальчика наполненной до краев тарелкой самгёпсаля (прим. самгёпсаль — популярное блюдо корейской кухни) с гарниром из кимчи (прим. кимчи — блюдо корейской кухни: остро приправленные квашеные овощи, в первую очередь, пекинская капуста). Я не осознавал, как сильно скучал по маминой стряпне, пока не съел вторую наполненную до краев тарелку. Если бы все зависело только от меня, она готовила бы сейчас праздничный ужин в честь моего возвращения вместо ЛеБланка. Я могу питаться бифштексами, где угодно. Но превосходные южнокорейские домашние блюда сложно найти на восточном побережье.

До дома Кейди недалеко. Я помню, как ездил на велосипеде до ее дома сто лет назад, когда жизнь была намного проще. Когда мы были друзьями. Когда были полны чувства зарождения чего-то большего. Когда я был уверен, что умру, если не буду дышать ею каждую секунду своего каждого дня.

Но жизнь добралась и до нас.

Реальность стала тем, с чем мне пришлось иметь дело.

К счастью для нас, решать проблемы — мое призвание. Наше препятствие было как раз в этом. И теперь я готов подхватить ее на руки, бальзамом исцелить ее разбитое сердце и, наконец, сделать ее своей.

Каждую разбитую частичку ее.

Своей.

* * *

Когда я подъезжаю к ее дому, первое, что замечаю, — облупившуюся от стен краску. Крыльцо, кажется, покосилось на один бок. Все заросло травой. Сердце в груди болит. Меня переполняет чувство ответственности, и я хочу выбить из себя дерьмо за то, что позволил этому случиться.