С начала века вопрос о трестах начал приобретать особую остроту в политической жизни Соединенных Штатов. В 1902 году под давлением общественного мнения республиканский президент Теодор Рузвельт снова ввел в действие закон Шермана, который его предшественник, Мак-Кинли [48], фактически похоронил.
«Нью-Йорк уорлд» впоследствии писала: «США никогда не были так близки к социальной революции, как в ту пору, когда Рузвельт стал президентом» [49]. Дело в том, что в 1902 году произошла крупная забастовка шахтеров, боровшихся против ряда компаний, контролируемых «Нотерн секюритиз К° холдинг», которая была основана банком Моргана и железнодорожными магнатами Хиллом и Гарриманом.
Рузвельт повел наступление на профсоюзы и рабочие организации [50]. Но одновременно, чтобы успокоить общественное мнение, он дал указание привлечь к судебной ответственности «Нотерн секюритиз К°». С тех пор так называемая держательская компания, контролирующая посредством финансового участия ряд других, была официально признана новой формой треста. В 1902 году и в последующие годы по указанию Теодора Рузвельта было начато дело против «Стандард ойл» Рокфеллера, «Юнайтед стил» Карнеги, «Америкен шугар рифайнинг К°», монополизировавшей производство сахара, «Америкен тобакко» и ряда других подобных этим замаскированных трестов, подпадавших под закон.
«Нотерн секюритиз К°» была распущена, но расследование деятельности остальных тянулось без конца.
Во время президентства Тафта, республиканского кандидата, сменившего в 1908 году Теодора Рузвельта, решением Верховного суда США были в 1911 году распущены «Америкен тобакко» и «Стандард ойл». Эти тресты расчленились на «независимые» предприятия; но, формально разъединенные, они на самом деле были по-прежнему объединены и управлялись теми же лицами, решения суда не уничтожили трестов. Они лишь изменили их юридическое обличив.
В июле 1912 года бывший противник покойного МакКинли — Брайан выдвинул кандидатом в президенты от демократической партии Вудро Вильсона. Кандидат начал ожесточенную кампанию против Тафта и его администрации, обвиняя их в том, что они находятся на содержании у финансовых и промышленных воротил. Чтобы отвести обвинение, президент вынужден был что-то предпринять и дал ход новым процессам против трестов. В сентябре 1912 года министр юстиции Уинкершем принял жалобу, поданную «независимыми», и распорядился начать расследование по обвинению в нарушении закона Шермана президентом МППК Дайером, вице-президентом Кеннеди, казначеем Пельцером и секретарями Марвином и Беретом.
В ноябре 1912 года Вудро Вильсона избрали президентом Соединенных Штатов 435 мандатами, в то время как за Теодора Рузвельта подано было 88 мандатов, а за Тафта всего 8 [51]. Первостепенным пунктом программы Вильсона была именно борьба с трестами. Поэтому шансы «независимых» сильно возросли, тем более что поговаривали, будто их адвокат — личный друг президента и пользуется доверием Белого дома. Но, по существу, трест Эдисона погубили не столько судебные преследования, сколько собственные стратегические ошибки.
Теперь, оглядываясь на прошлое, мы ясно видим, что ошибка Кеннеди и Дайера заключалась в том, что они не понимали специфики кино и им представлялось, будто тут можно применять такие же методы, как и в консервной, нефтяной или скобяной промышленности. Чтобы трестировать сахарную промышленность, достаточно прибрать к рукам крупные заводы и каналы распределения. Качество и кондиционные условия поставок сахара остаются почти неизменными. Потребитель не придает особого значения марке сахара и не интересуется, монополизировано или свободно его производство.
К 1910 году кинематограф перестал быть движущейся фотографией. У публики появились уже любимые сюжеты и любимые актеры. Зритель выбирал программу не по марке фабрики, а по названию картины. Однако фирмы, входившие в трест, за исключением разве только компании «Вайтаграф», не торопились ставить художественные фильмы, для производства которых потребовалось бы значительное повышение затрат.
Это опоздание оказалось роковым для треста. Чтобы сохранить монополию в области производства, кинопредприятия должны были бы как раз значительно увеличить себестоимость фильмов.
Еще в 1903 году, изучая механику монополий, американский экономист Джон Муди написал следующие строки, которые не мешало бы в 1910 году прочесть господину Кеннеди:
«Для того чтобы преуспеть, трест должен объединить предприятия уже сильно централизованные, которые не могут быть созданы без крупных капиталовложений. Гвоздевой трест потому и прогорел, что достаточно было каких-нибудь 10 000 долларов, чтобы построить конкурирующую фабрику…».
Кинотрест руководствовался столь же ошибочными принципами, что и гвоздевой. «Независимым» не требовалось даже 10 000, чтобы ставить свои картины. Как известно, Кесселю и Бауману хватило 1500, чтобы основать компанию «Байсн» — источник их обогащения. Бывшие старьевщики и ярмарочные фокусники, разбогатевшие на «никель-одеонах», лучше знали вкусы широкой публики, чем биржевики в цилиндрах из «Дженерал филм К 0». В итоге участники треста, уверовав в свою монополию, которая оказалась весьма недолговечной, и окружив себя иллюзорным барьером юридических преград, столь же безуспешных, как и борьба с тайными фабрикантами виски и пива в пору сухого закона, в области производства почили на лаврах и застыли на месте.
Начиная с 1912 года успехи «независимых» вызывают пертурбации внутри самого треста. «Дженерал филм К°» реорганизуется. Кеннеди уходит с поста президента, и его место занимает Берет, представитель фирмы «Патэ». Джордж Клейн становится вице-президентом, а Поль Мельес — секретарем. Эта перетасовка диктуется отчасти тактическими соображениями. Кеннеди, возглавляющий МППК, рассчитывает своим мнимым уходом из «Дженерал филм К°» опровергнуть обвинение в существовании треста. Вместе с тем его политика начинает, по-видимому, вызывать недовольство некоторых его соратников, которым постепенно становятся ясны промахи объединения. Впрочем, косность старых кинопромышленников мешала им приспособиться к формуле, провозглашенной фирмой «Фильм д’ар», для чего прежде всего надо было во что бы то ни стало закрепить за собой наиболее талантливых «звезд», режиссеров и операторов, которых переманивали к себе «независимые». Все же вплоть до 1911 года фильмы треста продолжают занимать первое место в американской кинопромышленности. Исход борьбы между трестом Эдисона и «независимыми» еще далеко не ясен. Силы обоих противников в области производства почти равны, и фильмы треста качественно превосходят фильмы «независимых»: по режиссуре картины «Вайтаграфа» и «Байографа» занимают ведущее место в американском кино.
В отношении самого производства «Моушн пикчерз патент К°» (МППК) была скорее картелем, нежели трестом: она определяла лишь метраж фильмов каждого из восьми участников объединения, тогда как профиль продукции избирала сама фирма. В этом отношении фирмы, входившие в МППК, оставались куда более независимыми, чем в 1950 году члены известной МПАА («Моушн пикчерз ассошиейшн оф Америка»), которая объединяет восемь крупнейших фирм Голливуда, подчиняя их весьма строгой регламентации.
Между старым и новым американскими кинотрестами имелись и другие существенные отличия. В 1950 году все восемь крупнейших фирм Голливуда занимаются не только производством, но и прокатом, а пять из них являются владельцами разветвленной сети кинозалов. В 1911 году восемь фирм, входившие в трест, только снимали картины, для проката на американском внутреннем рынке у них было общее агентство — «Дженерал филм К°», а за границей каждая имела свое агентство или представителя.
«Дженерал филм К°» извлекала доход от проката. МППК финансировалась посредством поступлений от лицензий, предоставляемых членам и прикрепленным.
Промышленники вносили полцента за фут заснятой пленки, прокатчики платили лицензию в размере 5000 долларов в год, а владельцы кинозалов — по 2 доллара в неделю. В общей сложности это обеспечивало МППК довольно крупные барыши. Так, например, в 1911 году, по данным Фрэнка Л. Дайера, доход с лицензий составил около 2 млн. долларов [52]. За эти миллионы фирмы пользовались всего только услугами адвоката. Юридическим основанием для таких поборов служили лаборатории Вест-Орэнджа (1887–1895), которые обошлись Эдисону лишь в несколько тысяч долларов…