По мнению Жассэ, три нововведения «Вайтаграфа» (крупный план, сдержанность игры и упрощение сценария) неразрывно связаны между собой. Основная характерная черта «сцен повседневной жизни» — это внешняя простота как игры актеров, так и содержания.

Стюарт Блэктон и его школа поняли, как трудно сконденсировать в 15-минутном зрелище сложный сюжет, для изложения и развития которого в романе, как и в театре, отводится гораздо больше времени. В «сценах повседневной жизни» они ограничивались очень простой интригой, которую можно сравнить с сюжетом американского «короткого рассказа», соответствующего нашей новелле.

Короткий рассказ — традиционный жанр американской литературы. Марк Твен, Джек Лондон, О’Генри облагородили этот жанр, который далеко не всегда находился на высоком уровне. Джек Лондон в «Мартине Идене» очень остроумно высмеивает, как фабрикуются для журналов типа «Сэтерди ивнинг пост» разные варианты рассказов на давно избитые и навязшие в зубах темы.

У американских коротких рассказов в 1908 году, так же как и в 1950, была одна излюбленная тема: молодой человек встречает девушку. История всегда заканчивается счастливым и богатым браком.

Счастливый конец (happy end) — традиция короткого рассказа — был одним из новшеств, введенных комедиями «Вайтаграфа». Это установленное ими правило до сих пор свято соблюдается Голливудом и многими коммерческими кинопредприятиями в других странах. До распространения «сцен повседневной жизни» развязки кинофильмов могли быть и счастливыми и трагичными — на это не обращали внимания.

Простота сюжета и игры сопровождалась усложнением техники фильма. Следующее один за другим кадры, данные лишь общим планом (по старому методу Мельеса и «Герцога Гиза»), были бы скучны и утомительны, особенно когда актеры, снятые во весь рост, стояли почти не двигаясь. Чтобы заинтересовать публику, надо было показать все оттенки мимики актеров, используя для этого крупный план. Режиссеры «Вайтаграфа» воспользовались опытом школы Брайтона ^[66], уже давно утвердившейся в Америке. Они усовершенствовали приемы этой школы в разработке режиссерских сценариев и в монтаже фильмов, снимая сцены и игру актеров отдельными планами с разных точек ^[67]. Блэктон и его школа помогли актерам избавиться от условных жестов, перешедших из пантомимы, и заменить их мимической игрой, передающей различные подробности в развитии сюжета без театральных эффектов. Жассэ был прав: новшества «Вайтаграфа» неразрывно связаны между собой. Они вытекают из общей концепции, осуществлявшейся Стюартом Блэнтоном и его режиссерами в практике их работы.

Первые «сцены повседневной жизни» были выпущены в Париже в мае 1908 года, еще до того, как Гриффит начал работать в «Байографе». Но они не сразу находят свой стиль. По отзывам того времени, напечатанным во Франции и в Англии, комедии «Вайтаграфа» в течение 1908 года постепенно выработали свою новую форму и завоевали признание как профессионалов, так и широкой публики. В Англии пресса утверждала, что специальностью «Вайтаграфа» были «живые портреты» ^[68](Wellknown for their portrayal).

Об успехах фирмы свидетельствовало появление множества плагиатов. «Кто подражает «Вайтаграфу», тот лучше всего восхваляет его», — заявляли рекламы фирмы во Франции (конец 1909 года). В начале 1911 года Гомон начал выпускать серию «Жизнь, как она есть». Затем появились аналогичные серии в «Эклере» — «Битвы жизни» (1912) и у Патэ — «Сцены суровой жизни». В Италии режиссеры объявляли себя сторонниками «реальной жизни» — «vita reale». Влияние «Вайтаграфа» сказалось и в Дании.

Эта революция техники кино была глубока, и следы ее до сих пор не изгладились из языка кинематографии. Во Франции и теперь называют «американским планом» изображение человека, данного на экране только до колен, потому что оно привилось у нас после успеха фильмов «Вайтаграфа». Все пионеры кино, живущие и наше время (до 1950 года), подтверждают происхождение этого названия.

Лучшими режиссерами «Вайтаграфа» были Джордж Д. Бекер и Ларри Тримбл, но под общим руководством Стюарта Блэктона работали и другие режиссеры, создавшие многочисленные фильмы этого общества.

Джордж Д. Бекер прожил долгую жизнь и был очень плодовит, как и Ларри Тримбл, один из фильмов которого Вэчел Линдсей считал настоящим шедевром. «Военный гимн Республики» («The Battle Hymn of the Republik»), выпущенный «Вайтаграфом» в 1911 году, — пишет он, — следовало бы изучать во всех высших школах и университетах, чтобы распространить в Америке принципы его искусства. Режиссером фильма был Ларри Тримбл. Это делает ему великую честь.

В начале фильма нам показывают президента Линкольна в исполнении Ралфа Инса; он говорит и Белом доме, что его последний призыв к оружию не имел успеха. Линкольн и Джулия Уорд Хоу (Джулия С. Гордон) смотрят в окно и видят, что призывные пункты пустуют. Новый эпизод: старая мать (миссис Морис) из восточного штата запрещает своему сыну вступать в армию. Отец юноши погиб на войне. На стене висит его сабля. Новая сцена: вечером Джулия Уорд Хоу поднимается в свою комнату и засыпает. Внезапно она пробуждается и пишет «Военный гимн».

Затем в фильме показаны картины, которые проносятся перед мысленным взором поэтессы в минуту вдохновения… Эта вереница грез не иллюстрирует каждое (слово поэмы… Она чаще отражает ссылки на библию, чем те места поэмы, где говорится о гражданских правах и уничтожении рабства… Строку: «Мои глаза видели славу пришествия Господа» — иллюстрирует прелест-ная сцена рождества, где роль божьей матери исполняет Эдит Сторен. Иллюстрацией стихов: «Я видел его у сторожевых огней в сотнях лагерей. Они воздвигли ему алтарь» — служат сцены похода крестоносцев, идущих для освобождения гроба господня.

Дальше появляется базарная площадь в старинном городе. Это не Вавилон, не Тир и не Ниневия, а обобщенный образ этих трех городов.

Сначала показаны сцены жестоких насилий и опустошений. Затем с неба изливается огненный дождь, как в Судный день над нечестивыми городами. Перед этой картиной разрушения дается надпись со стихом: «Они были поражены ужасным блеском огненного меча судьбы». В воздухе появляется небожитель, он постепенно опускается и проходит среди толпы, торжественно трубя в рог. Затем дается надпись: «Господь наш шествует к нам». Каждый раз, как в гимне повторяется эта строка, небожитель снова появляется на экране. Сопровождающий его сонм ангелов, подчеркивающий его духовное превосходство над людьми, производит неизгладимое впечатление, доказывая, что кино — великое средство религиозной пропаганды.

Вслед за ними проходит процессия. Целая толпа движется рядом с кортежем ангелов, устремив взгляд к долинам Сиона. Те, кого ведут на суд, шествуют рядами: вожди древности, варвары с их первобытным оружием. Цезарь и его противники, средневековые фигуры, среди которых мы видим задумчивого Данте и, наконец, Ришелье и Наполеона.

Так перед чудесным оком кинокамеры постепенно проходит целая толпа, она увеличивается до громадных размеров и затем исчезает… Самая потрясающая фигура в этой толпе — Лев Толстой (Эдвард Томас), идущий в крестьянской рубахе за своими жестокими и себялюбивыми гонителями. Эта процессия иллюстрирует строку:

«Он выйдет из сердец человеческих в канун страшного суда».

В заключение зритель видит Линкольна на ступенях Белого дома; эта картина по стилю напоминает старинную живопись Роже. Линкольн освобождает от цепей коленопреклоненного раба — эта сцена иллюстрирует строку:

«Герой, рожденный от женщины, сокрушит змею пятою своей»… На этом видения кончаются. Утро освещает комнату миссис Хоу.

Гимн, написанный на мотив знаменитой песни «Тело Джона Брауна» ^[69], разносится по всей стране, подобно лесному пожару. Мы снова видим домик вдовы. Вместе с сыном она читает великий гимн в газете. Мать снимает со стены старую саблю, благословляет сына и отпускает его на войну. Затем Линкольн и миссис Хоу смотрят в окно на недавно пустовавший призывной пункт, откуда выходит мощный отряд, распевая стихи, поднявшие на ноги целую нацию…