— Меня! — горячо закивал трендун. — Меня! Честно!

— А может, нет? Вона вас сколько было! Цельный рынок!

— Я же редкий, — рассудительно сказал трендун. — Раньше был. Не разводили меня. Это доцент с Юем постарались. А до того, как, я жил у капитанов.

— У кого из них?

— Сначала у первого. Но ему было не до меня — вечно кормить забывал, ругался, молотком долбануть норовил. Он же был специалист по горным работам. А еще медвежатник был знатный. Громил сейфы, как косточки из компота… гм… гм… в смысле, лишал финансирования враждебные деструктивные формы правления, от которых капитаны частенько освобождали коснеющие в рабстве планеты, — исправно отрапортовал трендун.

— А потом?

— Потом к марсианину перешел жить. Там лучше было. Но скучно. Марсианин в основном работал отвлекателем.

— Это как?

— Когда капитаны нападали… в смысле, производили разведку на планетах, он выполнял всю женскую работу и отвлекал на себя внимание деструктивных форм правления, в то время как первый капитан… Ну, вы в курсе.

— А третий?

— У фикса я не был. Не успел. Просто они с первым прознали о философском камне, который прикарманил марсианин, разругались с ним и разъехались в разные стороны.

— А ты?

— А меня — в ссылку.

— За что? — спросил я, и тут же понял — за что.

— Вот именно, — отвечая на мой немой вопрос, виновато развел крыльями «попугай». — Трендун потому что. А я что? Я ничего. Во мне это генетически заложено. Так что в ваших интересах не рассказывать при мне ваших секретов.

— Спасибо за предупреждение, — ворчливо отозвался кок. — Тогда я попрошу убрать его из столовой! Чтобы потом всякая шушера знала, из чего готовит свои великолепные блюда старик Можейка?

— Логично. В кладовку его.

— Нет! Только не в кладовку! У меня клаустрофобия! — забился в клетке трендун. — И еще я темноты боюсь! Оттуда как выскочат! Как выпрыгнут!

— Нужен ты мне, — Аллиса развернулась, всем своим видом показывая степень ее оскорбления низшим существом и удалилась.

— Хорошо, мы тебя в кают-компанию определим. — фальшиво наобещал я. — Только скажи еще кое-что. Ты случайно не знаешь, куда отправились капитаны?

— Фикс и первый — не знаю, — покачала головами птица. — А марсианин собиралась в систему Занозы. Знакомый, говорил, у нее там.

— Не Ползучий?

— Не. Супермен какой-то. На лошади ездит, кокаином торгует. Вот она к нему за коксом и двинула. А меня в капсулу — и к Чертовой Бабушке!

Про Чертову Бабушку — огромную космическую свалку в районе Затона, двумя парсеками левее, — я знал, поэтому без труда догадался, что произошло дальше. Трендун попал в переработку мусора, там его определили как не до конца разложившееся существо и послали в единственное место, где такие еще пользуются спросом — на рынок Плантагенеты.

— А доцент с Юем как тебя нашли?

— Не знаю. На Плантагенете я сразу к ним попал. Они на разгрузке почты были. Искали, говорят, какую-то посылку с йодом из Тарасовки. Вот на меня и наткнулись.

У меня в голове помутилось. Все смешалось в голове Зелезнева, сказал бы классик, в данное время проживающий на Земле уже восьмую клоническую жизнь. Капитаны, доцент, трендуны, система Занозы, лошадка с кокаином, йод из Тарасовки… Сам черт не разберет! Поэтому немудрено, что я грохнулся в обморок, успев трагически прошептать бросившемуся поднимать меня капитану:

— Держи курс к системе Занозы… Туши свет, Вася… Я — Батон…

Дальше — тишина. И темнота, потому что капитан, привыкший исполнять приказы, мгновенно выключил свет.

Мерное гудение приборов, контролирующих здоровый сон команды, нарушил тоненький писк, сигнализировавший об отключении режима анабиоза.

— Какой еще к свиньям анабиоз? — рычал Можейка, выбираясь из каюты. — Не надо мне никакого анабиоза! У меня тесто!

— А у меня, можно подумать, стулья? — вторил ему Голубой. — Платы не паяны, правый ускоритель в левый не переделан, силовой экран барахлит. А кто отвечать будет? Механик, ясный пень!

— Пап, — проворчала заспанная Аллиса, — и правда — почему этот негодный капиташка позволяет себе такие наглые выходки? Вставь ему арбуз, будь так добр.

— Между прочим, арбуз и мне могут вставить, — вздохнул я, но на поиски Полозкова все же пошел.

— Что за стрельба, браток? — поинтересовался я у капитана, заходя на мостик. — Прямо как на фронте. Решил, что все можно, что ли? Взял — и в анабиоз! Это ты смотри, мы тоже не лыком шиты! В следующий раз как бы тебе не проснуться в открытом космосе, товарищ капитан!

Полозков пожал плечами.

— Я просто подумал, — сказал он, — что никому бы не помешало как следует отдохнуть. Время у нас есть, до системы Занозы двести парсеков…

— Сколько?!!

— Двести, а что?

— Ничего. Мне послышалось — «триста».

— А если и триста, что тогда?

— Тогда ты бы не имел права отправлять нас в анабиоз без нашего согласия!

— Ой, да ладно тебе, — поморщился капитан. — Строгие какие — спатеньки их не уложи! Да я, если хочешь знать, вам только потрафил!

— Любопытно, — с невероятным сарказмом сказал я, — это чем же? Не говори мне только, что ты свернул в сторону, дабы поймать нам редкую разновидность зверя невиданного, птицы неслыханной!

Полозков уставился на меня, как будто я разговаривал сейчас с ним не ртом, а какой-то другой, неизведанной доселе частью своего тела.

— Ты подслушивал, — убежденно сказал он. — Подглядывал в замочную скважину.

— Правда? — я захлопал в ладоши. — Угадал? Полоз, ты супер! Ты культовый чел, Полоз!

— Да чего уж там — культовый, — смущенно сказал капитан. — Подумаешь — свернул на планетку, захватил пару екземплярчиков… А если совсем уж честно — то только один.

— Ничего-ничего, мне хватит! А ну-ка, похвастайтесь, гражданин, — я протянул руки вперед и зашевелил пальцами. — Где наш новенький, свеженький, вкусненький?

Капитан полез в холодильник и достал оттуда небольшой контейнер.

— Вот, — сказал он, — только осторожно. Не переверни. А еще лучше — не открывай.

Но кто посмеет остановить ученого, стремящегося к новому открытию? Я осторожно щелкнул замками и откинул крышку. В контейнере уютно устроился небольшой лотос (по другим сведениям — кувшинка) — во всяком случае, существо в корзине оказалось весьма похоже на это растение. Когда луч света упал на «цветок», тот встряхнулся и потянулся к нему, тихонько попискивая.

— Осторожно, — предупредил капитан, — мало ли, что он может выкинуть! Закрыл бы ты контейнер, от греха…

— Слышь, дядька, — сказал я восхищенно, — и как тебе только пришло в голову так меня порадовать?

— Ну, во-первых, ты же знаешь, как я тебя уважаю, — ответил капитан. — А, в-третьих, наш санузел приказал долго жить. Вот и пришлось совершить вынужденную посадку, где попало. А попало на пустынный астероид.

В этот миг до нас донесся истошный крик Голубого.

— Кажется, кое-кто еще обнаружил неполадки канализации, — быстро сказал капитан. — Мне пора. Встретимся позже.

Он удалился пружинистым спортивным полубегом, я же принялся размышлять, где мне будет удобнее разместить нового пассажира. Можно было бы поставить его в кают-компанию к трендуну, но там его может найти Аллиса, вырвать с корнем и вставить в петлицу. Или вплести в волосы. Кстати, о корне. Кажется, я не заметил у лотоса никаких корней…

— Нет, вы слышали? — ворвался на мостик взъерошенный голубой. — Вы слышали? Кто-то расхреначил нахрен этот хренов санузел, а я нахрен должен его нахрен чинить? Деловые все стали! Это что тут у вас? Не мои ли инструменты?

— Не-е-ет! — завопил я, но эта обезьяна без хвоста уже тянула к себе контейнер с моим питомцем, открывала его и совала туда свой огромный носище!

— Не трожь, механик!

Не знаю, что побудило меня заорать вот это самое: «Не трожь, механик!», но оказалось, что а) крикнул я это не зря, и б) что все равно было уже поздно. Ибо когда морда Голубого попала в поле зрения лотоса, тот мгновенно, в долю секунды, метнулся к ней. И на нее налип. И, как выяснилось спустя несколько отчаянных минут, оторвать его не было никакой возможности. Сам Голубой сначала метался по каюте, а потом рухнул без признаков чего бы то ни было.