Кстати об обозримом пространстве! Где же моя дочь, мелькнуло в моем опаленном мозгу, куда зашвырнул ее разрыв бомбы, которую, несомненно, подложили коварные враги-интервенты? Я, насколько позволял сук, попробовал устроиться поудобнее и обозреть местность.

Знаете, ничего ободряющего я не увидел. Помимо останков цветов, в обозреваемой местности наблюдались остатки кустов, небольших деревцов, а также разнообразных зверей. Многие из них, вероятно, были до этого неприятного инцидента редкими. Что ж, с этого момента они, несомненно, вымерли.

— Руки вверх! — попробовал я проявить отважную сторону характера. — Ни с места! Вы окружены!

— Профессор! — послышался крик капитана. — Вы здесь?

— А где же еще? — огрызнулся я. — Висю тут, понимаешь, как выстиранные штаны, и жду, когда же явится этот лентяй Полозков и снимет меня.

— А вот и он! — и на поляне собственной персоной появился капитан. — Ай-я-яй, как неудобно получилось!

— ЧТО? — побагровел я. — Так это не террористы-экстремисты?

— Нет, — капитан был невозмутим. — Это Голубой проверял турбинную тягу. Получился такой небольшой выхлоп.

— Вот за что я вас люблю, Полозков, так за привычку всегда и везде говорить только правду, и ничего, кроме нее, родимой, — горько сказал я, пока капитан любезно снимал меня с сука. — Тогда, возможно, вы объясните мне, куда подевалась моя дочь?

— Возможно, — сказал Полозков.

— Слава богу, — вздохнул я.

— Но это вряд ли.

— Ка-ак?

— Профессор, вы как дитя. Это же вы ушли от корабля вдвоем с Аллисой, а не я. Откуда же мне, блин рваный, знать, где ваш ребенок?

— Так это, — я немного подумал и решил идти напролом, — вы же капитан! Вы все знать должны.

— Вот спасибо! Значит, куда лететь и каким маршрутом — это вам решать, вы же руководитель экспедиции. А вот как дочь терять — где Полозков, он в ответе за все и за свет!

— А также за газ и воду, ваше капитанство! — прибавил Можейка, появляясь из кустов. — Я к тому, что у нас газ закончился. Не на чем жарить.

— И что?

— И воды не вскипятить.

— Воды?!!

— Ну да. Простирнуть там кое-что. Прихватки. Халатик. Кастрюльки помыть. А что?

— У нас тут, — вскипал я, — теряются члены команды, а ты со своим халатиком!

— В грязном готовить нельзя. Инструкции у нас строгие. А ну как проверяющие нагрянут: а в чем это ты, друг кок, готовишь? В грязи? Антисанитария! И меня к ногтю!

— Я сейчас тебя, друг кок, сам! К ногтю!

Капитан еле успел ухватить меня за хлястик.

— Э-э-эй, дядька, — сказал он добродушно. — Негоже пинать кулинаров.

— И плевать в них незачем, — заявил оскорбленный кок, отряхивая рукав. — Оставлю без сладкого!

— Где моя дочь?! — возопил я. — Побежали искать!

— Да здесь она где-нибудь, что ей сделается, — ворчал Можейка, когда мы уже пробирались через джунгли. — Прячется. Или уснула под каким-нибудь грибом.

— Грибом? — я еще энергичнее запрорывался сквозь зелень. — Не надо грибов!

— Почему? Они вкусные, — пожал плечами кок.

— Не сомневаюсь, что те грибы, которые может найти Аллиса, не только невкусные, но и малополезные!

— Да, я читал об одном таком случае, — вставил капитан, одним ударом сабли (а Полозков, как известно, шагу не ступит без своей сабли, а также пистолета и компаса) перерубая здоровенную водяную змею в пять метров длиной. — Одна девочка тоже повадилась есть грибы, и все время менялась в росте — то уменьшалась, то увеличивалась.

— Ну да, ну да, — сказал я. — Помню. А потом, когда она стала разговаривать с улыбкой без кота, мы сдали ее на время в чудный домик с решетками на окнах и обитыми поролоном стенами. Вернули нам ее спустя два месяца и попросили больше к грибам не подпускать.

— Ах, вы так ставите вопрос? — капитан помрачнел. — Тогда, действительно, нам нужно найти ее как можно быстрее.

— Ищем, ищем, — пыхтел кок. — Где-то тут была…

— Откуда вы знаете?

— А вот, — лаконично показал нам аллисину туфлю Можейка. — Я нашел. Значит, верной дорогой идем, товарищи. Только я жениться на ней не буду, можно?

— Это ты к чему сейчас сказал?

— Ну, правило такое есть. Ежели нашли туфлю — ищите женщину. Нашли женщину — женитесь.

— Во, — я показал коку отменный шиш. — С маслицем. И укропчиком сверху посыпать.

Внезапно спутанные листья раздвинулись, и мы выбрались из джунглей на открытое место. На открытом месте был недвусмысленный вход в пещеру.

— Та-ак, — протянул я. — Кто пойдет?

— Я не пойду, — быстро сказал кок. — Ежели я пойду, кто ж будет потом кутью готовить?

— Какую еще нах кутью? — не очень цивилизованно высказался я.

— Обычную. С изюмом. Мало ли, кто или что в этой пещере притаилось и, дожевывая вашу дочку, поджидает новую жертву. Предлагаю на роль новой жертвы вас, дражайший проф.

— А почему сразу меня?

— Потому что это ваша дочь. А не наша.

— Вы неправы, кок, — изрек капитан. — Это наша общая дочь, а значит, наше общее дело. К тому же я тоже умею готовить кутью. Идите с Зелезневым, и да поможет вам Бог. Я расскажу на Земле о ваших подвигах. Ваши имена высекут на камне, и они станут синонимами выражения беспредельного мужества…

— И беспредельного идиотизма, — поддакнул кок.

— Короче, Полозков, вы пойдете со мной, — заключил я. — Если Можейка хочет — пусть катится.

— Зелезнев, — сказал капитан. — А почему ты вбил себе в голову, что я пойду с тобой? С какой, извини, радости?

— Вот ведь, — воздел руки к небу я. — На всех языках вселенной как птица поешь, а по-русски не понимаешь. Обычно со мной идут не для радости, а для совести. Ты, вероятно, забыл о бомбе на «Беллерофонте»?

— Не забыл. Но ведь нет человека — нет и проблемы!

— Ошибаешься, дорогой человек-ракета. Аллиса неоднократно говорила, что бомбу надо проверять ежедневно, иначе она рванет в любую минуту. Вот, скажем, не найдем мы дочку мою разлюбезную, не нажмет она в назначенный час нужную кнопочку — и твой звездолет вольется в дружную семью космического мусора.

— Так а я о чем? Иди ищи!

— А если меня съедят? Кто прикроет мою спину от жала иль когтей?

— А мою?

— Можейка! — сказали мы хором.

— Так что же, всем идти? — уныло спросил кок. — Товарищи, пользы от меня маловато будет. Я же стрелять не умею.

— Тьфу, вот ведь слово какое гадкое сейчас сказал — «стрелять»! Мы же не убийцы! Ты будешь идти первым с фонариком, который у тебя конечно, есть, и будешь освещать нам путь. И громким криком известишь нас об угрозе.

— Ага. Значит, я еще и первый пойду? Мне все меньше и меньше нравится наше грядущее поисковое мероприятие, — пропыхтел краснолицый пекарь.

— А кому оно нравится, мне, что ли? Или вон профессору? Есть такая профессия — дочерей из плена спасать!

— Ишь как загорелся, — проворчал я. — Что-то быстро ты окраску сменил.

— Я просто подумал, сказал капитан, когда мы двинулись за осторожно шагающим коком вглубь пещеры, — что ты можешь посулить нам вознаграждение как спасителям Аллисы.

— Посулить-то я могу, — кивнул я. — Но дам ли? Основной вопрос моей философии: дать или не дать?

— Поганая какая у тебя философия, — послышалось впереди, где кок уже был не виден, только пляшущий свет фонарика указывал его местонахождение.

— Моя зато, — сказал я гордо. — У тебя и такой-то нету. Ищи давай, скоровар.

Можейка что-то неразборчиво пробормотал, но лучик его фонарика резвее побежал в темную даль. Мы с механиком припустили за ним, оставив Полозкова прикрывать тыл.

Долго ли, коротко ли длился наш путь по таинственным темным коридорам, только я уже в восьмой раз больно стукнулся головой о свод пещеры, когда впереди раздался ликующий глас кока:

— Вижу! Вижу свет!

— Я тоже вижу! — отозвался и капитан. — Проф, поднажми! Вон он, огонечек!

— Дураки дурацкие! — выругался я. — Это же отсвет от кокского фонаря!

— А, ч-черт, — виновато сказал Можейка. — И правда.