— И взорвать дверь мы тоже не можем — философский камень чрезвычайно хрупок и может пострадать, свести тем самым наши усилия в бебеху.
— Кстати, вот тоже интересно — как вы узнали про укрытие капитана?
— Конечно же, из дневников Первого капитана! — горячо воскликнул Ползучий. — Я же говорил! Поэтому и не показал вам ни странички.
— Неужели Первый был так глуп, что написал об этом в своих мемуарах? — не мог взять в толк наш капитан.
— Нет, конечно. Он просто рассказал, как после одного из путешествий они — тогда еще Три капитана — сделали привал на планете, полной говорящих цветов. Там ими был найден отличнейший грот. Вот.
— И все? Да они, наверное, сотни планет находили с тысячами гротов! Как вы-то догадались?
— Просто, — сказал, выйдя из тени, один из спутников парочки. — Я им сказал.
— Третий капитан? — ухнул я. — Простите, я уже совсем ничего не понимаю! Вы-то как здесь оказались?
— Да запросто. Ползучий взял меня в долю, — хмыкнул фиксианец и сплюнул.
— Не плюй на пол, — автоматически сказал я.
— Отлезь, гнида, — равнодушно ответил фикс.
На борту «Зимородка» Второй капитан тем временем заливался про какое-то шоу, которое, как понял я с моим скромным знанием английского, должно было непременно продолжаться.
— Но позвольте, почему же вы не смогли провернуть это дело в одиночку? — удивленно спросил Голубой.
— И получить заряд в тушку? — уточнил Третий капитан. — Большое спасибо, жрите сами.
— Когда я понял, что марсианин никуда не девался из нашей галактики, и что его вполне можно взять за жабры с его камушком, — взволнованно рассказывал доцент, — я первым делом…
— Подождите про первым делом, — торопливо сказал кок. — Во-первых, мне еще не ответили на вопрос, а, во-вторых, у меня уже созрел новый.
— Коков тоже режут на куски, — любезно отозвался доцент. — А второй вопрос?
— После первого мне что-то расхотелось его задавать, — уныло сказал кок, — но я все же поинтересуюсь — так сказать, для общего развития. Как вы узнали, что марсианка никуда не девался?
— Я анализировал дневники, — принялся объяснять доцент. — Я опросил множество свидетелей. Я с большим трудом пробрался к Прусаку и выяснил у него про все обстоятельства уничтожения его конвоя — правда, потом долго лечил простреленные части тела. Я запускал свои спутники-шпионы во все концы и края вселенной. И наконец узнал! Он никуда не девался! Все это время он был здесь, у меня под носом!
— Хорошо, — сказал я, пока Можейка ошеломленно тряс бородой, пытаясь понять, получил ли он ответ на то, о чем спрашивал, или нет. — А как же сам Первый капитан? Почему вы не взяли и его?
— Дело в том, — сказал Третий капитан, — что наш отважный друг, — он всхлипнул, — неожиданно скончался.
— Боже мой! — всполошился я. — Что же с ним случилось?
— Боимся, что у него была оспа, сударь, — ответил доцент, шмыгая носом. — Она так изуродовала его лицо…
— Значит, вы видели его?
— Конечно. Я же забрал у него дневник. Вынул, можно сказать, из слабеющих пальцев.
— Подлец! — взревел Полозков. — Ты убил его! Иду на «ты»! Отсеку тебе голову лазерным мечом! Развалю на половинки! На квадратики! Или вдоль — как предпочитаешь?
— Ну, ну, — сказал успокаивающе доцент. — Не надо так строго судить охотника за сокровищами. Все с этого начинали. Все равно он никому уже не был интересен! Сидел, перышком чирикал, на пенсию переходил. Это разве капитан? Гроза космоса? Ха! Позвольте посмеяться.
Он в самом деле взял себя за живот и долго тряс им, изображая буйное веселье. Потом отпустил взятое и строго посмотрел на нас.
— Что хочу сказать: выбирайте, когда вас устранить — до того, как мы смело и отважно захватим «Зимородок», или после того, как мы смело и отважно захватим «Зимородок»?
— Не надо вообще нас устранять, — сказал Можейка. — Отпустите нас, пожалуйста.
— Вот слова слабого духом! — прогремел Полозков. — Он только что буквально признался, что сдаст вас при первой же возможности! Разделайтесь с ним, господа, и поверьте честному капитанскому слову — а надобно знать, что четное капитанское не нарушается никогда! — о том, что ни одно событие, о котором мы узнали в этой пещере, не узнают ничьи более уши!
— Зачем нам твое слово? — спросил доцент. — Когда твои уши будут на его вот, — он показал на фиксианца, — впалой груди, у нас будет больше уверенности, что они будут последними, кто узнал о нашей маленькой тайне.
— Тогда, может быть, вы послушаете мудрого механика? — спросил Голубой.
— Может быть, — склонил голову доцент. — В этой жизни все так изменчиво. Может, и послушаем.
— Мудрый механик хочет вам рассказать, что он везет в машинном отделении несколько килограммов отменных фиолетовых кристаллов, и намерен поделиться ими с вами, практически отдать даром в обмен на жизнь того самого мудрого механика.
— Голубой! — гневно сказал я. — И ты молчал о вайолине? Почему? Ты мне не доверял?
— Вам, профессор, я бы доверил даже родную тещу, — отпустил мне комплимент (впрочем, весьма сомнительный) механик. — Вы человек культурный, вы бы столько не снюхали… Но на борту был еще такой человек, как Аллиса. Она могла бы в первом же порту спустить мои кристаллы за кругленькую сумму и натянуть мне, как говорится, хрен на гланды.
— Могла бы, это точно, — кивнул слушающий нашу перепалку Ползучий и вдруг встрепенулся. — А, черт! Как я мог забыть? С этого же начал! Девчонка! Где она?
— Навейное, спьяталась на коябле, — сказал Мамочка и взял наизготовку ружье. — Мозьно осьмотьеть?
— Мозьно, — кивнул доцент. — Если что, стреляй на поражение.
— Йаф, — и Юй, заработав толстыми ногами, скрылся в норе, из которой мы и явились.
Достаточно долгое время мы ждали, пока Мамочка проявит активность. Ползучий шептался с Третьим капитаном, Полозков — с Голубым, Можейка злился, что у него молоко убежало и жир горит, а охрана механическими голосами подтягивала Второму капитану, который мужественным баритоном выводил: «Ой, мороз, мороз».
— Ну-ка, ты, заключенный, — неожиданно обратился к своему бывшему подельнику Третий капитан. — Хорош завывать! Лучше расскажи что-нибудь завлекающее.
— Не буду я ничего рассказывать, — раздался недовольный голос из «Зимородка». — Во-первых, ты и так знаешь все мои истории, а, во-вторых, нечего было перебивать!
И, к неудовольствию распевшихся было стражей, Второй капитан умолк.
— А давайте я, — предложил свои услуги ваш покорный слуга. — Я расскажу. У меня есть что вспомнить, есть что порассказать! С такой дочерью, как моя, скучно не бывает. Можно целую книжку написать про ее похождения. Или две. Например, как она месяцами клянчила у меня маленького симпатичного детеныша штуши-кутуши, а потом, когда я поддался на ее уговоры и привез ей с одной планеты штушонка, она тут же выменяла его в своем классе на специальный лазерный резак для скоростной резки линолеума! Оказывается, только на таких условиях хозяин ножа соглашался на обмен. Ну, каково?
— Пфе, — сказал пренебрежительно Третий капитан. — Вот я свою родную тетушку выменял на два вагона тушенки. И что? Прогадал. Мог бы на три сменять. Ан нет, поздно.
Я поморщился.
— Может, у вас такая тетушка несимпатичная была, — заметил Голубой.
— Отменно несимпатичная, — кивнул Третий капитан. — Даже песни про паровоз не знала.
— Как можно? — возмутился Полозков. — Все знают песню про паровоз!
— А вот она не знала! — триумфально сказал Третий.
— Сама виновата, — отрезал я. — Ну так что, будем слушать увлекательную историю под кодовым названием «Малютка-привидение замка Эдо»?
— Бум! — сказали хором все и уселись на землю.
— То-то, — я откашлялся, поправил воображаемый галстук и заговорил.
Раньше мы семьей ездили в Крым. Это такой полуостров, бывшая колония Украинской империи. После войны 2012 года Крым полностью отошел под юрисдикцию России: Украина, которой мы помогли отбиться от полчищ коварных захватчиков-циклопов, полностью подтвердила права русских на этот райский уголок. Подключив свои связи, я сумел выбить небольшой клочок земли в личное пользование, и теперь каждое лето мы нежились в лучах желтого солнышка на теплой гальке, слушая ласковое урчание волн, накатывающих на берег. Даже Аллиса в такие дни смирела, и проказы, которые в остальное время сыпались, как горох, исчислялись единицами.
Вот об одной такой единице я и хочу рассказать. Однажды вечером Аллиса поднялась из-за стола, за которой вся семья ужинала, и ушла в свою комнату. Появилась она оттуда уже полностью одетая, с сумкой наперевес.
— Куда это? — строго спросила мама.
— Мам, не бей! — привычно заныла дочка. — Мне некогда! Я не по мужикам!
— Если бы, — хмыкнула мама. — Они от тебя шарахаются, как от чумы!
— Это я знаю, — гордо сказала Аллиса. — Нет, мам, мне надо покормить привидение.
— Какое еще Привидение? — удивился я. — Насколько я знаю, в нашем дворе нет собаки с таким именем. И кошки тоже.
— Я про настоящее привидение говорю. Фантом. Призрак. У-у-у! — Аллиса помахала руками в воздухе и скроила жуткую рожу. — Оно живет у нас на заднем дворе, в старом лодочном сарае. Я с ним встречалась уже три раза. Теперь вот кормить иду.
— Прости, конечно, за назойливость, но чем питается твое привидение?
— Я еще не знаю, — сказала Аллиса. — Но, когда мы с ним последний раз виделись, оно гладило себя по животу и тыкало пальцем в рот. Видимо, жрать хочет. Я взяла банку шпрот, огурцов килограммчик, два яблока и шоколадку.
— Я бы на твоем месте взял бы мяса, — посоветовал я. — Ногу курячью. Или фарш.
— Я сначала попробую это, — помахала сумкой дочка. — А потом уже и мяса можно.
— Иди, — благословила ее мама. — Но если не вернешься до девяти — убью.
— А если я уже буду съедена кровожадным призраком?
— Призрак, если он не настолько глуп, тебя есть не станет. Побоится отравиться.
Аллиса поморщилась, пробормотала что-то о «некоторых умниках, которые сами в жизни ни одного привидения не выкормили, а туда же», после чего исчезла, провожаемая маминой ластой, летящей ей в голову.
Но она не вернулась к девяти. И в десять входная дверь оставалась неоскверненной. Я, зевая, поплелся было спать, но жена треснула меня по спине, обозвала бесчувственной ботанизиркой, после чего мне пришлось брать со стены старый дедов лучемет, оставшийся еще с Клонических войн, и идти выручать свою непутевую дочь.
Аллису я увидел сразу, как только завернул за угол. Дочка стояла под старым вязом, растущем у стены сарая, и что-то говорила, оживленно размахивая руками. Рядом с деревом в воздухе висело нечто зеленоватое, смутно напоминающее человека, сидящего на корточках. Человек за обе щеки уписывал огурец.
— Эй! — сказал я. — Домой не пора?
— Папа! — Аллиса повернулась ко мне. — Иди сюда!
— Кавабанга! — прорычало привидение. — Гаолян!
Оно выпрямилось во весь рост, и обнаружилось, что призрак около двух метров ростом, к тому же упакован в доспехи и вооружен двумя острыми мечами.
— Пап! — крикнула Аллиса. — Не бойся!
Почему не надо бояться, я, честно говоря, не понял, потому что привидение, зарычав: «Банзай!», кинулось на меня, размахивая обоими мечами сразу. Влупив сразу три заряда в призрака и поняв, что тому от них ни горячо, ни холодно, я бросился домой, вопя, как последний самурай, кидающийся на толпу врагов.
И первым делом получил полновесную пощечину от супруги.
— Где наша девочка? — шумела она. — Где она? Наверное, эта негодная бесплотная тварь уже сожрала нашу бестолковую Аллису и сейчас ковыряется в зубах, извлекая обрывки ее новенькой курточки!
— Ошибаешься, — пропыхтел я, захлопывая дверь, — наша бестолочь цела и невредима, зато бесплотная тварь скоро придет к нам в гости!
— И ты молчал! Я же ненакрашенная! — и мне была отвешена еще одна оплеуха. — Скотина! Где он?
И «он» тут же появился, выпрыгнув прямо из двери и взмахнув над нашими головами мечом (второй он, видимо, за ненадобностью, спрятал в ножны).
— Хатториханзо! — изрыгнул он, по всей вероятности, ужасное ругательство. — Сонничиба!
— Конничива! — заорал вдруг я, приняв единственно, как оказалось, верное решение. — Домо! Аригато! Ми каса эс су каса!
— Ю лайк джапаниз? — медленно сказал призрак в доспехах.
Не зная, как по-японски будет «да», я бешено закивал.
— Лайк ё… дося? — уточнило японское приведение.
— Дося! Дося! — подтвердил я.
— Домо, — кивнул японец. — Кэрихироюки тагава?
— Э-э-э, — я неопределенно повращал в воздухе пальцами — что, мол, поделать, раз такая тагава.
— У-у-у, — пробасил призрак. — Такешикитано.
Он церемонно поклонился, развернулся и бесшумно исчез в двери. Спустя минуту в дверь постучали.
— Стучится теперь, — пояснил я жене. — Стыдно стало, небось? Чем это я его пронял?
— Папа, это я! — послышался снаружи голос Аллисы.
Я загремел замком и впустил дочку. Которая немедленно получила по затылку от мамы.
— За что? — изумилась дочка. — Я же ничего не сделала?
— А кто натравил на нас чудовищного японца?
— Но я же не знала, что он такой чудовищный! — оправдывалась Аллиса. — Я просто разговорилась с ним еще в первый день. Он самый настоящий призрак. Пап, тебе имя «Нобунага» ничего не говорит?
— Что-то из древней истории, — неуверенно сказал я. — Я тебе не археолог, доча. Космобиолог я пока еще. А что?
— А то, что его зовут Нобунага, и он какой-то известный в прошлом воин. И он признал во мне свою пра-пра-пра-правнучку. Я ему рассказала про тебя, и он непременно захотел с тобой познакомиться и выразить свое почтение, а равно и удовольствие, что знаком со своими потомками.
— Не знаю насчет почтения, — проворчал я, — но то, что он был готов мне башку нахрен снести, это я догадался и без перевода.
— Просто в Японии другие нравы, — пояснила Аллиса. — А современные космобиологи слишком пугливы. Ой!
Наша мама была начеку. Не удовлетворившись, впрочем, подзатыльником, полученным Аллисой, она отвесила мне уже третью на сегодня пощечину и, произнеся несколько нелицеприятных высказываний в наш адрес, удалилась в спальню.
— Довольна? — спросил я дочку. — Оба схлопотали. Надеюсь, твой Нобунага больше не придет?
— Я тоже надеюсь, — сказала Аллиса. — Потому что он сметелил все огурцы и шпроты. Но, по-моему, он хочет еще. Слышишь, мам?
Мама, судя по всему, подслушивала, потому что оказалось, что собрать вещи и погрузиться во флаер можно всего за какие-то пятнадцать минут. Да и в Крым мы с тех пор не ездили. А жаль…