— Вассь, вассь, — забормотал непонятное Юй, но последовал за ней. Я, оглядевшись, замкнул собой цепь кладоискателей.

Пройдя метров триста, я начал нервничать — вдруг проклятый Юй уже впился дочке в затылок и как раз сейчас подбирается к гипофизу? Нервничал я недолго.

— Па-ап! — раздался ликующий крик Аллисы. — Иди сюда! Я его держу!

Я кинулся на крик — и в то же мгновение получил чем-то тяжелым и тупым между глаз!

Но сознание я не потерял, нет! Свалившись на землю, я зажмурился и стал прислушиваться к происходящему вокруг меня. Вскоре послышался голос дочки:

— А что теперь? Можно нагребать золотишка и сваливать?

— Мозьно. Тойко чеез во-он тот пьявый ходик! Как йяз наюзу ведет, к васему коябьику. А я, есьи позвоите, наево. Там мая спасатийная капсуйка.

— Погоди, — задумчиво сказала Аллиса. — Зачем ты папашу с собой потащил? Я думала, ты только мне сказал. А потом гляжу — и он прется! Пришлось ему про тебя байки травить. Что за игру ты ведешь? Колись!

— Сьто за игьу? А вот…

Раздался мяукающий звук, стук, вопль Аллисы и шум падения. Я решил отменить данное себе слово не вмешиваться и разожмурил один глаз.

Мамочка сидел верхом на моей отчаянно сопротивляющейся дочке и разевал свою оказавшуюся неожиданно огромной пасть.

— Один укусик — и все! — уговаривал он вопившую Аллису. — Бойно не будет. А потом и твоего папаську…

Услышав про «папаську», я тут же принял единственное возможное решение — схватил валявшуюся рядом чью-то берцовую кость (именно ею меня и чмакнули по скорлупе, подумалось мне), подскочил к пожирателю дочерей и с размаху опустил кость ему на спину.

Не помогло. Плоскомордый развернулся и с быстротой молнии кинулся на меня. Все с той же пастью наперевес. Теперь она казалась еще больше, прямо-таки крокодилья!

Но все мы в детстве читали сказки. Я не оказался исключением и, не растерявшись, применил способ барона Мюнхгузена. То есть одним движением вставил кость, как распорку, между челюстей Мамочки.

— Хрусь, — сказала кость и переломилась.

— Тресь! — сказала еще одна кость, которую держала в руках Аллиса.

— Хняяя! — сообщил нам Юй свой взгляд на мощный удар по своему затылку.

И упал.

— Да-а, — только и мог сказать я.

— И не говори, — вздохнула Аллиса, внимательно разглядывая собственные ногти. — Что — «не говори»? — внезапно озлился я. — Золота ей захотелось!

— На себя посмотрел бы!

— На себя-а? А кто заигрывает с мозгососами?

— Так я же и вправду не знала, что он — мозгосос! Совпадение!

— Что-то слишком много в последнее время совпадений! Хорошо, давай, подставляй мешочки. Нагребем конкретно.

И нагребли! Золото, брильянты — все, как и обещал подлый камнеед, он же мозгосос. Так что переживать чего? Беспокоиться?

— Беспокоюсь я, что он нам всем устроит, — все же высказал опасение я, когда мы, сгибаясь под тяжестью мешков с добычей, шли прочь от валяющегося в отключке Мамочки. Впрочем, он уже начинал хрюкать и возиться.

— А ты не беспокойся, — пропыхтела дочка. — Сейчас вот за угол завернем…

Мы завернули за угол, и в тот же миг где-то невдалеке прогремел взрыв. С потолка посыпалась земля, кое-где по стенам пробежали трещины.

— Как так получилось? — напал я на неудачливую подрывницу. — Почему взорвали сзади, а обвалилось — тут?

— Пап, я не геолог! — отрезала дочка. — Не знаю! Тектоника, мать ее не так! Пошли обратно, на какое-то время нам хватит Юя, а потом нас спасут.

— …и мы будем вспоминать последнего из камнеедов только теплыми, полными благодарности словами, — закончила дочь свою речь чуть позже.

Мамочка спас нас от смерти. Не бойтесь, не от голодной. Когда Аллиса несколько раз прыгнула с размаху ему на живот, он очнулся и, к немалому нашему удивлению, тут же подтвердил свое почетное звание — вгрызсся в каменные своды пещеры так, что только хруст пошел. Нам ничего не оставалось, как последовать за ним.

— Жалко капитанов, — вздыхал я. — Жалко роботов. Жалко Голубого. Полозкова…

— Никого не жалко, никого, — рычала Аллиса, на время выплевывая один из мешков с золотом. — Папаша, подсобили бы, а? Детям вредно таскать тяжести.

И тут я наткнулся на зад почему-то прекратившего грызню Мамочки.

— Вассь, вассь, вассь! — приглушенно запищал он. — Тута ессё одна камееда, однако!

— Ну, че встал? — раздался другой, смутно знакомый голос. — Выгрызайся давай, не загораживай проход!

— Голубой! — возрадовался я. — Ты жив?

— Пока да, — было мне ответом.

— А остальные?

— Завалило.

— И Полозкова?

— Да.

— Ура-а-а! — и мы с удвоенными усилиями стали выгрызаться.

Вскоре мы оказались на поверхности и поспешили на корабль. Мы как раз грузили сокровища на борт, когда за нашими спинами раздался ликующий крик-вой-рев:

— Плевать на мой лысый череп, кого я вижу?!! Зелезнев, старина! Нет, ну это же надо? И Аллиса тут! А где же масса редких зверей? Вы же за ними летели, дорогие мои, или меня подводит моя уникальная барбаросская память? А где капитан? Кстати, вы доцента-то хоть нашли?

Мы посмотрели на Крокозябру, друг на друга и одновременно сняли шапки…

Как мы добрались до Земли — отдельная песня. Сначала Крокозябра, узнав о наших злоключениях, предложил вызвать спасательную робокоманду, а самим начать раскопки прямо сейчас. Порывшись в грязи и глине битых два часа, он отряхнул щупальца (мы и думали ему помогать), заявил, что никогда не питал пристрастия к земляным работам и, не слушая моих ехидных замечаний насчет великих археологов, полез назад в своего «Спиридона» (так назывался его звездолет). Вызвав робокоманду, он заботливо сопроводил нас на Землю, чтобы там уже помочь дать показания. Я не особо сопротивлялся, зная манеру моего друга убеждать судей. Мы оседлали «Беллерофонт» и, задав автопилоту программу возвращения на родную планету, отсалютовали почившим в бозе несчастным капитанам, и… Все.

Да, все, потому что хитрец Можейка смылся из пещеры на «Беллерофонт» — готовить праздничный ужин, как он сам объяснил. Что же, ужин оказался кстати, только пришлось включить в список блюд здоровенную миску кутьи.

Вот, собственно, и вся песня, о которой я говорил в начале главы. Добрались мы довольно быстро, заехали в Козоо, оставили там большинство зверей, для себя придержали только склипдасса, который, к слову сказать, весь обратный полет грыз прутья наперегонки с Юем и Крокозяброй (который проигрался в карты и, в виде проигрыша, добровольно залез в юеву клетку), да ящерку Гайдна.

На следующий день состоялся суд, участвуя в котором, мой многоглазый друг, применив все свое обаяние, сумел убедить судей в абсолютной нашей невиновности. (В ответ на их вопросы, кто же все-таки взорвал пещеру, он все валил на роботов.)

На месте безрезультатных раскопок на Третьей планете поставили золотой (Аллиса не дала ни монетки, пришлось раскошеливаться вашему покорному слуге) памятник Четырем Капитанам высотой в семьдесят метров и пять сантиметров — таким образом, рекорд памятника Трем Капитанам был побит. Ногами Два капитана попирали Третьего, Четвертый прижигал медным купоросом шею Трендуна, который другой, не отрубленной еще головой выклевывал глаза поверженному доценту Ползучему. Словом, волнующее зрелище. На годовщину славной гибели участников Освободительного похода (так окрестили наш полет галактические газеты) к скульптурной группе возложили такую массу цветов, что Третья планета надолго превратилась в бесплодную пустыню.

Нас не вручении и возложении не было. Жена моя, опасаясь разборок из-за Полозкова, перед самым нашим прилетом умотала строить сволочешники сволочанам из системы Отрубон. Я же ждал возвращения Аллисы из летнего исправительно-трудового лагеря для выяснения вопроса с бомбой в моем организме.

Вопрос вскоре прояснился, но это — уже другая история.