Судья Морн кивнул:
— Задавайте.
— Мистер Ледфилд, у меня в руках распечатка ассортимента услуг компании «Цезарь». Вы знакомы с этим документом?
— Да.
— Вы признаете, что он исходит от вашей компании, подписан вами и достоверно отражает содержание тех услуг, которые официально предлагались потребителям?
— Признаю.
— В таком случае, я, с разрешения суда, зачитаю ряд пунктов из этого ассортимента.
«Война и секс каменного века: победа и любовь либо поражение и смерть».
«Тайные алтари древних богов. Жестокие и страстные ритуалы Атлантиды».
«Юность мира, бешеная животная страсть. Монстры всех легенд».
«Киты-убийцы. Чудовищная машина смерти и секса выходит на охоту».
«Невероятный механический секс рвет границы между плотью и металлом».
«Фейри. Их волшебное тело способно на что угодно, они созданы для любви».
Прокурор сделал выразительную паузу.
— Мистер Ледфилд, ваша фирма действительно предоставляла клиентам то, что здесь написано?
— Безусловно. Наш принцип: слова никогда не расходятся с делом.
— В таком случае, по отдельному заявлению мистера Дольфа Холлторпа и мистера Ноя Остенбрю, представляющих фонд «Пролайф», я прошу суд рассмотреть вопрос о нарушениях компанией «Цезарь» справедливых требований морали. Я прошу о применении к владельцу компании уголовных санкций, предусмотренных статьей 211 криминального кодекса. Наше требование корреспондирует с нормой международного права: статьей 29 Всеобщей декларации прав человека 1948-го, принятой Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций. Заявление имеется в деле.
Судья Морн кивнул.
— Суд будет рассматривать это дополнительное обвинение по существу. Есть ли возражения у защиты?
— Да, ваша честь. Я не понимаю, в чем меня обвиняют в данном случае.
— Вам известно, что свобода распространения информации такого рода ограничена рамками требований морали? — спросил Стилмайер.
Ледфилд покачал головой.
— Справедливых требований морали, господин прокурор. Статья 33 Конституции и 211 Криминального кодекса.
— В данном случае, как легко заметить, ваша продукция нарушает любые мыслимые требования морали, так что ваше уточнение не слишком существенно.
— Извините, но я полагаю, что, поскольку законодатели употребили определение «справедливые», а не «любые мыслимые», то, прежде чем инкриминировать мне нарушение статьи 211, вы должны доказать, что предполагаемые вами требования морали в данном случае справедливы. Пока я даже не слышал, какие именно требования морали, на ваш взгляд, нарушены нашей продукцией.
— Но вы ведь ознакомлены с аргументами фонда «Пролайф»?
— Да, у меня на руках имеется копия их заявления. И я прошу суд позволить мне задать этим джентльменам ряд вопросов, поскольку я намерен доказать, что их аргументы предвзяты, а требования — несправедливы.
— Это ваше право, — согласился судья Морн, — заявители, кто из вас готов ответить на вопросы защиты? Вы, мистер Холлторп? Тогда пройдите к месту свидетеля.
Лейву были одинаково противны оба представителя фонда «Пролайф». Он органически не переваривал людей, которые зарабатывают деньги только тем, что пакостят окружающим, влезая без спроса в их сексуальную жизнь. Но Остенбрю, низкорослый, толстенький, чем-то похожий на свинку-копилку, вызывал что-то вроде сочувствия. Иное дело — Холлторп. Ходячая вешалка для строгого дорогого костюма, украшенная сверху лошадиным лицом Образцового Гражданина и Главы Семьи со Старыми Добрыми Нравами Викторианской Эпохи. Такого Лейв, при случае, с удовольствием переехал бы автомобилем, а потом лег спать с сознанием того, что день прожит не зря: родной город стал счастливее и уютнее.
Ледфилд улыбнулся этим своим мыслям, и задал первый вопрос:
— Мистер Холлторп, вы пишете: «содержание сексуальных игр, предлагаемых компанией «CESAR», воспроизводит дикарские обычаи, оскорбительные для нравственного чувства цивилизованного человека». Какие именно обычаи вы имеете в виду?
— Все, которые присутствуют в первых двух пунктах вашего отвратительного меню, которое зачитал прокурор.
— Извините, мистер Холлторп, я прошу вас ответить, какие конкретно обычаи из числа присутствующих в сюжетах компании CESAR, по вашему мнению, оскорбительны для нравственного чувства цивилизованного человека.
— Неужели вы думаете, что я буду пересказывать эту мерзость?
— То есть, вы отказываетесь отвечать на вопрос? — уточнил Лейв.
— Я отказываюсь отвечать в оскорбительной для меня форме.
— Но разве я требовал определенной формы ответа? Ответьте в любой форме, которая вас устраивает, но ответ должен содержать указание на конкретные обстоятельства и факты.
— Если из-за своего нравственного уродства вы не можете понять вещи, ясные любому нормальному человеку, то я не знаю даже на каком языке с вами разговаривать.
Лейв развел руками и повернулся к судье.
— Ваша честь, я прошу предоставить заявителю переводчика, поскольку он не владеет официальным языком, на котором в нашей стране ведется судопроизводство.
В зале раздались смешки, кто-то пару раз хлопнул в ладоши.
Судья ударил молоточком по столу.
— К порядку, джентльмены. Заявитель, отвечайте на вопрос защиты.
— Но я же не могу повторять все гадости, которые придумали эти извращенцы!
— Заявитель, вам задан вопрос по существу. Если вы отказываетесь ответить, на каком основании обвинили мистера Ледфилда в нарушении статьи 211, то я вынужден буду привлечь вас к ответственности по статье 140, карающей за заведомо ложный донос. Вы будете отвечать или нет?
— Буду, — Холлторп, демонстративно игнорируя Ледфилда, обратился к залу, — В этой непотребной игре девушку лишают невинности перед глазами толпы дикарей-язычников! А потом они совокупляются, как скоты! Я еще что-то должен говорить!?
— Вероятно, вы имеете в виду сюжет «ритуалы Атлантиды», — сказал Лейв, — поясните, что показалось вам оскорбительным для нравственного чувства? Само событие дефлорации? Или то, что это событие происходит в непривычной для вас форме? Или то, что местом действия является культовое помещение некой религии?
— Все вместе!
— Извините, я не понял вашего ответа. Означают ли слова «все вместе», что на ваш взгляд, оскорбительно именно сочетание перечисленных мной элементов сюжета, а каждый из них в отдельности вы считаете нравственно допустимым?
— Нет!
— Тогда означает ли «все вместе», что вы считаете морально оскорбительным каждый из перечисленных мной элементов, независимо от наличия других?
— Да!
— Вы совершенно уверены в своем ответе?
— Да!
— Итак, — подытожил Лейв, — заявитель полагает, что событие дефлорации несовместимо со справедливыми требованиями морали. Я допускаю, что заявитель находится в неведении относительно способа, которым люди обычно пользуются для продолжения рода но…
Окончание его реплики заглушил дружный хохот в зале.
— К порядку! — сказал судья, ударив молоточком по столу, — заявитель, суд находит ваши ответы необдуманными и граничащими с неуважением к правосудию.
— Но ведь это совершенно недопустимо! — возразил Холлторп, — этот блуд на языческом капище!
Лейв повернулся к судье.
— Ваша честь, могу ли я считать данную реплику заявителя ответом на мой вопрос?
— Можете.
— В таком случае, мистер Холлторп, поясните, пожалуйста, какое действие или событие вы называете словом «блуд», и какое место вы определяете, как «языческое капище»?
Холлторп многозначительно поднял палец к потолку и, с некоторым пафосом, произнес:
— Это, вам, Ледфилд, нужен переводчик с человеческого языка. Вам, а не мне.