— Да, конечно, все у меня в блокноте.

— Вот, это хорошо, — Большой Бонго кивнул, — сейчас мы пригласим сюда очень умного мальчика Тони, и он растолкует, что может значить такая оплошность с тошнотой.

— Послушай, Берген, — возразил Рамсвуд, — мне не хотелось бы расширять круг…

— Тони Тамере, — снова перебил Большой Бонго, — это не только умный мальчик, но и надежный. Если ты веришь мне, то верь и ему. Я верю ему, как себе, и даже больше. Представь: я верю ему почти так же, как крошке Джо, а ты знаешь, как я ей верю.

— Ладно, Берген, — со вздохом, согласился сценарист, — Я тебе верю. Зови этого парня.

— Ты принял правильное решение, Колин! — Большой Бонго удовлетворенно кивнул и, откашлявшись, крикнул, — Джо, звякни Регги, пусть он подъедет, тут срочное дело.

— ОК, босс, — лаконично отозвалась Джоан Лайти, которая бездельничала на верхнем мостике яхты, деля внимание между журналом «X-life» и телевизором. Уделив каплю внимания телефону, она сделала вызов, промурлыкала в трубку: «Алло, Регги-бой, тут скучно без тебя!». Потом, отбросив телефон, Лайти продолжила бездельничать.

Большой Бонго еще раз кивнул, взял модерновый электрочайник в виде полноценного глобуса, налил себе еще кружку горячего медово-имбирного коктейля, и спросил.

— Колин, может, ты хочешь какой-нибудь болтушки с ромом и со льдом?

— Даже не знаю… — пробурчал сценарист, — я чертовски нервничаю из-за всего этого.

— Нервничаешь? Тогда, открой вот тот холодильник и налей себе виски.

— Наверное, я так и сделаю, — Рамсвуд извлек из небольшого холодильника, стоявшего прямо на палубе, бутылку виски, стакан и ведерко с колотым льдом…

— …Нервничаешь, — повторил Фарриган, — а из-за чего, собственно?

— Понимаешь, Берген… — Колин сделал глоточек виски, — мне пришла в голову мысль: чертовы придурки, которые заказали мне сценарий Авалона, вполне могут оказаться у власти у нас в Америке. Они очень легко находят общий язык с конгрессменами. Это настораживает. Я опасаюсь, что конгрессмены, это люди того же типа, что и лорды.

— Ты только сейчас это понял?! — искренне удивился Большой Бонго.

— В общем, да, — признался сценарист, — я считал, что политика это такой вид бизнеса. Лоббирование, раздача налоговых льгот и бюджетных денег, распределение каких-то правительственных подрядов и финансовой помощи. Примерно так.

— Нет, Колин. Это такая же наивность, как верить, что детей приносит аист. Воровство бюджетных денег это лишь вторичная цель занятий политикой. А первичная цель, это власть! Приведу тебе наглядный пример: вот, на верхнем мостике крошка Джо листает модный журнал и выбирает новую тряпочку. Но главная цель состоит не в том, чтобы нацепить на себя красивую модную тряпочку, а в том, чтобы нравиться парням.

Джоан Лайти, разумеется, услышав разговор, отреагировала:

— Алло, босс, ты имеешь что-то против основного инстинкта?!

— Нет, крошка! Секс, как основной инстинкт, это прекрасно! Но есть и другие сильные инстинкты. Таков инстинкт власти. В природе этот инстинкт довольно близок к сексу. Любой краснозадый павиан-самец стремится стать вожаком ради прекрасных задниц девушек-павианов. Ведь, если другие самцы поклонятся ему, и признают его отцом павианьей нации, то на девушек это произведет неизгладимое впечатление. Если мы копнем любого политика-человека, то увидим того же краснозадого павиана, только испорченного цивилизацией. Он забыл, что альфа-самцом становятся ради секса, и в результате ищет удовлетворения просто подчиняя себе других особей. Он пытается достигнуть оргазма, все усиливая и усиливая свою власть. Он доводит свою власть до физического предела, втаптывая подчиненных в грязь, но оргазма все нет. Он, болван, думает, что надо еще постараться, еще поглумиться над ближними, и вот тогда…

— Ты шутишь или говоришь серьезно? — спросил Рамсвуд.

— Я не шучу. Я утрирую, чтобы прояснить смысл. Жажда политической власти, это не жадность здорового бизнесмена, а психоз сексуального маньяка-импотента. Поэтому, здоровые люди вроде пилота, который тебя вез, при виде лордов или конгрессменов испытывают инстинктивную тошноту. Природа так предостерегает их от контактов с больными маниакальными особями. Ведь мания, как и бешенство, иногда заразна…

— Насчет импотенции ты ошибаешься, Берген, — возразил сценарист, — эти лорды, как я рассказал тебе, устроили в Авалоне право первой ночи, а это значит…

— Это ничего не значит, — перебил его Большой Бонго, — Оргазм, это мистерия, высшее состояние мыслящей материи, а у маниакальных лордов-павианов получается только эрекция и эякуляция. Право первой ночи для них не средство переспать с очередной красоткой, а способ унизить ближних. Психически они импотенты. Эмоциональные уроды. Вот им и понадобился Авалон… Надеюсь, теперь ты понял, что такое власть и политика. А сейчас — видишь пижона, который едет сюда на аквабайке? Это Регги.

Тони Тамере, он же Регги-бой, был чистокровным гавайцем, но походил на ямайского растамана. Правда, косичек «dreads» на его голове было лишь три, и не заплетенных, а примитивных. Такие короткие хвостики, два — по сторонам лба и еще один на затылке, перехваченные простыми, но яркими резинками. За правое ухо Регги-боя был засунут толстый косяк-самокрутка «splif», а физиономию украшали радужно переливающиеся солнцезащитные очки. Из-за этих «примочек» его лицо совершенно не запоминалось. Фигура тоже не запоминалась. Обыкновенный темнокожий парень лет 30, чуть выше среднего роста, одетый в пятнистую рубашку-безрукавку и шорты-бермуды.

— Эй, ми Джо, у тебя классная бандана! — таковы были его первые слова.

— Что, правда? — спросила Джоан, и дотронулась пальцем до своей головной повязки с реалистичным изображением глаза на лбу. Глаз при этом мигнул.

— Ну! — с жаром подтвердил Тони, — реальный hi-tech! Я такое видел только в рекламе!

— Регги! — строго вмешался Большой Бинго, — Я тебя пригласил по рабочей проблеме.

— Я весь внимание, сэр!

— …Во-первых, знакомься: это Колин Рамсвуд, босс кинокомпании «Rams-Wood».

— Очень приятно, Колин! Меня зовут Тони или Регги, кому как нравится.

— Я рад знакомству, Тони… Э… Берген, мне рассказать всю историю с начала?

Большой Бонго отрицательно покачал головой.

— Рассказывать дважды, это не стильно. Лучше зайдем с другой стороны. Регги, что ты знаешь про остров Долак?

— Миллион гектаров болота слева внизу от Новой Гвинеи, — мгновенно ответил тот.

— Так, — Большой Бонго кивнул, — а население и экономика?

— Население десять тысяч. Об экономике данных нет. Видимо, натуральное хозяйство.

— Данных, нет, Регги, а экономика есть. Весь центр Долака арендован фирмой, которая формально занимается развитием территории, а фактически — нелегальными фокусами, которые видны каждому, кто туда попал. А вот тебе ребус: почему хозяева фирмы не создают свой авиатранспортный отряд, а пользуются услугами авиаотряда из столицы Индонезийской Новой Гвинеи — Джайапура, рискуя, что пилоты разболтают лишнее?

— Это понятно, — сказал Тони Тамере, — малообитаемый остров, слабый трафик. Если создать свой авиаотряд — будут подозрения: что-то там скрывают. А если этот трафик обслуживают внешние пилоты, то подозрений нет, люди, как бы, ничего не скрывают. Проблема болтовни пилотов устраняется легко: коррупция в полицейском управлении Джайапура. Там можно гасить слухи, а чтобы слухов было меньше, использовать для перевозок сравнительно дисциплинированный авиаотряд резерва той же полиции.

— Мне, — заметил Рамсвуд, — тоже показалось, что полиция в Джайапуре купленная.

— В общем, так, Регги, — заключил Большой Бонго, — твоя задача аккуратно выяснить по своим каналам, чем дышит фирма «Авалон», которая арендовала центр Долака.

— Понял, босс, приступаю, — Тони Тамере вытащил из-за уха косяк-самокрутку «splif», оказавшийся при ближайшем рассмотрении коммуникатором типа «Pen hi-phone».