Все было ясно. Она пытается определить, следит ли кто-нибудь за ней или нет, но в этой части города, где жизнь бьет ключом, а на улицах полно народу, меня это мало беспокоило. На менее оживленных улицах я, конечно, мог бы попасть в поле ее зрения, да и то совсем не обязательно.

При слежке за человеком существует четыре основных правила: всегда держаться по возможности ближе к объекту слежки, никогда не пытаться спрятаться от него, вести себя совершенно естественно, что бы ни происходило, и никогда не смотреть ему в глаза. Если соблюдать все эти правила, то слежка — за исключением чрезвычайных случаев — самая легкая работа, которая выпадает на долю детектива.

Убедившись, что за ней никто не следит, миссис Эстеп быстро вернулась на Пауэлл-стрит и на стоянке Сан-Френсис села в такси. Я отыскал невзрачную машину и приказал ехать следом.

Мы приехали на Лагуна-стрит. Там такси остановилось, женщина вышла и быстро поднялась по ступенькам одного из домов. Мое такси остановилось на противоположной стороне улицы, у ближайшего перекрестка.

Когда такси, привезшее миссис Эстеп, исчезло за углом, она вышла из дома и направилась вверх по Лагуна-стрит.

— Обгоните эту женщину, — сказал я.

Наша машина начала приближаться к шедшей по тротуару миссис Эстеп. Как раз в тот момент, когда мы проезжали мимо, она подошла к другому дому и на сей раз нажала звонок.

Это был четырехквартирный дом с отдельным входом в каждую квартиру. Миссис Эстеп позвонила в ту, что на правой стороне второго этажа.

Осторожно выглядывая из-за занавесок такси, я не спускал глаз с дома, а шофер тем временем подыскивал подходящее место для стоянки.

В семнадцать пятнадцать миссис Эстеп вышла из дома, направилась к остановке на Саттер-стрит, вернулась в отель «Монтгомери» и исчезла в своем номере.

Я позвонил Старику, главе детективного агентства «Конти-нентал», и попросил выделить помощника. Надо выяснить, кто живет в доме на Лагуна-стрит, в который заходила миссис Эстеп.

Вечером моя подопечная ужинала в ресторане отеля, со­вершенно не интересуясь, наблюдают ли за ней. В начале одиннадцатого она вернулась в свой номер, и я решил, что на сегодня моя работа окончена.

На следующее утро я передал свою даму на попечение Дику Фоли и вернулся в агентство, чтобы поговорить с Бобом Филом, детективом, которому было поручено выяснить все о владельце квартиры на Лагуна-стрит

Боб появился в агентстве в одиннадцатом часу.

— В этой квартире окопался некий Джекоб Лендвич, — сказал он, — судя по всему, блатной, только не знаю, какого профиля. Водится с Хил и Макаронником — значит, наверняка блатной. Раньше крутил по мелочам, а теперь шпарит с игровыми Правда, и Пенни Грауту не очень-то можно верить: если он почует, что можно наварить на «стуке», то не постес­няется и епископа выдать за взломщика..

— Ладно, давай о Лендвиче.

— Он выходит из дома только по вечерам, деньжата во­дятся. Вероятно, подпольные доходы. Есть у него и машина — «бьюик» под номером 642-221, который стоит в гараже непо­далеку от его дома, но Лендвич, кажется, редко им пользуется.

— Как приблизительно он выглядит?

— Очень высокий, футов шесть, если не больше, да и весит, пожалуй, не менее 250 фунтов. Лицо у него какое-то странное — большое, широкое и грубое, а ротик маленький, как у девочки. Короче говоря, рот непропорционально мал.. Молодым его не назовешь… Так, среднего возраста.

— Может, ты последишь за ним пару деньков, Боб, и посмотришь, что он предпримет? Лучше всего, конечно, снять какую-нибудь комнатушку по соседству…

На том и порешили.

Когда я назвал Вэнсу Ричмонду имя Лендвича, он просиял.

— Да, да! — воскликнул он. — Это был приятель или по меньшей мере знакомый доктора Эстепа. Я даже видел его как-то. Высокий такой человек с необычно маленьким ртом. Мы случайно встретились в кабинете доктора Эстепа, и он представил нас друг другу.

— Что вы можете сказать о нем?

— Ничего.

— Вы даже не знаете, был ли он другом доктора Эстепа или случайным знакомым?

— Нет, не знаю. Он мог быть и тем и другим. А может быть, просто пациентом. Этого я совершенно не знаю. Эстеп никогда не говорил о нем, а я не успел составить мнение об этом человеке или понять, что их с доктором связывает. Помню, что в тот день забежал к Эстепу лишь на минутку — утрясти кое-какие вопросы и, получив нужный совет, сразу ушел. А почему вас заинтересовал этот человек?

— С Лендвичем встречалась первая жена доктора Эстепа. Вчера. И предприняла целый ряд предосторожностей, чтобы не привести за собой «хвост». Мы сразу же навели справки о Лендвиче, и оказалось, что за ним водятся грешки, и немалые.

— А что все это может значить?

— Не могу сказать вам что-либо определенное. Может быть несколько гипотез. Лендвич знал как доктора, так и его первую жену; поэтому, например, можно предположить, с изрядной долей уверенности, что он уже давно знал, где проживает ее муж. Следовательно, миссис тоже могла давно об этом знать. А если так, то напрашивается вопрос: не выкачивает ли она уже длительное время из него деньги? Кстати, вы не можете взглянуть на его счет в банке и по­смотреть, не делал ли он каких-то непонятных отчислений?

Адвокат покачал головой:

— Посмотреть я могу, но там все равно ничего не узнаешь. Его счета в таком беспорядке, что сам черт ногу сломит. К тому же у него неразбериха и с налоговыми отчислениями.

— Так, так… Ну хорошо, вернемся к моим предположениям. Если его первая жена давно знала, где он проживал, и вытягивала из него деньги, то спрашивается, зачем ей было само­лично являться к нему? Тут, конечно, можно предположить…

— Мне кажется, — перебил меня адвокат, — что как раз в этом вопросе я смогу вам помочь. Месяца два или три тому назад, удачно поместив деньги в одно предприятие, доктор Эстеп почти вдвое увеличил свое состояние.

— Ах вот в чем дело? Значит, она узнала об этом от Лендвича, потребовала через того же Лендвича часть при­были — и, по всей вероятности, гораздо больше того, что согласился дать ей доктор. Когда же он отказался, она по­явилась в его доме собственной персоной и потребовала денег, пригрозив, что в противном случае поведает правду обще­ственности. Доктор понял, что она не шутит, но он или не имел возможности достать такую сумму наличными, или шан­таж встал уже поперек горла. Как бы то ни было, но он, тщательно все взвесив, решил наконец покончить со своей двойной жизнью и застрелился. Конечно, это всего-навсего предположения, но они кажутся мне вполне подходящими.

— Мне тоже, — сказал адвокат. — Так что же вы теперь собираетесь предпринять?

— Будем продолжать следить за обоими. В подобной ситуа­ции я другого выхода не вижу. Кроме того, я наведу справки об этой женщине в Луисвилле. Правда, вы и сами должны понять, что я могу узнать всю подноготную этих людей, но… не найти письма. Того самого, которое доктор Эстеп написал перед смертью. Скорее всего женщина просто-напросто уничто­жила это письмо. Из соображений безопасности. И тем не менее когда я узнаю о ней побольше и она почувствует, что со мной лучше не ссориться, то, возможно, удастся убедить ее сознаться в получении письма и объявить в полиции, что доктор Эстеп написал ей о решении покончить с собой. А этого вашей клиентке будет вполне достаточно. Кстати, как она себя чувствует? Ей лучше?

На лицо адвоката набежала тень. Оно сразу потеряло живость, стало хмурым и вялым.

— Вчера у нее был сердечный приступ, ее наконец пере­вели в больницу, что давно пора было сделать. Откровенно говоря, если в ближайшее время миссис Эстеп не выпустят, ей уже ничто не поможет. Она буквально тает на глазах. Я пошел на самые крайние меры, лишь бы добиться, чтобы ее выпустили под залог, нажал, как говорится, на все рычаги, но боюсь, что ничего не выйдет… Для миссис Эстеп невыносимо сознавать, что ее считают убийцей мужа. Молоденькой ее уже не назовешь; она всегда была женщиной нервной и впечатли­тельной. А тут сразу такое: и смерть мужа, и обвинение в убийстве… Мы просто обязаны вызволить ее из тюрьмы — и как можно скорее.