Отдавая себе отчет в том, что его замысел имеет кое‑какие слабые стороны, Бомарше набросал «синопсис» (краткое содержание) «Женитьбы»; рукопись эта была обнаружена в его архивах, она дает представление об общей концепции пьесы, которой драматург остался верен:

«План „Женитьбы Фигаро“

Фигаро, камердинер хозяина замка Агуас‑Фрескас, занял десять тысяч франков у Марселины, служанки того же замка, дав ей расписку в том, что либо он вернет деньги в назначенный срок, либо женится на ней. Меж тем, будучи влюбленным в молоденькую камеристку графини Альмавива Сюзанну, он собирается жениться именно на ней, а граф Альмавива, тоже влюбленный в Сюзанну, содействует заключению этого брака, поскольку надеется, что в благодарность за обещанное приданое невеста подарит ему тайное свидание, чтобы он смог воспользоваться правом первой ночи, от которого отказался после собственной свадьбы. Роль подручного графа в этой амурной истории исполняет не отличающийся щепетильностью домашний учитель музыки семейства Альмавива по имени Базиль. Но молоденькая и порядочная Сюзанна считает своим долгом предупредить хозяйку и жениха о притязаниях графа, в результате чего графиня, Сюзанна и Фигаро заключают союз с целью сорвать планы Альмавивы. Юный паж, всеобщий любимец и неугомонный проказник, обожающий шалости как все нормальные дети тринадцати или четырнадцати лет, не единожды, сам того не желая, из‑за своей резвости и легкомыслия нарушает планы хозяина и сам попадает в затруднительные положения, способствующие созданию нескольких забавных сцен в пьесе… Граф, поняв, наконец, что его водят за нос, но не разобравшись еще в сути дела, решает отомстить, поддержав притязания Марселины. Потеряв надежду заполучить в любовницы молоденькую камеристку, он хочет выдать старуху замуж за Фигаро, что приводит последнего в отчаяние. Но в тот момент, когда Альмавива, как верховный судья Андалусии, зачитывает Фигаро приговор, согласно которому тот должен либо немедленно жениться на Марсели‑не, либо вернуть ей десять тысяч франков, чего последний никак не может сделать, обнаруживается, что Марселина – давно пропавшая мать Фигаро; это нарушает все планы графа, который не может теперь считать себя ни счастливым, ни отмщенным. А тем временем графиня, которая не отказалась от надежды вернуть своего неверного супруга, вначале уличив его в измене, договаривается с Сюзанной, что та сделает вид, будто она согласна встретиться с графом в саду, но в назначенное время к нему на свидание придет не возлюбленная, а законная супруга. Фигаро случайно узнает о предстоящей встрече своей невесты с графом. Обезумев от мысли, что его пытаются обмануть, он прячется в ставшем ему известным месте, чтобы застать врасплох графа и Сюзанну. Все еще пребывая во власти своего безумия, он к своей радости узнает, что все это игра, затеянная графиней и ее камеристкой, дабы наказать ветреного мужа; все заканчивается тем, что Фигаро также подключается к розыгрышу. Альмавива, уличенный женой в измене, на коленях молит ее о прошении, и та со смехом прощает его, а Фигаро женится на Сюзанне».

У другого автора этот довольно экстравагантный и сложный план вылился бы в бесконечную трагикомедию или мелодраму, которые тогда были в моде. То, что Бомарше смог создать на этой основе такую блестящую пьесу, как «Женитьба», свидетельствует не только о его прекрасном знании театра, но и о его гениальности. Да, Бомарше был самым настоящим – подчеркиваю это – гениальным драматургом, что бы там ни говорили о влиянии на него других авторов или о его подражании Расину и Аристофану в сцене суда, которой начинается третий акт.

А тот факт, что самая лучшая французская пьеса XVIII века долго не могла пробиться на сцену, имел политическую подоплеку.

После того как текст пьесы был восторженно принят труппой «Комеди Франсез», его, по просьбе Бомарше, передали на отзыв цензору Коклю де Шоспьеру. Тот пьесу в целом одобрил, но попросил сделать несколько незначительных купюр.

Далее, по неизменной традиции, рукопись представляли на суд короля. Г‑жа Кампан рассказывала, что, прочтя пьесу, Людовик XVI назвал ее отвратительной и непригодной для постановки на сцене. Остракизм, которому была подвергнута «Женитьба», заставляет поверить г‑же Кампан, хотя не все ее мемуары верно отражали современную ей действительность.

Чтобы добиться отмены королевского запрета, Бомарше принялся разжигать любопытство публики к своей пьесе, устраивая то тут, то там в Париже ее чтения, весьма хитроумно обставленные. Для рукописи пьесы он сделал элегантный переплет, на обложке, увитой розовыми лентами, изумительным каллиграфическим почерком написал: «комическое произведение». Чтение пьесы автор предварял вступительным словом, текст которого не вошел в полное собрание его сочинений; в нем он безо всякого стеснения говорил следующее:

«Перед тем как приступить к чтению пьесы, я должен, сударыни, рассказать вам один случай, свидетелем коего был я сам.

Начинающего писателя, приглашенного на ужин в один дом, стали упрашивать прочитать какое‑нибудь из своих произведений, о которых ходило много разговоров в свете. Его уговаривали и так, и эдак, даже прибегли к лести, а он – ни в какую. Тогда кто‑то из присутствующих решил пошутить и сказал писателю: „Сударь, отказывая нам в том, что в глубине души горите желанием отдать, вы похожи на самую изощренную кокетку“.

„Вы даже не подозреваете, – заметил в ответ автор, – насколько точно ваше сравнение; у писателей и красоток частенько бывает одинаковая судьба: и тех и других забывают сразу же, как только они сдались. Острое и всепоглощающее любопытство, которое вызывает еще не прочитанное произведение, чем‑то сродни страстному любовному желанию. Получив вожделенное, вы заставляете нас краснеть из‑за того, что нам не достало прелестей, дабы привязать вас к себе.

Будьте же справедливы или ничего не требуйте. Наша участь – труд, ваша – стремление насладиться им, но ничто не может смягчить ваше отношение к нам. Слыша ваши несправедливые оценки, мы чувствуем себя, словно те самые красотки! Во всех других ситуациях виновные стараются вести себя как можно скромнее, здесь же достается без вины виноватым, которые не смеют и глаз поднять; но (добавил молодой автор) дабы сходство было совсем полным, я, предвидя последствия своего шага и проявляя непоследовательность и бесхарактерность, словно красотка, уступаю вашим уговорам и прочту вам сейчас свое произведение“.

И прочел, и гости раскритиковали его; сейчас я сделаю то же самое, что сделал этот молодой писатель, а вы сделаете то, что сделали его слушатели».

Такая моральная подготовка обеспечила еще больший успех первым чтениям пьесы, после которых Бомарше вдруг спрятал рукопись в ящик стола, лицемерно заявив, что не считает себя вправе далее предавать гласности произведение, вызвавшее осуждение короля, ибо это было бы оскорблением последнего. Если публика действительно хочет ознакомиться с этой пьесой, то нужно получить на то разрешение Его величества.

Все эти маневры еще больше разжигали любопытство публики. В ноябре 1781 года императрица Екатерина II прислала во Францию директора своих театров г‑на Бибикова за текстом пьесы, чтобы поставить «Женитьбу Фигаро» в России; поскольку Бомарше хотел, чтобы ее премьера состоялась именно в Париже, он отказался от предложения императрицы, но, возможно, в знак признательности, устроил чтения пьесы для наследника российского престола великого князя Павла, прибывшего в Париж под именем графа Северного. Эти чтения получили широкую огласку в связи с тем, что высокопоставленный гость и его супруга выразили пожелание, чтобы «Женитьба Фигаро» была наконец представлена публике. Бомарше передал эту августейшую просьбу шефу полиции Ленуару, посетовав на полученные ранее отказы на все подобного рода ходатайства: «Все это так сильно смахивает на личное преследование, что я умоляю вас открыть мне наконец, что за этим кроется». Говоря это, Бомарше лукавил, поскольку прекрасно знал причины гонения на пьесу: помимо неодобрения короля существовало еще неодобрение парламента, вменявшего автору в вину то, что прототипом для одного из персонажей пьесы – Бридуазона драматург избрал Гёзмана, желая выставить на посмешище весь судейский корпус и бросить тень на само правосудие.