И это истинный Иисус, в Своем одеянии до Вифлеема и после распятия. Не «слабый
галилеянин, а высящаяся неистовая фигура Божества, Которое никому не укротить»1.
«...Святой, непричастный злу, непорочный, отделенный от грешников...» (Евр. 7:26).
Бриллиант без изъяна, роза без пятна, музыка с гармонией сфер, стихи с безупречной
рифмой.
В этом сиянии Петр, Иаков и Иоанн — словно комарики под сенью орлиных крыл.
Никогда они не видели Иисуса таким. Он ходил по воде, умножал хлебы, запрещал дуть
ветру, изгонял бесов, воскрешал мертвых — это да. Но превратиться в светящийся
факел? Оказывается, Иисус еще только разминался.
Появились два гостя: Моисей и Илия. Законодатель из законодателей и пророк из
пророков прошли через неощутимую завесу, отделяющую землю от рая. «...Они
говорили об исходе Его, который Ему надлежало совершить в Иерусалиме» (Лк. 9:31).
Моисей и Илия для иудеев — как Джордж Вашингтон и Авраам Линкольн. Их
портреты висят при входе в иудейский Зал славы. И вот они здесь, в ответ на молитву
Иисуса. Не ждем ли мы уже отчасти, что Петр, Иаков и Иоанн повторят изумленный
80
вопрос, прозвучавший на море Галилейском: «Кто это?» (см.: Мф. 8:27). Гарант Закона и
учитель пророков откликаются на Его зов?
В этот момент Петр старательно откашлялся. Пламя на горе, комок в горле.
«...Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и
Моисею одну, и одну Илии» (Мф. 17:4).
Эти слова кажутся нам безобидными, кому-то — даже неплохой идеей. Мы любим
увековечивать события памятниками, мемориальными досками и обелисками. Петр
счел, что по такому случаю необходим специальный архитектурный проект, и вызвался
возглавить комитет по строительству. Хорошая мысль, правда?
Но не с точки зрения Бога. Предложение Петра о трех кущах или скиниях было
настолько неосновательным и неуместным, что Бог даже не дал ему договорить. «Когда
он еще говорил, се, облако светлое осенило их; и се, глас из облака глаголющий: Сей
есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте» (Мф. 17:5).
«Возлюбленный» означает здесь «несравненный», «единственный». Нет никого, кто
был бы подобен Христу. Никто с Ним не сравнится. Ни Моисей. Ни Илия. Ни Петр. Ни
Заратустра вместе с Буддой и Мухаммадом. Никто — ни на небе, ни на земле. Иисус, как провозгласил Отец, не просто «Сын» или даже «лучший из Сыновей». Он —
«Возлюбленный» Сын.
Петр этого не понял. Он поместил Христа в почетную коробочку с ярлыком
«Великие исторические личности». Он собирался воздать Иисусу, а также Моисею, а
также Илии одинаковые почести. Богу это совсем не нужно. Христу нет равных. Нужно
строить лишь одну кущу, потому что из всех находящихся на горе только Единственный
достоин почестей.
Петр, Иаков и Иоанн уже не говорили. Больше никаких строительных проектов.
Никаких разговоров о скиниях, базиликах и мемориальных комплексах. Это
подводники, достигшие дна Марианской впадины, астронавты, высадившиеся на Луну.
Они увидели то, чего не видел ни один человек, — Христа в его космическом величии. В
такие мгновения слова бессильны. Кровь отлила от лиц. Кожа посерела. Колени
задрожали, отчаянно заколотилось сердце. «И, услышав, ученики пали на лица свои и
очень испугались» (Мф. 17:6).
Горнее сияние породило горний страх. Страх здравый, священный. Петр, Иаков и
Иоанн испытали укрепляющий душу ужас, целительное благоговение перед
единственным Богом. Они увидели Того, Кто рассыпал звезды по небу, словно
бриллианты по черному бархату, Кто возносил пророков в огненной колеснице, а
фараона утопил в Чермном море.
Их глубоко пронзило это чувство: Бог одновременно присутствует здесь и везде.
Один вид сверкающего Галилеянина сбил с них всю важность и спесь, заставив
подобающим образом поклониться. Упасть ниц. «И, услышав, ученики пали на лица свои
и очень испугались» (Мф. 17:6).
Таков страх Господень. Большинство наших страхов пагубны. Они крадут у нас сон, лишают покоя. Но это — другой страх. «С библейской точки зрения, ничего
невротического в страхе Божием нет. Невротическим было бы отсутствие страха или
страх не перед тем, перед чем надо. Именно поэтому Бог открывает нам Себя, чтобы
мы смогли перестать бояться не того, чего надо. Когда Бог полностью раскрыт нам и мы
81
это постигли, тогда мы испытываем преображение нашего страха... "Страх Господень"
есть совершенно здравое признание того, что мы — не Бог»2.
Как давно вы испытывали такой страх? Когда у вас, при новой встрече со Христом, подкосились ноги и перехватило дыхание? Когда вы, ощутив отблеск Его величия, онемели с замершим сердцем? Если все это было слишком давно, тем и объясняются
ваши страхи.
Когда Христос велик, наши страхи ничтожны.
Когда благоговение перед Иисусом разрастается, все наши жизненные страхи
съеживаются. Великий Бог порождает великую смелость. Убогие представления о
Всевышнем не приносят нам мужества. Слабый, маленький, не пламенеющий Иисус не
имеет власти над раковыми клетками, продажностью, нарушением прав, биржевыми
кризисами и глобальными катастрофами. Портативный, карманный Иисус может быть
очень удобен в сумочке или на полке, но ничего не сделает с вашими страхами.
Должно быть, именно поэтому Иисус взял учеников на гору Преображения. Он
видел, в какую коробочку они Его заключили. И Он видел, какое будущее ждет их: отречение Петра, темницы в Иерусалиме и в Риме, нужды Церкви, гонения при Нероне.
Бог в карманном формате — не настоящий Бог. Вот почему Иисус испепелил коробочки
их предубеждений.
Пусть испепелит и ваши.
Разве не нужно нам знать преображенного Христа? Того, от Кого исходит
священный пламень? Того, Кто властно призывает к Себе исторические фигуры? Того, Кто восседает на высшем престоле и носит единственный истинный венец во вселенной
— венец Возлюбленного Сына Божьего? Того, Кто призвал друзей взойти на гору
Преображения, чтобы они смогли подняться к небесам?
Поднимайтесь и вы. Смотрите долго и проникновенно на Светоч, на Святого, Всевышнего, Единственного. И тогда все ваши страхи, кроме страха перед Самим
Христом, растают, как кубики льда на июльском асфальте. И вы согласитесь с Давидом:
«Господь — свет мой и спасение мое: кого мне бояться?» (Пс. 26:1).
В книге «Принц Каспиан» Люси впервые за много лет вновь видит льва Аслана. Со
времени их последней встречи он сильно изменился. Люси поражает его величина, и
она говорит ему об этом.
— Аслан, — сказала Люси, — ты вырос.
— Это потому, что ты стала старше, малышка, — отвечал он.
— А ты?
— Я такой же, как был. Но с каждым годом ты будешь взрослеть, и я буду казаться
тебе все больше3.
Так и с Христом. Чем дольше мы живем во Христе, тем больше Он становится в нас.
Это не Он меняется, а мы; мы лучше видим Его. Мы видим такие Его измерения, аспекты, свойства, которых не знали раньше, всевозрастающие и удивительные
свидетельства Его чистоты, могущества и единственности. Мы отбрасываем коробочки
и старые образы Христа, как ненужный хлам. Мы не смеем больше сажать Его на
политических ослов и слонов. Надменная уверенность сменяется смиренным
интересом. Определять Иисуса доктриной, сводить Его к нашим представлениям о
82
Нем? Никоим образом. Мы скорее вычерпаем Карибское море сачком, чем вместим
Христа в нашу коробочку.
В конце мы поведем себя так же, как апостолы, мы поклонимся Ему, пав ниц. Тогда
рука Плотника протянется из бушующего пламени и прикоснется к нам. «...Встаньте и не