разочаровать Бога — острые зубы.

Но у Христа есть клещи. Первым Своим высказыванием о страхе Он начинает

удалять клыки: «...дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9:2). Заметьте, что

16

Иисус соединяет дерзновение и прощение грехов в одном предложении. Может ли

смелость начинаться с решения проблемы греха? Давайте разберемся.

Иисус говорит это человеку, который не может ходить. «...Принесли к Нему

расслабленного, положенного на постели» (Мф. 9:2). Парализованному человеку не под

силу было выгуливать собаку или бегать трусцой. Но у него было четверо друзей, действовавших по наитию. Когда до них дошел слух, что их город посетил Иисус, они

положили своего товарища на циновку и пошли к Учителю. Встреча с Христом сулила их

приятелю много хорошего.

Целая толпа набилась в тот дом, где учил Иисус. Люди сидели на подоконниках, теснились в дверных проемах. Вы бы подумали, что в Капернауме — не иначе как

настоящее богоявление. Однако друзья расслабленного были не из тех, кто легко

сдается, и они придумали свой план. «...Не имея возможности приблизиться к Нему за

многолюдством, раскрыли кровлю дома, где Он находился, и, прокопав ее, спустили

постель, на которой лежал расслабленный» (Мк. 2:4).

Рискованный шаг. Большинству домовладельцев не нравится, когда кто-то

начинает разбирать их крышу. Среди парализованных редко встречаются фанаты

прыжков на тарзанке через дыру в кровле. И далеко не все учителя приветствуют

импровизированные спектакли во время своего урока. Мы не знаем, как отреагировали

на происходящее хозяин дома и пассажир «лифта». Но мы знаем, что Иисус не

возражал. Матфей только что не расписывает, какая улыбка заиграла на Его лице.

Христос дает благословение, прежде чем о нем попросили. И благословение это

совершенно неожиданное: «...дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9:2).

Разве не ожидали мы услышать другие слова? «Дерзай. Твои ноги вылечены. Паралич

прошел. Подавай заявку на Бостонский марафон».

У человека ноги как вареные макаронины, однако Иисус одаривает его

милосердием, а не мускулами. О чем Он думает? Очень просто. Он думает о

глубочайшей нашей проблеме -— о грехе. Он озабочен глубочайшим нашим страхом —

страхом не оправдать ожиданий Бога. Прежде чем исцелить тело (это уже потом), Иисус исцелил душу. «...Дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9:2).

Грешить — значит не считаться с Богом, пренебрегать Его заповедями, отвергать

Его благословения. Грех — это жизнь без Бога, жизнь для себя и ради себя. Жизнь

грешника сосредоточена на его «я», а не на Боге. Не это ли выбрали Адам и Ева?

До своего грехопадения они обитали в мире без страха. Были едины с творением, едины с Богом, едины друг с другом. Эдем был заповедным миром с одной заповедью

— не прикасаться к дереву познания добра и зла. Адам и Ева имели свободу выбора, и

день за днем они выбирали доверие к Богу. Но потом появился змей, посеял семена

сомнений и сделал заманчивое предложение. «Подлинно ли сказал Бог...» — вопрошает

он (Быт. 3:1). «...Вы будете, как боги...» — обещает он (Быт. 3:5).

Похоже на то, что Ева испугалась. Кто-то говорит, что она была исполнена

гордости, дерзости, непокорства... но не было ли там прежде всего страха? Страха, что

Бог не дает ей чего-то важного, что она чего-то лишена? Страха, что Эдема ей не будет

достаточно? Что и Бога ей не будет достаточно? Что Бог ее не спасет?

Представьте, что она и Адам побороли бы эти страхи. Не оставили бы почвы для

посеянных змеем семян сомнения. «Ошибаешься, пресмыкающееся. Наш Творец дал

17

нам все, что нужно. У нас нет причин усомниться в Нем. Возвращайся-ка в дыру, из

которой выполз». Но ничего подобного они не сказали. Они не совладали со страхом, и

страх овладел ими.

Ева перестала доверять Богу и взяла дело — и плод — в свои руки. «На случай, если

Бог не может этого сделать, я все устрою сама». Адам присоединился к ней.

Адам и Ева поступили так, как поступают очень испуганные люди. Они попытались

спастись бегством. «...И скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между

деревьями рая. И воззвал Господь Бог к Адаму, и сказал ему: где ты? Он сказал: голос

Твой я услышал в раю, и убоялся...» (Быт. 3:8-10).

Страх, если с ним не совладать, ведет к греху. Грех ведет к стремлению спрятаться.

Так как все мы согрешили, мы все прячемся, хотя и не в кустах, но в своих

восьмидесятичасовых рабочих неделях, во вспышках раздражения, в религиозной

активности. Мы избегаем общения с Богом.

Мы убеждены, что Бог должен ненавидеть нашу склонность ко злу. Еще как

убеждены! Ведь нам самим не нравится то, что мы говорим и делаем. Мы презираем

свои похотливые мысли, безжалостные суждения и эгоистические поступки. Если нас

самих тошнит от нашего греха, насколько отвратительней он должен быть святому

Богу! Мы делаем практическое умозаключение: мы непоправимо рассердили Бога. Так

что же нам еще остается, если не лезть в кусты при звуке Его голоса?

Как говорит пророк Исайя, из-за греха мы доходим до такого же одиночества и

смятения, как заблудившиеся овцы. «Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый

на свою дорогу...» (Ис. 53:6). Если бы пророк хоть раз увидел мою собаку, он мог бы

написать: «Все мы блуждали, как Молли...»

У такой славной собачки все же есть какое-то упрямство, своеволие. Едва ей в нос

ударит запах жарящегося на соседнем участке шашлыка или свежих пищевых отходов

— и уже никакими командами ее не остановишь. О, вы не знаете, сколько раз ваш

пастор гонялся за этой богомерзкой собачонкой по улицам, увещевая ее отнюдь не

пасторскими проповедями. Она «грешит» — живет так, будто ее господина и

наставника не существует. Она вечно блуждает.

На прошлой неделе мы подумали, что она доигралась. Мы расклеили ее

фотографии на всех столбах, ездили по окрестностям, звали и звали ее. Наконец, после

целого дня тщетных усилий, я пошел в приют для бродячих животных. Я описал

внешность Молли управляющей. Пожелав мне удачи, она показала на барак, над

дверями которого виднелась вывеска «Потерявшиеся собаки».

Предостережение мягкосердечным любителям животных: не ходите туда! С такой

трагедией я не сталкивался с тех пор, как в моем родном городе закрыли кинотеатр

для автомобилистов. Клетка за клеткой — тоскующие, испуганные глаза. Большие

круглые. Узкие черные. Вот настойчивый взгляд из-под мохнатых бровей кокер-

спаниеля. Вот еще один взгляд — лысого, как коленка, чихуахуа. Породы разные, а беда

одна. Растерянные, словно слепые гуси, которые понятия не имеют, как вернуться

домой.

Два терьера, согласно табличке над загоном, были подобраны на отдаленном

шоссе. Кто-то нашел за гаражами старого пуделя. Я было подумал, что отыскал Молли, увидев золотистого ретривера с жесткой шерстью. Но это была не она. Это вообще был

18

он — с такими карими, прожженными одиночеством глазами, что они чуть было не

завоевали ему место на заднем сиденье моей машины.

Я не нашел в приюте Молли.

И тут меня охватил безумный порыв. Меня тянуло провозгласить весть Иисуса:

«Радуйтесь! Вы больше не заблудшие!» Меня тянуло забрать всех бездомных к себе

домой, открывать дверцу за дверцей и набивать в машину лающих и виляющих

хвостами блудных братьев наших меньших. Я этого не сделал. Как мне ни хотелось

выручить собак, остаться женатым человеком мне хотелось еще больше.

Но такой порыв у меня был, и он помог мне понять, почему в первом Своем

провозглашении бесстрашия Иисус говорит о прощении. Да, мы разочаровали Бога. Но