— А вот это эмира не касается, — отрезал Гордон. — С каких пор он вмешивается в отношения между племенами?

Уиллоуби пожал плечами.

— В данном случае к нему обратились обе стороны. Ваша… вражда касается его лично. Думаю, вам не надо напоминать, что основной караванный путь из Персии проходит через его владения. С тех пор, как вы ведете войну, караванщики не хотят рисковать и предпочитают добираться через Туркестан. Торговые пути, проходившие через Кабул и приносившие эмиру солидные доходы, теперь фактически закрыты.

— И он связался с русскими, чтобы получить их назад, — печально откликнулся Гордон. — Эмир пытался сохранить это в тайне, потому что на троне его держат только английские пушки. Русские предлагают ему много соблазнительного, но он играет с огнем, а британцы боятся, что он опалит себе пальцы… И им тоже!

Уиллоуби заморгал. Ну кто знал, что Гордон настолько осведомлен в делах афганской политики?

— Но Афдаль-хан ясно дал понять и эмиру, и мне, что хочет положить конец этой междоусобице, — не отступал Уиллоуби. — Он клянется, что все это время только оборонялся. Если вы не согласитесь хотя бы на перемирие, эмиру придется вмешаться. Вы представляете, что произойдет, если я вернусь в Кабул и сообщу ему, что вы отказываетесь подчиниться воле третейского судьи? Он объявит вас вне закона, и все местные бандиты начнут охоту за вашей головой. Будьте благоразумны, старина. Я понимаю, Афдаль-хан вам серьезно насолил. Но вы тоже причинили ему достаточно вреда. Забудьте о том, что произошло…

— Забыть?!

Уиллоуби невольно попятился. Зрачки у Гордона сузились, как у разъяренного леопарда.

— Забыть?! — прорычал американец. — Вы призываете меня забыть о пролитой крови моих друзей? Вы знаете мнение только одной стороны. Мне плевать, что вы скажете по этому поводу, но сейчас вы услышите, что думаю я. У Афдаль-хана есть друзья при дворе. У меня — нет. Да мне это и не нужно.

«Неплохо, — подумал Уиллоуби, завороженно следя, как на смуглом лице Аль-Борака отражается вся буря переполняющих его чувств. — Белый человек становится вождем туземцев и готов бросить вызов эмиссару королевы».

— Афдаль-хан пригласил моих друзей на переговоры и хладнокровно перерезал их, — продолжал Гордон. — Юсуф-шаха и трех его вождей. Это были мои лучшие друзья, понимаете? И вы призываете меня забыть о них, будто это так же легко, как выбросить пару рваных сапог! Да и зачем? Чтобы эмир заставил персидских купцов затянуть пояса, обложив их грабительскими налогами? Чтобы у русских не было шансов заставить его заключить договор, который не одобрит Британия? Чтобы англичане не потеряли свою часть границы? Так вот вам мой ответ: отправляйтесь к черту вместе с эмиром и раджой! Возвращайтесь к эмиру и предложите оценить мою голову. Пусть он пришлет на помощь оракзаи кого угодно — узбеков, русских, британцев и кого он там еще сможет собрать. Эта война закончится, когда я убью Афдаль-хана. Не раньше!

— Вы жертвуете благополучием многих, чтобы отомстить за кровь нескольких человек, — возразил Уиллоуби.

— Кто вам это сказал? Афдаль-хан? Он заклятый враг эмира! А эмиру и в голову не приходит, что сам Афдаль-хан и заварил эту кашу. Подождите месяц, я получу голову этого негодяя, и караваны снова смогут спокойно ходить по этой дороге. А вот если победит Афдаль-хан… Вы хоть знаете, с чего вообще все началось? Не знаете? Так я вам скажу! Афдаль-хан решил взять под свою руку все водоемы на этой территории, все колодцы, без которых не смогут обойтись караваны и которые в течение столетий находились в руках африди. Стоит ему завладеть ими, и он обдерет торговцев, не успеют они добраться до Кабула. И тогда караваны будут ходить только через русскую территорию.

— Он не осмелится…

— Еще как осмелится! Боже, сколько вы не знаете! Вы не задавались, например, таким вопросом: почему его люди вооружены русскими винтовками? Черт! Афдаль просит о помощи, потому что я захватил Замок Акбара, и он не в состоянии меня оттуда выгнать. О чем он просил вас? Уговорить меня, чтобы я, извините за каламбур, принес ему ключик от Замка, верно? Я так и думал. Да если я соглашусь на подобную глупость, он устроит засаду на дороге в Куррам и перебьет моих людей. Вы еще в Кабул не успеете вернуться, а соглядатай, который следует за вами по пятам, обгонит вас и сообщит эмиру, что я предательски напал на Афдаль-хана и был убит при попытке защищаться, и поэтому Афдаль был вынужден напасть на Куррам и сжечь его! Он пытается с помощью вмешательства извне вернуть то, что потерял в битве. Он хочет поступить со мной, как с Юсуф-шахом: усыпить мою бдительность, а потом прирезать! И вас с эмиром он просто водит за нос! И вы хотите, чтобы я тоже позволил ему водить себя за нос, а потом отправить на тот свет! И все только лишь потому, что какой-то чертов торговый путь отклонился от Кабула!

— Вам не стоит так враждебно относиться к британцам, — начал было Уиллоуби.

— Я ни к кому не отношусь враждебно. Ни к британцам, ни к персам, ни к русским. Я просто хочу, чтобы они занимались своими делами, а меня оставили в покое!

— Но белому человеку подобает держаться подальше от этого кровавого безумия, — не унимался Уиллоуби. — Вы же не афганец! Вы англичанин! По происхождению, по крайней мере.

— Шотландский горец, — мрачно поправил Гордон. — Или ирландец — смотря с какой стороны посмотреть… Это так, к сведению. Возвращайтесь к эмиру и скажите ему, что вражда закончится, как только я убью Афдаль-хана.

И, повернувшись на пятках, он удалился так же бесшумно, как и возник.

Уиллоуби беспомощно смотрел ему вслед. Черт побери! Он действовал, как глупый мальчишка, которому впервые поручили важное дело! Уиллоуби вновь и вновь вспоминал свои аргументы и был готов выть от досады. И он пытался своим детским лепетом остановить этого первобытного хищника… Спорить с Аль-Бораком бесполезно. С тем же успехом можно спорить с ветром, водным потоком, лесным пожаром или каким-нибудь другим стихийным бедствием. Для этого человека неприменимы никакие стереотипы; он неукротим и дик, как сами Гималаи! Но Уиллоуби не смог бы назвать его дикарем.

Переговоры закончились ничем. Оставалось лишь вернуться в форт Газраэль и послать гонца в Кабул, чтобы передать эту печальную новость. Но… Нет, игра еще не закончена. Так бывало всегда при встрече с серьезным препятствием: в Уиллоуби просыпалась решительность, граничащая с упрямством. Дело приобретало личный характер, что для Уиллоуби было редкостью. Оно перестало быть просто дипломатической задачей. Гордон бросил вызов его сообразительности, заставил усомниться в остроте собственного ума. Подпрыгивая в седле, Уиллоуби поклялся, что покончит с этой враждой. Но этот конец будет не таким, какой хочет Гордон.

Весьма вероятно, что американец его не обманывал. Они с эмиром действительно выслушали только Афдаль-хана… который, если разобраться, настоящий негодяй и мошенник. Но чтобы у этого вождя дикарей были подобные амбиции? И чтобы у него хватило ума плести такие интриги? Уиллоуби просто не мог в такое поверить. Возможно, он надеется стать единовластным правителем этого богом забытого уголка, изолированного от всего мира. Возможно, он хочет, чтобы прибыль, которую сейчас получают с караванов африди, шла в его карман. Но что-то большее?

Во всяком случае, Гордон не имеет никакого права мешать осуществлению государственных интересов. Каковы бы они ни были, их цель — благо народа. Сам Уиллоуби никогда не позволял себе ставить личные интересы выше политических и осуждал за это других. Долг Гордона — забыть о гибели друзей… Он почувствовал себя отвратительно беспомощным. Чтобы Гордон оказался на такое способен?! Это все равно, что ожидать от голодного волка, чтобы он отвернулся от сырого мяса!

Уиллоуби медленно поднимался вверх по ущелью. Наконец, он увидел Сулеймана и пуштунов. Сбившись в кучу, они выжидающе смотрели на британца, Бабер-Али возвышался над ними, и глаза у него сверкали, точно у волка. В этом взгляде была сила, какую трудно ожидать от человека его возраста.