Из-за всех этих прикрас невозможно было толком рассмотреть черты лица, видно только, что она бледная, словно ангел смерти, и глаза блестят, как от белладонны.

По тому, как почтительно сновали вокруг нее парни, было сразу видно, что она — предводительница. Даже верзила с бычьей шеей выглядел хилым слабаком рядом с этой особой.

Мать-Земля, подумал вдруг Фредрик, пытаясь связать этот феномен с тем, что занимало его мысли последние сутки.

— Что за тусовка! — Особа злобно указала когтем на Фредрика, который поспешил забраться глубже под перину. — Кто разрешил — лохи на флэту, черт дери! Наксиманн! Фаллес! Вам говорят!

Дама явно была разъярена, и на Фаллеса с Наксиманном — так звали верзилу — обрушились потоки брани на жаргоне, в котором Фредрик ничего не смыслил. Оба потупились с несчастным видом и что-то виновато бормотали. В ряду прочих слов дама несколько раз повторила «Бубб» и «Люссе»; судя по голосу, что-то приказывала, апеллируя к силам небесным.

Фредрику стало не по себе. Тем более что «Бубб» и «Люссе», очевидно, следовало расшифровать как Вельзевул и Люцифер.

— Не в масть! Сушить вилóк лоху! — рявкнула дама с кристаллом на подбородке и вышла, сопровождаемая Фаллесом.

Наксиманн остался. Наклонясь над Фредриком, он сочувственно покачал головой; перышко в нижней губе трепыхалось.

— Сушить вилóк? — осторожно произнес Фредрик.

Последовавший затем разговор не очень обрадовал Фредрика. И когда Наксиманн удалился, заперев дверь на замок, он подвел итог услышанному.

Хяппи — никакие не панки. Они хяппи. И хяппи можно встретить в разных странах. Например, в Швейцарии, сообщил Наксиманн (Анаксимандр?). Они верят в свет, не тот, что от Бога, а совсем другой. Носитель этого света — женщина. Ту, что приходила сюда, зовут Дикке (Евридика?), она царица здешнего роя. Верховная царица является на мессу два раза в месяц: по словам Наксиманна, она представляла собой нечто совершенно особенное. Вторжение Фредрика в их жизнь повлекло за собой грубейшее нарушение устава хяппи. Плутта и Фаллес правильно поступили, спасая его, но они не должны были приносить его в этот дом и тем более в эту комнату, это уже святотатство. Теперь Фредрик подлежит обработке, прежде чем ему будет позволено уйти. Причем обработка явно могла затянуться. Лично Наксиманн был не против того, чтобы Фредрик, отдохнув и дождавшись, когда высохнет одежда, преспокойно убирался домой, никого не спрашиваясь. Однако здесь командовал не Наксиманн.

Сушить вилóк…

Фредрик тщетно допытывался, что это может означать, но не сомневался, что речь идет о малоприятной процедуре.

А потому следовало уносить ноги. Чем скорее, тем лучше. Его ничуть не манило продлить отдых. И без того, сколько времени уже потеряно, больше суток прошло, как он в последний раз сосредоточил свои мысли на самом главном — убийстве Халлгрима Хелльгрена.

Он приподнялся на кровати.

Взятые с комода книги упали на пол. Его глаза задержались на тонкой брошюре. «Психофизическое действие кристаллов и научные методы воспроизводства материи». Автор — Макс Курт фон Фолльберг. Фредрик поднял ее, быстро перелистал. На титульном листе прочел надпись: «Сандре, любимой. С наилучшими пожеланиями тоскующий по тебе твой Макс».

Он отбросил брошюру и встал.

Пробежал на цыпочках к окну и сорвал красную бархатную занавеску. На часах еще не было и шести, и на улице было совсем светло.

В пяти метрах от окна, на уровне второго этажа, где он находился, проходило шоссе. Он завернулся в занавеску, открыл окно. Увидел внизу примыкающий к железнодорожным путям заброшенный сад. В проволочной ограде зияла большая дыра.

Фредрик взобрался на подоконник, не мешкая, взялся за раму и спрыгнул вниз. В падении выпустил занавеску, она плавно опустилась на землю рядом с ним. Он встал, убедился, что обошлось без травм, снова обернул тело занавеской, мигом пролез сквозь дыру в заборе на рельсы.

«Гнилые кости. Не в масть. Сушить вилóк», — пробормотал он и побежал босиком по шпалам.

Через несколько метров свернул по откосу к заброшенным железнодорожным мастерским и развалинам Мариинской церкви.

Такого легкого побега ему еще не доводилось совершать.

Отдохнув у стены мастерской, он спокойно и важно, точно древний римлянин в праздничной тоге, проследовал на территорию порта, оттуда выбрался на улицу, ведущую к Центральному вокзалу, и невозмутимо встал в очередь на стоянке такси.

Голоса звучали тихо и глухо. Здесь в подполье царила необычная атмосфера; люди осторожно гладили, рассматривали, высказывали свое мнение о камнях, нишах и выступах, к которым почти тысячу лет не прикасалась рука человека.

Старший хранитель Лекфинн Шолд шагал, пригнувшись, по подземному ходу. Сюда был протянут электрический кабель, позволяющий освещать все части только что обнаруженного склепа под церковью Святого Климента.

Казалось, в этот день в Старом городе собрались все видные деятели в области археологии и древних культур; каждому не терпелось лично лицезреть новые находки.

В центре туннеля Лекфинн Шолд остановился, опираясь на каменную голову дракона. Увиденное не вызвало в нем бурного восторга. Еще несколько дней назад сообщение о том, что в Старом городе обнаружен неизвестный склеп, родило бы у него великую радость. Он ощущал только усталость и пустоту.

Рядом с нишей перед ним стоял хорошо знакомый Лекфинну человек. Высокий костлявый, с черными космами волос на лбу — коллега Каан де Берг. Старший хранитель уважал энергию де Берга, но не был в восторге от его гипотез.

Каан де Берг взвешивал на ладони пожелтевший череп.

— У этого черепа, Лекфинн, — произнес он, перебрасывая находку на другую ладонь, — у этого изъеденного червями черепа когда-то был язык, его обладатель мог петь. Теперь вот лежал на полу, его пинали ногами, как если бы это был череп Каина, самого первого убийцы в мире. Почем знать, быть может, череп этот принадлежал чувствительному, тонкому поэту, который писал чудесные стихи о любви и о природе, согласен?

— Вряд ли, — буркнул Лекфинн.

— Здесь помещались мысли. — Профессор засунул палец в глазницу. — Мысли, мозг стали пищей жуков и червей. В свою очередь эта мелюзга давно обратилась в прах. Вот тебе вся цена человека.

— По-твоему, сейчас самое время вспоминать Гамлета? Или все, что писалось про убийство и насилие со времен Каина до наших дней, призвано подтверждать твой циничный взгляд на жизнь? Тебе не кажется, что слово чуткого поэта само по себе куда дороже земли, по которой мы ступаем и которая состоит из молекул былой жизни?

— Ну, ну, Лекфинн, не надо так сердиться. — Каан де Берг засунул череп в нишу и примирительно обнял Шолда за плечи. — Я не меньше твоего переживаю, и ты это знаешь. Гибель Халлгрима бессмысленна. А это проклятая статуя… Чем, собственно, занимается полиция?

Они прижались к стенке, пропуская людей из археологической службы. В подземелье царил сырой сладковатый запах.

— Полиция делает свое дело. Прессе ничего не известно о том, с чего все началось. — Шолд говорил шепотом, хотя ему хотелось кричать. — И хорошо, что полиция держит язык за зубами. И без того у нас больное общество, а что начнут думать люди, когда узнают, что даже законы физики ненадежны.

— Значит, скульптура останется стоять там?

— Значит, останется. Мы организовали круглосуточную охрану дома. Никто посторонний не проникнет внутрь.

Разговаривая, они продолжали медленно продвигаться вперед и остановились там, где из подвала в склеп ворвалась вода. Толщина слоя земли, отделявшего склеп от стены подвала не превышала полуметра.

— У тебя есть какие-то предположения? — Каан де Берг остановился, пристально глядя на старшего хранителя; глаза его ярко блестели, отражая свет голой лампочки.

— Что-то не так… — Шолд прокашлялся и поддал носком лежащий под ногами камень.

Каан де Берг уставился, как завороженный, на камень, катящийся по земле.