– После вас, – ответил Эссекс. – А что в сводке?

Дрейк пробегал глазами лежавшие перед ним листки.

– Вот здесь что-то о Риббентропе. Повидимому, он написал письмо Черчиллю, в котором говорится, что Гитлер воевал для того, чтобы Англия и Германия могли возглавить процветающую Европу. Я никогда не мог понять этого человека, и мне очень не нравилась его наглость.

– Он малый неглупый, – добродушно заметил Эссекс, – но его за это повесят.

– Вы думаете?

– Общественное мнение, Френсис.

– Жестокое наказание для человека, который только выполнял свои обязанности.

– Да, не нравится мне весь этот суд, – сказал Эссекс.

– Тегеранская телеграмма вам тоже не понравится.

– Что еще там случилось? – спросил Эссекс.

– Ожидается, что иранский кабинет подаст в отставку и будет образовано новое, более левое правительство. Вот результат того, что мы не сумели переспорить русских на Московской конференции! Повидимому, новый кабинет будет больше ориентироваться на Россию и предпримет шаги к примирению с русскими. – Дрейк поднял голову. – Мы уже проигрываем игру с русскими в Иране.

– Ничего подобного, – сказал Эссекс. – А что еще нового?

– Больше ничего.

– Если придет еще что-нибудь, Френсис, будьте добры передать Мак-Грегору. – Тут Эссекс вспомнил, что Мак-Грегор все еще сидит у окна. – Хотя Мак-Грегор и не очень высокого мнения о наших донесениях из Тегерана.

– Да? – сказал Дрейк. – А чем же они плохи?

Мак-Грегор подумал, что, вероятно, нет такой вещи на свете, на которую он смотрел бы глазами этих людей. Повидимому, они не сомневались в том, что таким, как они, принадлежит весь мир и их дело только играть и жонглировать им. Мак-Грегор уже не раз наталкивался на подобный образ мыслей в департаменте по делам Индии; в сущности, вся деятельность департамента была проникнута таким духом, но он лично никогда не принимал в этом прямого участия; не то, что сейчас. Скверное дело, а тут еще Дрейк спрашивает, чем плохи донесения из Тегерана.

– От них толку мало, – сказал Мак-Грегор.

– Почему же это? – сердито спросил Дрейк.

– Они неполны.

– И неверны! – весело добавил Эссекс.

– Неверны? – Дрейк повысил голос. – Как вы можете так говорить!

– В них не чувствуется знания страны. – Мак-Грегор упорно продолжал сидеть у окна, хотя отлично понимал, что Дрейка злит такая непочтительность.

– Это очень странно, – сказал Дрейк, обращаясь к Эссексу Потом он повернулся к Мак-Грегору. – У нас в Тегеране прекрасные работники, Мак-Грегор, и говорить, что они ничего не понимают, просто несправедливо.

Мак-Грегор взглянул на Эссекса, но тот не пожелал прийти ему на помощь.

– Я вовсе не хочу быть несправедливым, – сказал Мак-Грегор, – но я также не хочу, чтобы лорд Эссекс приступал к делу, имея неправильное представление об Иране.

– Вы заимствуете свои представления у Мак-Грегора, Гарольд? – спросил Дрейк.

– Отчасти, – ответил Эссекс.

– Тогда я советую вам поговорить с Мак-Грегором. – Дрейк знал свои обязанности, и оставить слова Мак-Грегора без внимания он не мог. Стоит только Эссексу появиться, и непременно произойдет что-нибудь в этом роде. Всегда он вносит атмосферу беспокойства, недовольства, сумасбродства, и никто не может противостоять его зловредному обаянию. – Как же вы намерены работать здесь, Мак-Грегор, если вы не верите нашим донесениям?

– Не знаю, – честно ответил Мак-Грегор.

– Не собираетесь ли вы учить Форейн оффис?

– Нет, не собираюсь, – сказал Мак-Грегор.

– То-то! – Дрейк был удовлетворен таким ответом, хотя Мак-Грегор и не внушал ему доверия. – Никогда не следует критиковать другие ведомства или посольства, прошу вас запомнить это. – Дрейк строго посмотрел на Мак-Грегора.

– Я не критикую наше тегеранское посольство в целом, – сказал Мак-Грегор, в упор глядя на Дрейка, как утром глядел на Эссекса. – Я ничего о нем не знаю. Я только сказал, что информация, которую оттуда присылают, немногого стоит.

– Откуда вы это знаете? – Дрейк окончательно рассердился.

За Мак-Грегора ответил Эссекс: – Потому, что она изображает дело так, будто все, что сейчас происходит в Иране, устраивают русские.

– Это верно, Мак-Грегор? – спросил Дрейк.

– Это одна из причин, – ответил Мак-Грегор.

– Так разве это неправда, что беспорядки там инспирированы русскими?

– Нет, – сказал Мак-Грегор. – Мы, очевидно, считаем, что сами иранцы неспособны ни на что. А они так же интересуются своими делами, как и все, и они вовсе не такие глупые, как мы, видимо, думаем.

– Вы защищаете русских, Мак-Грегор? – спросил Дрейк.

– Русские меня не интересуют, – ответил Мак-Грегор и на этом предпочел остановиться.

– Это все пустяки, – сказал Эссекс, – только не надо говорить лишнего, Мак-Грегор. Можете думать, что вам угодно, о нашем посольстве в Тегеране, лишь бы работа здесь двигалась, а работа эта с каждым днем становится все неотложней.

Больше говорить было не о чем, и Мак-Грегор молча сидел у окна, пока Эссекс беседовал с Дрейком. Мак-Грегор думал о том, как может он честно работать с Эссексом, если так резко расходится с ним во взглядах. Но не успел он еще углубиться в эту проблему, как в комнату вошел мрачный Мелби.

– Я нашел Антонова, но ему о вас ничего не известно.

Дрейк плотно сжал губы. – Опять начинается!

– Он говорит, что у него нет никаких указаний относительно лорда Эссекса.

– Вы сказали ему, чтобы он попросил Молотова о приеме?

– Он говорит, что не может сейчас связаться с Молотовым.

– Не может связаться! – воскликнул Эссекс. – Ах, ты боже мой!

– Вот так всегда, – в голосе Дрейка звучало чуть ли не злорадство, но в то же время и уныние. – А дальше что, Джон?

– Я сказал ему, что это очень важно, и он спросил меня, в чем дело. Я ответил что это касается переговоров об Иранском Азербайджане. Тогда он задал вопрос, что лорд Эссекс имеет сказать по поводу Азербайджана.

Эссекс засмеялся.

– Дальше? – спросил Дрейк.

– Это приблизительно все. Я еще попросил его сообщить Молотову, что лорд Эссекс в Москве и ожидает начала переборов. Он предложил мне подтвердить это в соответствующем официальном порядке.

Эссекс вдруг решился. – Я думаю, мне самому надо туда поехать, – сказал он. – Если у вас есть свободная машина, Френсис, я поеду сейчас же. – Это бесполезно, Гарольд.

– Почему? Мне просто самому придется познакомить их с моей особой.

– Нет, Гарольд. Вас даже не пропустит охрана.

– И отлично. Это даст мне повод расшевелить их.

– Они к этому отнесутся иначе.

– Пусть относятся, как хотят, – проворчал Эссекс. – Можете вы дать мне машину?

– Я категорически против этого, Гарольд.

– Не могу же я сидеть здесь, Френсис, и ждать, пока русские выяснят, кто я такой.

– Я заявлю им энергичный протест.

– Не трудитесь, – весело сказал Эссекс. – Я сам заявлю им энергичный протест. Идемте, Мак, – бросил он Мак-Грегору. – Вы будете переводчиком.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

С заднего сидения посольского ролс-ройса Москва казалась совсем другой. При дневном свете она производила двойственное впечатление: большой просторный город с широкими улицами и огромными площадями, но вместе с тем компактный и тесный. Они проехали через мост левее Кремля, и русский шофер показал на длинное белое здание, где раньше был манеж, а теперь помещался гараж Кремля. Под кремлевской стеной тянулся сад с рядами черных голых деревьев, резко выделявшихся на пышном белом снегу. По ту сторону широкой улицы они увидели красивое здание, и шофер сказал им, что это Дом Совета министров. Стены занимавшего почти целый квартал десятиэтажного дома, прорезанные многочисленными высокими окнами, были облицованы мрамором. Это здание выглядело совсем новым и вполне приспособленным к сильным морозам. Большинство остальных домов казалось гораздо менее прочными, а некоторые были даже ветхими, хотя нигде не замечалось каких-либо следов разрушения. Город походил на старый дом, который содержится в чистоте и порядке и который перестраивают снаружи и внутри.