Председатель (Эро де Сешелю). Обвиняемый, ваше имя и звание?

Народ. Кто это? Кто этот аристократишка?

— Это Эро.

Эро. Покойный Эро Сешель. Бывший генеральный прокурор в Шатле: я заседал в этой зале. Бывший председатель Конвента: я огласил от его имени конституцию Республики. Бывший член Комитета общественного спасения. Бывший друг Сен-Жюста и Кутона, которые теперь хотят убить меня.

Девушка. Ах, какой красивый!

Председатель. Вы аристократ. Ваша карьера началась при дворе, после того как госпожа Полиньяк представила вас жене Капета. Вы никогда не прерывали сношений с эмигрантами; вы были другом незаконного сына принца Кауница, австрийца Проли, гильотинированного месяц тому назад. Вы разглашали тайны Комитета общественного спасения и передавали важные бумаги иностранным государствам. Вопреки закону вы предоставили убежище бывшему военному комиссару Катюсу, против которого было возбуждено судебное преследование как против эмигранта и заговорщика. Вы даже осмелились обратиться в секцию Лепелетье, при которой он содержался, с требованием выдать его вам на поруки и с предложением взять на себя его защиту.

Голос (из публики). Сейчас видно аристократишку!

Вязальщица. Старорежимный франт!

Эро. За исключением одного пункта: разглашения государственных тайн, который я отрицаю категорически и который вы, конечно, никак не можете обосновать, все остальное верно. Я это признаю открыто.

Председатель. Что вы можете сказать в свое оправдание?

Эро. Оправдываться я не намерен. У меня были друзья. Не во власти государства воспретить мне любить их и выручать в беде.

Председатель. Вы были председателем Конвента. Вы должны были подавать всей Нации пример повиновения законам.

Эро. Я подаю ей пример, как нужно умирать за исполнение своего долга.

Председатель. Это все, что вы хотели сказать?

Эро. Все.

Фукье (обращаясь к председателю). Перейдем к следующему, Эрман!

Народ. Это Демулен... Демулен... Камилл, Камилл...

Председатель (Демулену). Ваше имя, фамилия, звание?

Камилл (в крайнем замешательстве). Люси-Камилл-Симплиций Демулен, депутат Конвента.

Председатель. Ваш возраст?

Камилл. Я нахожусь в возрасте санкюлота Иисуса, когда его распяли: мне тридцать три года.

Вязальщица (грозясь кулаком). Поповское отродье!

Председатель. Вы обвиняетесь в оскорблении Республики. Вы изображали в ложном свете действия Республики, сравнивали наше славное время с подлыми временами римских цезарей. Вы возбуждали надежды в аристократах, сеяли сомнения в необходимости репрессий, тормозили дело национальной обороны. Прикидываясь человеколюбцем, что так не вяжется с вашим прошлым, вы требовали отворить двери тюрем подозрительным личностям с целью утопить Республику в пучине контрреволюционной мести. Что вы можете на это возразить?

Камилл (крайне растерянный, делает над собой усилие, что-то лепечет, мучительно трет себе лоб рукой. Друзья с тревогой на него смотрят). Я прошу отнестись ко мне снисходительно. Я не знаю, что со мной. Я не могу говорить.

Две девушки. Что с ним такое? Что с ним такое?

Председатель. Вы признаете факты, которые вам ставятся в вину?

Камилл. Нет, нет.

Председатель. В таком случае защищайтесь.

Камилл. Не могу. Простите. На меня вдруг напала слабость.

Мужчина (в публике). Закатил глаза.

Вязальщица. Ах, какие нежности!

Девушка. Бедненький, как он побледнел!

Фукье. Да или нет? Сознаешься?

Филиппо. Перечислите пункты обвинения.

Дантон. Да, прочти, посмей огласить их в присутствии народа — пусть он сам решит, кто его друг!

Председатель. Я о них достаточно говорил. Не следует лишний раз произносить во всеуслышание столь опасные слова.

Дантон. Опасные для кого? Для разбойников?

Народ. Ага! Ага!

Фукье. Они сговорились разыграть здесь комедию. Не будем задерживать на ней внимание.

Камилл (в отчаянии). Мне стыдно... Я у всех вас прошу прощения... Но я не спал несколько дней, ложь, которую я здесь о себе услышал, потрясла меня, и я никак не могу с собой справиться, мне трудно говорить. Позвольте, я немного передохну, мне нехорошо.

Девушка. Да развяжите ему галстук!

Вязальщица. Какой же это мужчина? Баба это, а не мужчина!

Фукье. У нас мало времени.

Дантон. В котором же часу ты подрядился доставить на гильотину наши головы? А подождать никак не можешь, палач?

Филиппо. Нет, ты подождешь, пока Демулен придет в себя. Вам пока еще никто не давал права резать людей, не выслушав их.

Народ. Правильно! Правильно!

Фабр. Ты знаешь, что Демулен — натура чувствительная и впечатлительная. Ты хочешь воспользоваться его слабостью, чтобы прикончить его. Но пока мы живы, тебе это не удастся.

Эро (насмешливо). Это поединок императора Коммода, который, вооружившись тяжелым мечом, принуждал своего противника драться копьем с пробковым наконечником.

Председатель. Молчать!

Все четверо. Сам замолчи, палач! Народ, вступись за наше право, священное право защиты!

Народ (в волнении). Верно!

Дантон (похлопывая Демулена по рукам). Ну-ну, дитя мое, приободрись!

Камилл (все еще очень слабый, овладевает собой, пожимает руку Дантону, улыбается ему и встает). Спасибо, друзья, моя непонятная слабость проходит, ваше сочувствие меня оживило.

Народ (теснится, чтобы рассмотреть его). Слышали? Слышали?

Камилл. Вот чего у вас никогда не будет, изверги: любви таких друзей!.. Вы обвиняете меня в том, что я свободно выражал свои мысли? Я горжусь этим. Верный Республике, которую я же и создал, я всегда останусь свободным, чего бы мне это ни стоило. Вы утверждаете, что я оскорблял Свободу? Я говорил, что Свобода — это счастье, это разум, это равенство, это справедливость. Вот как я ее поносил! Народ! Суди после этого сам, каких похвал они от меня требуют.

Народ. Браво!

Председатель. Не обращайтесь к народу.

Камилл. А к кому же мне еще обращаться? К аристократам?

Писец. Ишь ты! Ловко!

Камилл. Я взывал к милосердию Комитета. Я хотел, чтобы народ, наконец, воспользовался Свободой, которую он завоевал, как видно, для того, чтобы горсточка мерзавцев могла утолять свою злобу. Я хотел, чтобы люди прекратили распри и чтобы любовь соединила их в одну великую братскую семью. Должно быть, это желание есть преступление. Я же считаю преступлением ту безумную политику, которая оскорбляет Нацию, которая позорит народ, заставляя его на глазах у всего мира обагрять руки в невинной крови.

Председатель. Здесь не вы обвиняете, здесь обвиняют вас.

Камилл. Если хотите, я сам себя обвиняю, обвиняю в том, что не всегда думал так, как теперь. Я слишком долго верил в силу ненависти, боевой пыл затуманил мой разум, я сам причинил слишком много зла; я разжигал месть; мои писания не однажды острили топор. Мое слово приводило сюда невинных — вот мое преступление, мое настоящее преступление, в котором вы являетесь моими соучастниками и которое мне надлежит сегодня искупить!