— Давно лесничим работаешь? — спросил светловолосый.

— Да уж давненько, — ответил Сергий. — И за все время много кой-чего пришлось повидать, — с нажимом добавил он, намекая, что без взятки монахам не обойтись. — А вы кто такие будете, по какому делу?

— Спрашивать буду я, — тяжело произнес светловолосый.

Сергий попытался было подняться, но второй монах вдруг схватил его за ворот рубахи и рывком усадил на лавку. Сергий увидел, что в другой руке монах держит нож и понял — не за лесом они пришли… Ладони у него вспотели, голова закружилась, мысли смешались. Он испуганно глядел на нож.

— Скажи мне, Сергий, а где сейчас твоя сестра живет?

— Которая? Сестра? Это которая? — Сергий завертел головой.

— Маричка которая.

— Маричка? Ну так она это… она тут не живет, в деревне. Не знаю, где и искать ее!

— Не знаешь? А мне сдается, что знаешь… — светловолосый кивнул.

Второй, повыше ростом, что держал Сергия, приставил ему к горлу нож. Холодное лезвие скользнуло под бороду, прижалось к коже.

— Что вам от меня надобно? — взвизгнул Сергий. — Ну ведьма она, ведьма, чтоб ей провалиться! Напаскудила в деревне и сгинула неведомо куда! Я уж ее с месяц и в глаза не видывал, богом клянусь!

Светловолосый прикрыл глаза. Тогда высокий убрал от горла Сергия нож и внезапно сильнейшим ударом в живот свалил его на пол. Сергий задохнулся. Ни вдохнуть, ни выдохнуть не получалось. Лицо его посинело, глаза вылезли из орбит, кровь гулко ударила в виски.

— Ты богом не клянись. Это грех, — спокойно сказал монах.

— Дать ему еще? — спросил высокий.

— Погоди, пусть отдышится…

Сергий закашлялся, судорожно вздохнул. Легкие наполнились воздухом. Он медленно поднялся, прислонился к стене, прижал руки к животу. Они не могли… Не могли они знать! Да и никто не мог! Пугают. Главное — выдержать.

— Пошто бьете бесчеловечно? — просипел Сергий, глядя на светловолосого исподлобья злым взглядом.

— Где твоя коза? — вдруг спросил светловолосый.

У Сергия подогнулись колени.

— Коза? Что за коза? Не пойму я что-то…

— Та самая, что с неделю назад у Арсения купил.

— А… Так сдохла она, третьего дня уж как околела.

— Околела, говоришь? Ну и куда ж ты труп дел?

— Труп ейный? А куда дел — в лесу зарыл!

— В лесу, значит? А ежели пойти да откопать?

Сергий не отвечал. Тогда высокий схватил его за волосы и треснул затылком об стену. Он не знал, что когда-то у Сергия была редкая икона. Икону Сергий продал бродячим скупщикам, а гвоздь, на котором она висела, остался в стене. Так он его и не вытащил, только шляпку сковырнул. Но монах этого не знал и гвоздя в темноте не разглядел… Что-то хрустнуло в затылке, и белый свет вспыхнул в глазах Сергия. С усилием отдернув от стены голову, он рухнул на пол. К нему подскочили, схватили, затрясли.

— О, проклятие! — голос высокого.

— Где? Где она? Скажи! — это светловолосый.

— Порчу… Порчу наведет, я не могу… Что… со мной?

— Ты умираешь, сын мой, — новый голос, мягкий. — Покайся перед лицом Господа, сними с души грех! Господь простит тебя, еще не поздно. Простит…

Сергий почувствовал, как немеет тело и замирает сердце. И сказал.

Влажная земля мягко пружинила под ногами, заглушая шаги. Лес, нависая темной безликой громадой, равнодушно взирал на идущих старой, заросшей кустами земляники тропой, путников. Их было трое — Варахасий, Нардух и Иова. Бледная луна слабо пробивалась сквозь густо увитые листьями ветви, пытаясь разглядеть лица идущих. Варахасий нес на лице своем строгую решимость, черты Иовы явно были искажены страхом, а Нардух… Нет, не веселье было на лице его, но какое-то брезгливое любопытство.

— Далеко еще? — негромко произнес он и смахнул с лица подвернувшуюся некстати паутину.

— Нет.

Варахасий уверенно шагал тропинкой, не оглядывался. Вот опять встретился им на пути овраг, еще раз, подтверждая название селения. А когда они поднялись на холм, то увидели свет. Свет шел из маленьких окон грубо сколоченной деревянной избушки, эти окошки напоминали горящие огнем глаза, злобно и настороженно глядящие в темноту. Где-то рядом заблеяла коза.

— Ну что ж, — сказал Варахасий, — спас-таки в последний миг свою душу Сергий, не взял не себя грех…

— Да, вот оно, логово ведьмы, — процедил Иова сквозь зубы.

— Сейчас проверим.

Нардух неслышно подошел к избе и осторожно заглянул в окошко. Увиденное заставило содрогнуться его холодную душу. В каменной печи билось голубоватое пламя, кусало закопченный котел с бурлящим зельем. А рядом, на грязном столе, лежал младенец, задыхаясь беззвучным криком. Ведьма зачерпывала ковшом из котла, что-то бормотала. Нардух выхватил из-под полы серебряный кинжал и ринулся к двери. Варахасий и Иова ворвались в избу вслед за ним. Единственное, что успела опешившая от неожиданности ведьма, так это плеснуть кипятком из ковша в Нардуха и пронзительно взвизгнуть. Нардух, шипя от боли в ошпаренной руке, схватил ведьму за спутанные бесцветные волосы, рванул, повалил на пол и приставил кинжал к горлу.

— Только попробуй! Только вздумай призвать колдовство, я с тобой безо всяких Процессов разделаюсь! — крикнул он, шаря по избе глазами.

Иова подошел к столу и взял на руки ребенка.

— Жив, жив еще, — облегченно выдохнул он.

Варахасий медленно осматривал избу. Каменная печь, стол, плесень по углам, кое-где паутина. Кровать, грязное тряпье, кадка с водой. Стены увешаны сушеными травами, кореньями. Оплавленная свеча на столе.

— Что в котле, что в котле у тебя? — хрипел Нардух, тяжело дыша. Одной рукой он продолжал держать ведьму за волосы, другую опустил в ковш с водой, поданный ему Иовой. Ведьма молчала и только таращила красноватые глаза. Варахасий зачерпнул кружкой зелья, понюхал.

— Отвар какой-то. — Ты, ведьма, говори, хуже будет! — пригрозил Иова, покачивая младенца на руках.

Но ведьма молчала. Варахасий подошел, посмотрел на нее, прищурился.

— Молчишь? Ну, молчи. Мы с тобой потом поговорим… не здесь… И не так. Нардух, возьми веревку, свяжи ее. И ноги тоже. Иова, иди в деревню, отнеси ребенка старосте, только без лишнего шуму. Возьмешь подводу, приедешь сюда. И не забудь протоколы!

Трактирщик смотрел на удалявшийся фургон. Лошади шли торопливым шагом, понукаемые отцом Иовой. Спутников его не было видно — они укрылись внутри фургона. Проезжая мимо трактира, отец Иова приветливо кивнул трактирщику и благословил его. Трактирщик бойко перекрестился. Святые люди, думал он. И повезло ж нам, что они мимо проезжали. Всего-то два дня побыли, а успели уж и ребенка старосте вернуть, и ведьму изничтожить, и праздничную мессу отслужить. И в моем трактире жили, не побрезговали.

Из состояния благочестивой задумчивости его вывел стук копыт. К воротам подъехала запряженная четверкой карета.

— Эй, ты! — грубо окликнул его кучер в шикарной ливрее. — Где тут у вас гостиница?

— Виноват, господа хорошие, у нас тут гостиницы нету. Осмелюсь предложить ночлег и стол в моем постоялом дворе.

— Да ты знаешь, с кем разговариваешь?! Это карета ее светлости графини Ла Карди с дворецким ее, господином Иосифом. А ты тут со своим кабаком лезешь!

— Как будет вашей милости угодно! — трактирщик подобострастно осклабился. — А только смею сообщить вам, что места тут нас благочинные, вот намедни сам преподобный отец Иова со спутниками своими у нас останавливаться изволили и весьма довольны остались.

— Вас, господин лекарь, не спрашивают, что там с ней, — Петр поморщился. Вас спрашивают, когда она в чувство придет…

Лекарь посмотрел на ведьму. Цепи, охватывавшие ее руки, уходили к потолку. Она безвольно висела. Лекарь взял ее за подбородок, приподнял. Задрал ей веки, заглянул в глаза.

— Нет, скоро она не очнется, — сказал он.

Петр повернулся к Иоанну.

— Ну, подумаешь, прижег немного, — Иоанн пожал плечами. — Кто ее знал, что она такая хилая… Ничего, отойдет.

Лука отложил перо. Петр подошел к бочке, зачерпнул квасу.