Альбина-Элен де Монтолон является одним из самых любопытных персонажей в Лонгвуде хотя бы потому, что ходили упорные слухи о ее близости с Наполеоном. Она происходила из семьи Вассаль или Ле Вассаль, получившей дворянство при Людовике XVI. Альбина была замужем сначала за неким господином Биньоном, затем за бароном Роже, и с момента ее развода прошло всего несколько дней, когда она встретила Монтолона. Это была любовь с первого взгляда, и какой-то мэр, неосведомленный или снисходительный, совершил обряд бракосочетания, так что, несмотря на нарушение всех правил, даже Наполеон не мог объявить этот брак недействительным. На портретах молодой графини мы видим приветливую, изящную, веселую женщину, лукавую и кокетливую, возможно, чуть-чуть легкомысленную. В разношерстное, порой унылое лонгвудское общество она вносит дуновение свежести, жизнерадостности и готовности исполнять капризы хозяина дома. Она неплохо поет, играет на пианино и знает обожаемые Наполеоном итальянские арии, которые он сам часто напевает, безбожно фальшивя. А потому все делают вид, что восхищаются ею, даже когда она выказывает свое полное невежество.

— Будет вам сердиться, — улыбается Наполеон, — вы же не в Сорбонне.

— Чем ближе оказываешься к суверену, тем больше начинаешь любить республику, — шепчет она на ухо Гурго.

Апартаменты, отведенные супружеской паре, отделены от императорских только буфетной, а парк у них общий; поэтому когда Наполеон прогуливается под деревьями или идет в конюшни, он останавливается, чтобы перекинуться несколькими словами с графиней или поиграть с детьми. Отсюда, вероятно, и то предпочтение, которое он оказывает этой чете по сравнению с Бертранами, решившими поселиться отдельно в Хате Гейт.

Третий офицер, генерал Гурго, гордо носит синий мундир ординарца Императора. Когда-то ему было поручено доставить английскому принцу-регенту знаменитое письмо: «Я, как Фемистокл, пришел, чтобы занять место у очага британского народа». С тех пор он мечтает играть первую роль при дворе низверженного монарха. Слова эти могли бы сойти за шутку, ибо известно, что семья Гурго состояла в родстве с Дюгазонами, которые в театральном мире оставили свою фамилию сценическому амплуа[10]. Дедушка Гурго, прославивший свое семейство на подмостках, был жизнерадостным марсельцем; трое из его сыновей стали актерами, а младший, отец нашего генерала, был королевским скрипачом. Генерал Гурго вырвался из этой шумной среды, поступил в Политехническую школу и стал служить в артиллерии, коей Император обязан славным началом своей карьеры. Пройдя Аустерлиц и Сарагосу, он стал, наконец, в 1809 году офицером-порученцем. Снедаемый честолюбием и желанием отличиться, он плел бесконечные интриги, чтобы приблизиться к государю, который, как он полагал, не сможет не заметить красивого офицера с несколько театральными манерами и при этом отчаянно храброго, Гурго достиг своей цели, когда в служебной записке был с весьма лестной характеристикой рекомендован на вожделенную должность: «Образован и талантлив, хорошо воевал, наблюдателен и способен дать отчет об увиденном, умеет рисовать, говорит по-испански и по-немецки». Он последовал за армией и Императором в Россию, был ранен под Смоленском, первым вошел в Кремль, обнаружил спрятанную там русскими бомбу и, наконец, стал бароном Империи. После поражения, во время мучительного отступления, он преодолевает вплавь Березину, спасает, как он говорит, жизнь своему государю, окруженному казаками, и получает созданную специально для него должность офицера по поручениям. В марте 1814 года он удостаивается эполет полковника и ленты командора ордена Почетного легиона. Освобожденный от своей должности после церемонии прощания в Фонтенбло, он, как множество других, присоединяется к Бурбонам. Людовик XVIII делает его кавалером ордена Святого Людовика, из-за чего он не был принят в Тюильри, когда явился туда после возвращения Наполеона с острова Эльба. По-прежнему склонный к театральным жестам, легко переходя от дерзкого бахвальства к унынию, Гурго настаивает, бушует, впадает в ярость, плачет — он плачет часто — и угрожает покончить с собой под окнами Императора, который в конце концов уступает и возвращает ему его должности. Он участвует в военных действиях в Бельгии и получает чин бригадного генерала 21 июня 1815 года за несколько часов до отречения Наполеона. Его судьба, как и судьба генерала де Монтолона, неотделима от судьбы низвергнутого Императора не только потому, что во второй раз вернуться к Бурбонам уже невозможно, но еще и потому, что в новой ситуации он видит средство еще более приблизиться к этому необыкновенному человеку, который, даже побежденный, наполняет мир своим именем. Его чувства — это восхищение и зависть статиста к исполнителю главной роли. Чувство это так сильно и так демонстративно, что в конце концов начинает докучать Наполеону.

— Я же ему не жена, — кричит он как-то выведенный из себя, — и не могу с ним спать!

Гурго, однако, не может избавиться от привычки твердить одно и то же и сохранять уверенность в истинности того, что он в данный момент говорит; и обида его усугубляется тем, что вновь прибывшие оттесняют его от государя, его, прослужившего пять лет в генеральном штабе! Темперамента импульсивного и сангвинического, он с трудом переносит вынужденное воздержание и, не имея в качестве развлечения ни радостей семейной жизни, ни семейных ссор, он хотел бы полностью принадлежать Императору и чтобы Император принадлежал ему одному Он вызывает раздражение тем, что постоянно выставляет напоказ свои заслуги и свои таланты, а потому в момент разрыва выведенный из себя Наполеон не делает ничего, чтобы удержать близ себя одного из своих старейших и самых преданных спутников.

Граф де Лас Каз, четвертый из главных действующих лиц, — личность совсем иного склада: у него амплуа наперсника, Брута в расиновской трагедии, человека, который умеет слушать, одобрять, побуждать к разговору, умело заставляя забывать о своем присутствии. По сравнению со своими коллегами, любителями поговорить, а иногда и похвастаться, Мари-Жозеф-Эмманюэль-Огюст-Дьёдонне де Лас Каз, сын маркиза де Лас Каз, сеньора Коссада, Пюилорана, Ламота и Дурна, со своими мягкими манерами, маленьким ростом, сутулой спиной, близорукостью и обликом мелкопоместного провинциального дворянина, выглядит довольно скромно среди этих рубак и артиллеристов. Он был капитан-лейтенантом, когда началась Революция; не поддавшись очарованию новых идей, он последовал за законными принцами; когда роялистская армия была распущена, он оказался без средств к существованию в Лондоне, тогдашнем средоточии политической эмиграции, и чтобы заработать себе на пропитание, был вынужден давать уроки, но при этом не прекращал заниматься изданием своего «Исторического, генеалогического и хронологического атласа». Вернувшись во Францию в 1802 году, он стал служить Империи, заявил о желании получить орден Почетного легиона, в коем ему было отказано из-за того, что в Лондоне он получил из рук герцога Ангулемского орден Святого Людовика. В 1809 году он получил титул барона, а затем должность камергера. В рекомендательной записке дается его довольно привлекательный портрет: барон де Лас Каз, бывший морской офицер, автор «Исторического атласа», опубликованного под именем Ле Сажа; благодаря собственному состоянию и состоянию своей жены мадам де Кергариу, имеет 30 тысяч ренты; человек очень образованный и благовоспитанный, пользующийся прекрасной репутацией, он был представлен Его Величеству и долго добивался чести быть включенным в штат придворных. В 1810 году он стал камергером, потом докладчиком в Государственном совете, исполнял различные обязанности, в том числе и в Национальной гвардии; перед катастрофой 1814 года стал капитаном первого ранга и государственным советником. По возвращении Наполеона с острова Эльба он вновь становится камергером и сопровождает Императора из Елисейского дворца до острова Экс в своем великолепном мундире морского офицера и просит о награждении орденом, даруемым храбрецам, которого он так страстно желает. Просьба его, наконец, удовлетворяется, и он настоятельно требует разрешить ему сопровождать Императора в изгнание.