— У Пасовского спина прямая, усов он не носит, нервного тика нет, — вздохнул майор. — Видимо, мы встали на ложный путь. — Он немного подумал, потом добавил, словно продолжая какую-то свою мысль: — А все-таки нужно будет…

В баре у Дануты Пасовской можно было недорого и вкусно поесть. Щенсный убедился в этом, отобедав здесь шесть дней подряд и насладившись прекрасно приготовленным кофе. Он незаметно присматривался к посетителям, несколько раз заговаривал с официантками, хвалил кухню, улыбался пани Дануте — и его стали уже встречать приветливо, видя в нем постоянного посетителя.

На седьмой день, вскоре после полудня, в бар вошел мужчина, высокого роста, симпатичный, с загорелым лицом, волнистыми густыми волосами. Щенсный вздрогнул и весь обратился во внимание. Нетрудно было догадаться, что это Казимеж Пасовский. Он был без очков и без усов.

Похож ли он на Якуба Уража? Именно на том снимке, который эксперт «очистил» от морщин и усов? Майор вынужден был ответить себе — да, похож, хотя фотография в паспорте выглядела бледной и нечеткой. Сходство имелось, но этого было явно недостаточно. Возможно ли, чтобы столь элегантный мужчина ночевал на грязной лежанке, ходил в лохмотьях, и, главное, каким образом он завоевал такое исключительное доверие среди отбросов общества, подонков, приносивших и продававших ему ворованные драгоценности? Каким чудом он смог вкрасться в эту среду, всегда недоверчивую, осторожную, узнающую чужака за километр…

«А может, — пришло майору в голову, когда он медленно пил свой кофе, — Пасовский сам вышел из этой среды? Выбился в люди, что-то там окончил, удалился от нее на какое-то время, но оставил надежных дружков. Жил далеко от них, женился на культурной женщине, но волка тянуло в лес. И он вернулся. Но не навсегда, возвращался только на время, для улаживания денежных дел».

Есть ли у них возможность обследовать всех варшавских мошенников, скупщиков; воров и других нарушителей закона, чтобы напасть на след Пасовского? Проследить его детские годы, юность, его связи? Из документов следовало, что он родился в Вене за три года до начала войны. Году в сорок шестом или сорок седьмом вернулся на родину. Таким образом, в настоящее время ему должно быть сорок пять лет. Выглядит моложе. В Польшу вернулся с матерью, которая вскоре умерла, и ребенка взяли родственники. Он жил с ними в Гданьске.

В Гданьске… И тут Щенсный вспомнил историю с поддельным дипломом политехнического института, который Ян Завадовский купил у незнакомого человека именно в этом городе. А потом его шантаж, провал. Некто высокого роста, в темных очках. К инженеру Вишневскому насчет покрышек приезжал ночью тоже высокий мужчина в темных очках.

Как же вынудить Пасовского, чтобы тот надел такие очки? Как уговорить, чтобы он приклеил усы и превратил свое гладкое лицо в морщинистое, надел лохмотья скупщика? И в таком виде попросить показаться Оператору или тем, другим… Чепуха!

Где-то он ведь прятал драгоценности, валюту, золото… Прокурор не даст ордера на обыск, не найдет для этого оснований. В квартире в Праге милиция не нашла ничего, свидетельствовавшего о том, что он занимался скупкой краденого и владел ценным имуществом. Понятно — он не держал его там, куда, несмотря на надежные замки, могли забраться взломщики.

— Еще кофе, если можно, — попросил он черноволосую женщину за стойкой.

Она улыбнулась ему мимолетно, одними губами, ее глаза беспокойно следили за мужем, который, присев за одним из столиков, весело беседовал с посетителями. Щенсный сам взял кофе, выручив уставших официанток — здесь в эту пору было многолюдно. «Боится ли она его или за него? — размышлял майор, глядя на красивое лицо Пасовской. — Побеседовать бы с ней, но не здесь, а в каком-нибудь другом кафе или во время прогулки… Неудачная мысль: она занята с утра до вечера и до смерти влюблена в мужа. А, к черту!.. Так что же, Пасовский — это Ураж?!»

Оператору хотелось выслужиться. Поэтому он сообщал различные детали, касавшиеся его контактов со скупщиком в Праге, внимательно следя за тем, чтобы они не бросили тень на его собственную личность. «Милиция, — думал он, — хочет знать любую чепуховину, делая потом из нее неожиданные выводы. Мне хоть трава не расти, могу молоть ерунду целый месяц».

— Если речь идет об этих… ну, отпечатках пальцев, — неожиданно заявил он Щенсному, — то принадлежащих Уражу вы там не найдете.

— Почему? — удивился майор. Он был убежден, что те многочисленные отпечатки, которыми была буквально усеяна вся квартира, принадлежат скупщику.

— У него на руках была экзема или нечто подобное, и поэтому он постоянно носил тонкие перчатки. Видимо, по этой же причине никому не подавал руки.

— Но не умывался же он в перчатках? — заметил Щенсный.

Оператор пожал плечами и что-то буркнул насчет водобоязни или нежелания пользоваться мылом. Действительно, грязь в квартире была неимоверная. Из показаний рыжеволосого вытекало, что кто-то неизвестный, четвертый гость, оставил в квартире Уража свои следы и этот человек побывал там после налета, инсценированного скупщиком. В дактилоскопической картотеке эти отпечатки не были зарегистрированы.

Сержант-участковый, родившийся и выросший в Праге, сумел найти нужные слова, чтобы старая спекулянтка водкой ответила ему на несколько вопросов. А именно: видела ли она кого-нибудь той ночью или на рассвете следующего дня? Если видела, то кто это был и тому подобное. Та, трезво рассудив, что скупщика убили и он не вернется, а сержант находится в добром здравии и она может еще не раз иметь с ним дело, не стала упорствовать в молчании.

— Конечно, пан начальник. — Она говорила шепотом, чтобы никто из знакомых не услышал ее излияний. — Был здесь утром некий Манек, из шестнадцатого, с первого этажа, который вечно крутится у ларьков с фруктами, рядом с базаром. Я как раз шла в магазин за хлебом, он сбежал сверху по лестнице. И спрашивает меня, не знаю ли я, что произошло у пана Уража, так как двери в его квартиру открыты. Ну, я ему и говорю: коли открыты, то посмотри, а мне ничего не известно. И Манек снова побежал наверх.

— Долго он там находился?

Она немного подумала, поковыряла в носу.

— Когда я возвращалась с хлебом, он уже выходил из подворотни.

— А вы долго стояли в очереди?

— Минут двадцать или чуть больше.

— Он выносил что-нибудь из квартиры?

— Не знаю. Во всяком случае, никакой крупной вещи у него в руках я не заметила. Пан участковый, — она схватила его за рукав мундира и умоляюще посмотрела в глаза, — я вам рассказала чистую правду, поэтому вы уж примите во внимание… если я иногда немного поторгую, чтобы добавить кое-что к пенсии… А? Как оно будет, пан начальник?

— Должно быть, хорошо, — дипломатично ответил сержант, имея в виду общую социально-политическую обстановку, так как всю жизнь был оптимистом.

Манек, тот маленький воришка, что, как кот, забирался в квартиры через балконы верхних этажей, ее отпирался, что побывал в квартире скупщика. Да, он зашел утром к пану Якубу, который обещал устроить его на работу в мастерскую к своим знакомым. Приоткрыл двери, увидел страшный разгром, подумал вначале, что Ураж уезжает, но потом заметил кровь, и ему сделалось дурно, поэтому он сел в сторонке на перевернутый стул. Подождал немного, думал, что, может, Ураж придет, может, кто-то его просто избил и он отправился к врачу и скоро вернется.

— Парень, отпечатки твоих пальцев остались там на всех предметах, — сказал сержант. — Что ты там искал?

— Ну конечно, пана Уража!

— Даже в ящиках стола, в горшках? Заливаешь, братец, причем здорово! Признавайся, что унес из квартиры?

Манек ударил себя кулаком в грудь:

— Чтобы мне не дождаться завтрашнего дня, не взял я у него даже гроша ломаного! Кто-то у него здорово поработал… — Он замолчал, покраснел.

Сержант с сожалением покачал головой:

— Кто-то обскакал тебя, ты уже ничего не нашел и поэтому сейчас выглядишь героем.