— Тоже нет, насколько я знаю. Но ее все время тянуло к таинственному. Адель всегда любила хиромантов и верила в древние проклятия. Видно, она нашла эту штуковину в Риме и подумала, что сможет заинтересовать меня.

Я нахмурилась, ибо сама не верила своим словам. Ничто из сказанного мною до сих пор не звучало правдиво. Однако я не хотела верить единственному объяснению поведения сестры, которое приходило в голову. Мне казалось, будто Адель пытается мне что-то сообщить.

— Говоришь, сестра хочет, чтобы ты приехала в Рим? И она не объяснила причину? Ну и ну. — Он потер подбородок. — В таком случае, думаю, Адель хочет выманить тебя в Рим. Скорее всего, она была почти уверена, что ты не поедешь, и прибегла к хитрости.

— Это никому не нужно, даже Адели. Тем более спустя четыре года. Она бы написала. Хотя бы коротенькое письмецо. Но нет… — Я повертела в руках странного шакала. — Не думаю…

— Почему?

Доктор Келлерман подложил дров в камин и поморщился, когда посыпались искры. Он был одним из немногих людей, чье мнение я ценила. И все же я впервые не могла согласиться с ним.

— Не знаю. Просто не знаю. Наверно, она позвонит еще раз.

— Не исключено. Скажи мне, ты позволишь ей выманить себя в Рим?

— Рим! — Я рассмеялась и коснулась его руки. — Вы шутите? Если я окажусь в Риме, в кого вы будете швырять зажимами, если дела вдруг пойдут не так?

— Лидия, ты никогда нигде не бываешь.

— Я бываю в разных местах, — громко возразила я.

— Ты права. Смотри, в прошлом году ты ездила в Колумбус, что в штате Огайо, на встречу операционных медсестер. До этого ты побывала в Окленде, что в Калифорнии, на съезде ассоциации медсестер. А до этого…

— Доктор Келлерман, я просто не люблю путешествовать, вот и все.

— Это точно. Насколько я помню, однажды ты чуть не отправилась в Гонконг, но струсила.

— Это к делу не относится. Ладно, я, пожалуй, пойду домой. С вашего разрешения, прихвачу эту книгу, своего шакала и дождусь звонка взбалмошной сестры. Не сомневаюсь, она позвонит. — Я встала и осторожно положила фигурку шакала в сумочку. — Не пойму, почему она бросила трубку, не дав мне договорить. А затем, не позвонив, расплатилась и выехала из гостиницы. Ах, Адель… Она в своем репертуаре.

Собираясь уходить, я заметила, что доктор Келлерман смотрит на каминные часы. Он поинтересовался:

— Когда тебе звонила Адель?

— Когда? Сейчас скажу. Это произошло в тот самый момент, когда остановилось сердце пациента. Примерно в час.

— А когда ты перезвонила ей?

— Спустя час. А что?

— Значит, здесь было два часа дня, когда ты разговаривала с ней.

— Около этого, а что?

Я тоже уставилась на старинные, изысканно украшенные часы, которые тихо отсчитывали секунды.

— Если я не ошибаюсь, римское время опережает наше на девять часов. Значит, там, где находилась Адель, было около одиннадцати.

— Допустим, что так.

— Это означает, что она покинула гостиницу ближе к полуночи. — Доктор Келлерман посмотрел на меня. — Мне кажется, это довольно странно. А тебе?

Я посмотрела на него.

— Мне тоже.

— Телефонист точно знал, что вас не разъединили, а твоя сестра бросила трубку? Зачем ей тогда звонить, бросать трубку и неожиданно посреди ночи выезжать из гостиницы?

Я снова взглянула на часы, представила погружавшийся в сон ночной Рим, Адель, которая расплачивается с заспанным клерком и ловит такси на пустынной улице.

— Но это ведь смешно!

Я начала было доказывать, что моя сестра, какой бы легкомысленной и непредсказуемой она ни была, не станет звонить по международному телефону, а затем, не договорив, бросать трубку, как заметила на лице доктора Келлермана признаки тревоги. Он глядел в камин отсутствующим взглядом, как будто не слышал меня.

Поэтому я сказала с наигранной беззаботностью:

— Что ж, как бы глупо это ни казалось, думаю, всему в свое время найдется логическое объяснение. Адель перезвонит и рассеет все сомнения. А тем временем я найду применение этому шакалу — буду открывать им письма или еще что-нибудь.

Доктор Келлерман проводил меня к машине, от тумана на наших волосах образовались капли воды. Он жил один в хорошем районе, старом и красивом.

— Лидия, мне жаль, что ты так скоро уезжаешь.

Я улыбнулась ему. За три года, которые я ассистировала доктору Келлерману, мы очень подружились.

— До свидания, — тихо сказала я и уехала в белевшую от тумана ночь.

Зайдя домой, я застыла, как вкопанная.

— Боже мой!

В моей квартире кто-то побывал.

Случайный гость или даже просто знакомый мог бы ничего не заметить, ибо некто почти не оставил следов. Но я сразу уловила едва видимые признаки вторжения. Как будто даже воздух стал другим. Затем я убедилась в своей правоте: абажур накренился на десять градусов, телефон изменил положение на столе, ящик не задвинут до конца. Моя квартира всегда в идеальном порядке, как и операционная, где я работаю. Поэтому стоило мне войти, как через несколько секунд я поняла, что мое уединение было нарушено.

Я машинально подошла к телефону и набрала номер доктора Келлермана. Меня душили слезы гнева и страшно разозлило, что кто-то грубо и бесцеремонно вторгся в мою жизнь. Этого я не могла вынести.

Доктор Келлерман задал мне вполне логичный вопрос:

— Что-нибудь украли? — Не дождавшись ответа, он быстро бросил: — Жди, сейчас приеду.

До этого момента мне и в голову не приходило, что это могла быть кража со взломом. Ожидая приезда доктора Келлермана, я провела небольшое, но тщательное расследование и выяснила, что все на месте. Квартиру просто обыскали, но не ограбили.

— Что-нибудь украли? — повторил свой вопрос доктор Келлерман уже на пороге моего дома.

Я покачала головой:

— Ничего не пропало. Ничего. Хотя комнату обыскали тщательно, здесь побывал не просто рядовой грабитель. Все вещи вернули почти на те места, где они находились прежде, чтобы я ни о чем не догадалась. Ничего не пойму. Кому понадобилось обыскивать мою квартиру? Что здесь искали?

Я устало опустилась на диван рядом с доктором. Он не мигая смотрел перед собой, напряженно о чем-то размышляя.

Через некоторое время он тихо спросил:

— Можно взглянуть на коробку, в которой прислали твоего шакала?

Я с удивлением посмотрела на него:

— Чертовски удачный момент для того, чтобы сменить тему разговора, правда?

— Лидия, дай-ка мне взглянуть на коробку.

Я встала и пошла к столу, но тут же остановилась и задумалась. Где же я оставила эту коробку вместе с самодельной подкладкой? Я оглядела комнату. Коробки в спальне нет. Я ее там не оставляла. Тут я взглянула на доктора Келлермана.

— Коробка исчезла, — сказала я без всякого выражения. — Все же хоть что-то украли.

Я устало опустилась на диван, уперлась руками в подбородок и пыталась заставить себя думать.

— Значит… кто-то пробрался сюда, обшарил квартиру, после чего забрал коробку, в которой лежал этот злосчастный шакал. Он забрал коробку, оберточную бумагу и записку со словами «Обращаться осторожно». Но зачем? Он охотился за шакалом?

— Похоже на то.

— Но кому он мог понадобиться? И зачем кому-то коробка и оберточная бумага?

— Лидия, кто бы это ни был, следует иметь в виду, что он знал, когда придет посылка. Кроме того, воспользовался твоим отсутствием, чтобы пробраться сюда.

Я не верила своим ушам:

— Вы хотите сказать, что за мной следили?

— Как же иначе они узнали, когда можно забраться в квартиру? Однако они не рассчитывали на то, что ты заберешь шакала с собой, иначе, бьюсь об заклад, он бы тоже исчез.

Мне стало не по себе. Я встала, взяла сумочку, вытащила из нее фигурку и вернулась на прежнее место. Мы с доктором Келлерманом долго молчали и смотрели на шакала.

Наконец он сказал:

— Лидия, вызывай полицию.

— Нет, — быстро возразила я. — Полицейским тут делать нечего. Они не найдут ни отпечатков пальцев, ни ключей к разгадке, и вы знаете это. И что же они станут дальше делать?