— Там горы! — воскликнул я. — Мы можем пролететь над ними?

— Один Трон знает, — ответил Мирес, так сильно сжимая медальон в форме аквилы, что я увидел сочащуюся из кулака кровь. Огромная громада корабля стонала, и нас дико накренило, бросив меня на рукотворный ремень безопасности.

— Какого черта это было? — не подумав, спросил я, и только когда Колин ответил, осознал, что озвучил свою мысль.

— Первичные силовые реле закоротило, — доложил он, — все было направлено в гравитики.

Это было единственной причиной, почему я еще не был мертв.

Я еще раз взглянул на экран, и был столь испуган, что отвел взгляд. К этому времени мы были уже достаточно низко, чтобы создать по пути гиперзвуковую пургу, разрывая глубокую рану в метрах льда и вечной мерзлоте, когда атмосферная волна впереди нас распыляла ландшафт. Несколько дохлых елок, с надеждой цепляющихся за занесенные снегом склоны, водоворотом мгновенно унесло в стороны, месиво воспламенилось и затем, с громоподобным грохотом, словно гнев Самого Императора, воздух, как кувалдой, ударил в стену скал перед нами.

Казалось, вся скала пошатнулась от удара, за одно мгновение, со склонов поблизости сдуло покрывало изо льда и снега, и через еще одно мгновение после этого, валуны размазало в гравий. Подброшенные в воздух, огромные обломки стучали по корпусу, словно зловещий перезвон колоколов.

— Мы почти приземлились, — передал я по воксу потеющим солдатам на палубах ниже, слишком хорошо знавший, насколько тревожно это звучит для них, — и пробиваемся через гальку, подброшенную нашим воздушным потоком. Держитесь и хватайтесь, будет удар.

В это время с обеих сторон смутно прорисовывались возвышавшиеся над нами пики, хотя было сложно разобрать топографические детали, поскольку мы столь основательно перестраивали окружающий ландшафт. По крайней мере, мы вряд ли в кого-то врежемся, насколько я помнил, большинство нускуамцев удобно прятались в своих пещерных городах, так долго как могли, и высовывали наружу нос только при безотлагательной необходимости. Конечно, вокруг могли быть орки, если горы, по которым мы скользили, были Большой Хребтовой Грядой, где окопалось большинство зеленокожих, но если мы причиним им вред, насколько я знаю, это послужит им в первую очередь хорошим уроком за право находиться на чужой планете.

Мы срикошетили от низкой гряды, разрезав еще одну рану в избитом корпусе, затем, милостью Императора, на нашем пути пики больше не появлялись. Пикт-экран был ослеплен пролетающими обломками и водоворотом снега, мы были не более чем в нескольких десятках метров над землей и, хвала Императору, перед нами из мрака внезапно открылось огромное пространство чистого льда. У меня хватило времени, чтобы передать по воксу финальное предупреждение бойцам, состоящее из: "Всем держаться! Мы почти…", когда это произошло. Удар сотряс мой хребет, словно пинок дредноута и заставил грохотать пломбы в зубах.

Секундой или двумя позже, я почувствовал второй удар, затем третий и четвертый, каждый пропахивал каньон в вечной мерзлоте длинною в несколько километров; я не могу сказать, сколько раз мы подпрыгивали, но каждый чуть сильнее нас замедлял, и через некоторое время последовательность ударов кувалдой в мой крестец сменилась на продолжительную вибрацию, которая, несомненно, намного меньше огорчала меня, поскольку за долгие годы я стал привычным к езде на "Саламандре" под управлением Юргена. Сложно было что-то разобрать на залепленном снегом пикт-экране. Но насколько я мог судить, мы скользили в облаке пара, проплавляя тоннель во льду глубиной около трех четвертей высоты корпуса, к этому моменту температура ощутимо упала, окружающий нас холод вытягивал иссушающий жар от входа в атмосферу. Вместе с этим мы наконец-то достигли стабильного положения в пространстве, более менее нужной стороной вверх, за что я был преблагодарен, когда наши измученные системы гравитации наконец-то отказали, то расшвыряли членов экипажа, которые подобно мне не привязались, по углам мостика, словно мешки с мясом.

В конечном счете, тряска спала, пока я окончательно не осознал, что остаточные сотрясения, ощущаемые мной, были всего лишь напряжением моих измученных мышц, после чего я освободился от импровизированного ремня безопасности. Пол был наклонен под углом, я на мгновение потерял равновесие и для поддержки повис на своем стуле.

— Мы приземлились, — передал я по воксу, хотя считал что это и так очевидно, — много потерь?

— Достаточно, — резковато ответила Кастин, так что я не стал выдавливать из нее детали, удовлетворившись неожиданным ликованием по поводу своего собственного выживания.

— Медика на мостик, — приказал Колин по какой-то внутренней вокс-системе. Трон видит, они были нужны; хотя шансы, что любой выживший медик из экипажа ответит достаточно быстро, были достаточно малы. Его лицо было бледным и, кажется, он нянчил сломанную руку; что делало его самым здоровым из гражданских, насколько я мог видеть.

— К счастью, ты увольняешься пока дела идут хорошо, — сказал я, глядя на окружающее нас разрушение. Мирес все еще горбился в своем командном троне и я, шатаясь, пошел к нему по наклонной палубе; не могу сказать точно, в тот день мне хотелось сначала поздравить его или прикончить за то, что втянул нас в этот бардак. Но получилось, что меня избавили от выбора; его глаза были широко открыты и слепо смотрели в одну точку. Когда-то в серии потрясающих кости ударов, он сломал свою никчемную шею.

Палуба резко сместилась, и я обратил свое внимание на пикт-экран, стараясь понять, где мы очутились. Картинку, которая предстала перед моими глазами, было сложно интерпретировать. Все было окутано саваном дымки, но вместо иззубренных ледяных полей и летающего снега, которые я запомнил с прошлого визита в этот отсталый мир, мы, кажется, были окружены низкой, плоской поверхностью, которая мягко колыхалась вокруг нас во всех направлениях. Теперь, когда мы прекратили движение, жар от обшивки уходил в лед, плавя его.

Несмотря на мой изначальный скептицизм, абсолютно не было сомнений — мы в центре озера. И это означало…

— Кости Императора! — посетовал я. — Да мы же тонем!

— Не совсем верно, — уверил меня Колин, — большинство из герметичных дверей держатся.

— Но корпус получил больше дыр, чем отпетый еретик, — возражал я. Она будет набираться через разрывы, оставленные нашим столкновением с орбитальной станцией и пиком, который мы перепрыгнули, не говоря уже о неисчислимых мелких разрывах, где оторвало заклепки и согнуло плиты, пока мы скакали через ледяное поле, словно плоский камень по воде. И не упоминая разломы и деформацию от напряжения опор внутри, где корпус смертельно ослаб от печного жара нашего пламенного падения через атмосферу. Как в подтверждение моих сильнейших страхов, избитый корпус покачнулся под ногами, пока я говорил, внезапное изменение угла палубы моментально привело в беспорядок мое внутренне ухо.

— Всем в подфюзеляжный посадочный ангар, — по общему командному каналу передала Кастин, — и собирайтесь повзводно.

— Хорошее требование, — ответил я ей, уже пробираясь к двери, оставляя экипаж перемещаться самостоятельно. По крайней мере, тех, кто все еще мог.

— Чем выше заберемся, тем больше у нас будет времени.

— И без припаркованных шаттлов он достаточно большой, чтобы вместить всех, — добавил Броклау, что также было верно; будет несколько тесновато с упакованными там тысячью бойцами, но мы управимся.

— Что насчет машин? — вклинилась Сулла. — Они все еще приварены.

— Мы достанем их позже, — уверил я ее, надеясь, что у нас будет такой шанс, — сначала люди, потом оборудование.

Подразумевая в первую очередь себя.

Я достаточно легко пробрался через лабиринт деформированных коридоров, мое инстинктивное понимание замкнутых пространств было надежным как всегда, так что я хорошо провел время, несмотря на деформированный настил и обвалившийся потолок, которые периодически блокировали мой путь. Тем не менее, чувство тревоги устойчиво росло, когда слабое колебание палубных плит под ногами, вызванное тем, что разрушенный корабль продолжал валяться в созданном им же озере, становилось все более четким. Периодические крены становились сильнее, интервалы между ними короче, и я мог очень легко представить причину: накопленное давление воды пробивалось через барьеры, которые временно ее сдерживали, прорываясь через них неудержимыми потоками, затапливая другие отсеки, как это было в подбитом глубоководном аппарате под волнами Коснара.