- Мистер О‘Нелли, – запищала одна из них, – объясните, пожалуйста, юной леди, что без турнюра[1] никак нельзя.

- Кхм, – слегка откашлялся О‘Нелли и дамы слегка покраснели, поняв, что обсуждают интимную деталь женского туалета не с тем представителем рода человеческого.

- О‘Нелли! – взревел я. – Я не собираюсь таскать на себе птичью клетку!

Я был категоричен.

- Мисс, этого требует мода, и в Ваших же интересах следовать общественным канонам, – начал он проникновенно. – Вас же не заставляют сажать туда канареек, как делают это большинство дам, говорят, они так мило чирикают.

- Чтооо?! – вытаращил я глаза, и хотел было высказать все, что думаю об этой корзине, приделанной к моему заду и о канарейках под платьем, да еще послать к дьяволу самого ирландца, как увидел едва сдерживаемый смех в его глазах.

Портнихи прыснули и тихо захихикали. Вод гад, а? Издевается! Но я уже смеялся вместе с ними, представив чирикающих канареек под своей юбкой.

Я продолжал свои провокационные меры по отношению к своему наставнику и учителю, но дальше “случайной” демонстрации не заходил. Я все еще старательно делал вид, что не вижу заинтересованности проскальзывающей в его взгляде, хотя внешне он оставался сдержанно холодным. Меня посетило предчувствие, что эта провокация еще аукнется мне, но каким образом, пока не догадывался.

Глава 5

Сентябрь, 1884 год, Лондон

Дерек

Этот мелкий Гаденыш меня удивлял все больше и больше. Я чувствовал, как мое отношение к нему менялось с каждым днем, его усердное корпение над книгами и целеустремленность, азарт, с которым он добивался успехов в фехтовании, вызывали невольное уважение. Он раскрывался для меня с другой стороны и мне это не нравилось. Меня вполне устраивал образ праздно слоняющегося легкомысленного дурачка, но никак не существа с высокоразвитым интеллектом и четкой целью в жизни. Почему? Да потому что так мне было проще не замечать в нем личность, воспринимать как тело. Да, бесподобное, манящее своим юным совершенством, но всего лишь тело. А тело можно снять и в борделе. Кстати о борделях – скоро мне придется наведаться к Анриете, иначе, я завалю Гаденыша где-нибудь и как-нибудь в ближайшее время. Чувствую, терпение мое на пределе. Не знаю, что за игру он затеял, и игра ли это вообще, но вид его тела уже вызывает у меня адскую боль в паху от постоянного возбуждения! Его не гасят даже изнуряющие спарринги по фехтованию: раскрасневшийся, растрепанный и с тяжело вздымающейся грудью Гаденыш не способствует воздержанию. Мое желание растет с каждым днем, с каждым часом и каждой секундой проведенными вблизи него.

Сумасшествие! Еще не одному человеку не удавалось настолько занять мой разум, подчинить мою страсть и вытворять с этими двумя составляющими все что угодно лишь одним взмахом длиннющих ресниц и движением оголенного плеча!

Я никогда и никого не любил, и начинать не собираюсь! Не жди от меня щенячьей преданности, мальчишка, я не буду валяться возле твоих ног на спине, подставляя брюхо в ожидании случайной ласки! Не буду радостно вылизывать руки! Меня нельзя приручить и выдрессировать, я не позволю тебе этого…да и себе тоже.

До сих пор вижу его глаза полные тоски, кричащей боли и слез. Вижу, как одна прозрачная капля срывается из переполненных влагой черных омутов и скользит по длинным ресницам, падает вниз хрустальной искрой, так и не задевая щеки…

Да где этот чертов Гаденыш?! В зале уже собрались приглашенные, а он все телится! Наверняка спорит до хрипоты с Мартой. Ему, видишь ли, не надо буклей! А кому, спрашивается, сейчас легко, а? Походит с буклями!

От клокочущего во мне праведного гнева я резко распахнул дверь в его спальню и замер. Я вообще куда попал? Ты ли это, Гаденыш?! Вот это прекрасное видение и есть тот самый крикливый и вредный мальчишка, который извел меня за каких-то два месяца своими прелестями?

Видение стояло посреди комнаты и пристально смотрело на меня своими необыкновенными глазами, затем, прикрыло их трепещущими ресницами, и легкий румянец окрасил нежные щеки. На Джее был плотно облегающий затянутую осиную талию жакет из розово-лилового тонкого бархата с очень узкими рукавами. Юбка того же цвета и материала, по моде узкая спереди, сзади была собрана гладкими складками, и шлейфом падала на пол. Волосы были подняты наверх и ниспадали блестящими завитками с затылка до шеи, обрамленной стойкой-воротником и так соблазнительно переходящей в V-образном вырезе к тонким ключицам, между которыми застыл бриллиантовой каплей кулон в тонкой золотой оправе.

Видение вздернуло голову, жестко посмотрело на меня и, раздув ноздри, выдало:

- Я на клоуна похож! Не пойду никуда!

Все. Прекрасный образ разбился вдребезги. Это точно он, мой Гаденыш. Даже легче стало.

- Не говорите чепухи, Вы прекрасно выглядите, – раздраженно бросил я. – Идемте, Вас уже ждут.

- Вот и я говорить, что майн либе очаровательно выглядеть! – вклинилась в разговор дородная и светловолосая Марта, которую я и не заметил. Дьявол! Присутствие этого несносного существа делает меня беспечным.

- Я же сказал, что не пойду никуда! – он вперился в меня упрямым взглядом, явно ожидая каких-то действий с моей стороны.

Да, пожалуйста, меня не надо долго просить! Сделав пару широких шагов в центр комнаты, я нагнулся и перекинул его через плечо.

Мальчишка сначала задохнулся от выбитого воздуха из и без этого сдавленных корсетом, легких, а потом зашипел змеёй:

- Отпусти меня, придурок!

- Ох, хер О‘Нелли, прическа! – всполошилась Марта.

- Ничего, сейчас поправим, – отмахнулся я.

Не доходя до поворота, ведущего на главную лестницу, я поставил слабо трепыхающегося беса на ноги. Мальчишка фыркнул, пытаясь отдышаться, его черные глаза пытались прожечь во мне дыры, пока язык во рту не ворочался. Подоспевшая Марта уже кудахтала вокруг, поправляя на нем платье и прическу.

- Я похожа на гусыню! – рыкнул Джей и повернулся ко мне боком, продемонстрировав оттопыренный турнюром зад под слоями ткани.

- Мисс, если Вас это утешит, то Вы будете там не единственной гусыней, – я сдержанно улыбнулся и подтолкнул его к лестнице, подмигнув раскрасневшейся, но довольной австрийке.

Надо отдать должное Гаденышу, в бальный зал он вошел с королевской грацией. Я шел позади и ловил сначала заинтересованные, а потом и восхищенные взгляды мужчин адресованные ему. От женщин ему достались, в большей своей части, заинтересованные и завистливые взгляды, а все восхищение досталось мне. Боюсь, что без записок, тайком засунутых мне в карманы, не обойдется. Что ж, дамы, я готов!

К нам подоспел граф Грей, и началась церемония представления юной графини обществу. От бесконечной чреды желающих быть представленными у меня закружилась голова, да и мой Гаденыш стал едва заметно переминаться с ноги на ногу. За все время введения в общество я отметил для себя двух субъектов – барон Торнфильд и лорд Бингли. Первый был высоким, крепким блондином лет тридцати. И он мне не понравился… Мне не понравилось, как он смотрит на Джея: изучающе, как будто выискивая в нем знакомые черты, его серые глаза беспрестанно бегали по лицу и фигуре юноши.

Лорд Бингли возрастом не далеко ушел от Гаденыша и, глядя на него, я уже сейчас мог с уверенностью сказать: мой бес вскружил ему голову. Молодой лорд то краснел, то бледнел и упорно старался не заикаться в присутствие “прекрасной леди”. А этот Гаденыш что вытворял? Невинно опускал реснички, а потом, в самый неподходящий момент – для Бингли, естественно – взмахивал своими черными опахалами и, буквально, выстреливал обсидиановыми пулями. А-ха-ха, вот здесь-то лорд и бледнел, ну а потом и краснел.

Весь вечер я наблюдал, как моего Гаденыша кружит в вальсе то один, то другой партнер. Как их руки ложатся на тонкую талию. Каждый раз, когда он улыбался, слегка застенчиво, посторонним мужчинам, когда тихо смеялся чужим шуткам, во мне закипала нитроглицериновая смесь чувств. А уж когда он с невинным кокетством брал на прицел одним взглядом очередную жертву, и эти олухи собирались вокруг него с видом, готовых положить к его ногам весь мир рабов, я хотел их растерзать и развеять останки по ветру… Потому что сам жаждал оказаться под обстрелом дерзких глаз.