Валеру кидало во сне, он глотал воздух высохшими губами, как проглатывает последнюю каплю из фляги иссохший от жажды путник. В глазах свербило, они наполнились влагой. Он вдруг подпрыгнул и сел на кровать, гладя, широко раскрыв глаза, наоконный проем. Окна открыты настежь. На улице яркое солнце, на небе безоблачно. "Зиня… Он был здесь… прости меня, Зиня, я подонок".

— Ты хороший парень, Валерка, зла на тебя я не держу. Бес тебя попутал.

Валера оторопел от страха. Сон продолжается, или это происходит наяву? Как он ни прислушивался, ничего больше не услышал. Решил, что не на шутку переутомился, мерещится всякое. Уж реальность от сна отличить не может. А что есть реальность? В реальном ли мире он живет или прозябает в придуманном пространстве, где господствует закон каменных джунглей — выживает сильнейший, вернее, подлейший?..

Проезд Шокальского. В этой панельной "хрущевке" живут родители Зини. Почему он не приехал к ним сразу после того, как узнал об истинной причине исчезновения их сына и его друга? Каково им теперь в полной безвестности? Каким глупцом считал себя Валера, вспоминая свои резкие ответы на их телефонные звонки. Они искали сына. Престарелые отец и мать, которым неоткуда было ждать помощи, не выдержав бездействия и снобизма мздоимцев в милицейских погонах, сами принялись за поиски родного мальчика. Они бы отдали все, чем обладали, вплоть до крыши над головой, был бы в этом толк. Но квалифицированный поиск пропавших без вести органы правопорядка начинают вести только из-под палки вышестоящего командования. Семейству Брукманов (отец работал портным, мать зарабатывала на хлеб репетиторством на дому) до самого милицейского верха было не достучаться. Они обращались ко всем, кто мог пролить свет на пропажу Зини. К Валере трижды. Он выместил зло за Зиню на его родителях, рассказав им, что их сын сбежал с деньгами и что отдуваться за него придется Валере, так как гарантии кредиторам давали вместе.

—

Наш мальчик не мог так поступить, — в один голос говорили Семен Самуилович и Наталья Наумовна. — Произошло чудовищное недоразумение, Валерочка, он любит тебя как родного брата.

—

Я тоже считал так, — выгибая бровь стрелкой, твердил им Валера, — пока моя доверчивость не загнала меня в угол, а Зиня не отплатил мне сполна за искреннюю дружбу. Где мне теперь искать деньги, чтобы расплатиться с долгами? Может, вы подскажете?

—

Возьми все, что есть, только помоги разыскать Зиню, — рыдала Наталья Наумовна. — С Зиней приключилось что-то страшное, он всегда предупреждал нас, если куда-то собирался уезжать.

Валера не стал раздевать стариков Брукманов, хотя и не верил в невиновность своего партнера. Безвыходность ситуации лишила его трезвомыслия. То была паника. Но теперь-то он знал, что произошло на самом деле. Поздно. Валера ненавидел себя за свой дерзкий безжалостный язык, воспроизводя сейчас гадкие фразы, коими он распалялся, причиняя родителям Зини невыносимую боль.

Он позвонил в дверь.

—

Кто там? — раздался тоненький голосок Натальи Наумовны.

—

Это я, Валера.

Дверь открылась, на пороге стояла маленькая седая женщина в чистом накрахмаленном переднике. Ее безжизненные глаза в эту секунду сверкнули слепой надеждой. Но тут же потухли вновь. По виду Закутского она поняла, что привели Валеру отнюдь не радостные вести.

—

Нет, нет, ничего выяснить не удалось, — солгал Валера, так как сказать им, что Зиня мертв, значило убить

этих бедных людей. — Я пришел сказать, что с долгами мы расплатились, Зиня, как оказалось, ни при чем. Вот.

Семен Самуилович, сильно сдавший за это время, обреченно кивал, ничего не видя перед глазами. Его руки дрожали.

—

Вот, — прокашлялся Валера, — и… в офисе… в его столе, обнаружили небольшую сумму денег. Я вам в конверте принес. Зинька мне брат родной… — Валера с трудом сдерживал слезы. — Простите меня, что я тогда с вами так разговаривал…

—

Что с Зиней?! — истошным воплем крикнула мать.

—

Я не знаю, Наталья Наумовна, — как мог выкручивался Валера, — единственное, что я знаю точно, это что ваш сын честный человек. Деньги своровал другой.

—

А этот, другой, не может знать, где Зиня? — тихо спросил Семен Самуилович.

—

Клянусь, я вытрясу из него душу, он мне за все ответит, — процедил сквозь зубы Валера, стараясь не смотреть прямо в глаза Наталье Наумовне, — ответит, когда я его припру к стенке.

—

Когда же это произойдет и кто этот человек? — не повышая тон, задал очередной вопрос отец Зини.

—

Это не человек, а гад, — твердо ответил Валера, — а произойдет это скоро. Прошу вас подождать еще немножко.

Валера чувствовал, что его обман, который он сейчас считал более правильным, чем правда, заводит разговор в тупик. Родители Зини стали что-то подозревать. Но Валера бесповоротно решил, что не скажет им горькой правды. Чем позже они узнают о смерти единственного сына, тем будет лучше. Пора было заканчивать эту беседу — он сидел как на вулкане.

—

Ты от нас что-то скрываешь… — предположила обессиленная Наталья Наумовна.

—

Я вас убедительно прошу, — прервал ее Валера, — не выдумайте ничего предпринимать. Я вышел на след человека, который, возможно, расскажет все о том, где ваш сын и мой брат и почему он не дома. Этот человек очень осторожен и имеет очень большие связи, в том числе в милиции. Поэтому обращаться туда означает все испортить. У меня и еще одного человека есть план, осуществление которого позволит обезвредить негодяя и выбить у него всю информацию. Я приложу к этому все свои силы и готов всем пожертвовать ради того, чтобы правда и справедливость восторжествовали. Еще раз простите меня, Семен Самуилович и Наталья Наумовна, но мне нечего больше сказать. Подождите немного.

Валера ушел от Брукманов окрепший духом. Он наконец сделал правильный выбор. Период колебаний и шатаний закончился. Будь что будет! Двум смертям не бывать. Он ощутил, как отлегло на сердце. Известно почему. Теперь он знал наверняка, что никогда не сядет в "ауди" цвета "дымчатая роза". Пусть Зиня увидит, что Закуте кий не законченный подонок. Он умеет ценить верную дружбу. Просто иногда делал ошибки. Никто ведь не застрахован от ошибок. Пора расплачиваться за роковые промахи, за грешные дела. Этим убийцам не купить Закутского ни за какие деньги! Валера покажет вам шестнадцатого июня где раки зимуют! Ох, и удивишься же ты, Лорд, и ты, седой ублюдок, и ты, Злобин. Все палачи. Есть в человеке сила, которая сильнее инстинкта самосохранения. Быть может, не в каждом человеке. Но в нем она, безусловно, была, и эта яростная решимость делала Валеру непобедимым и бессмертным.

Установились жаркие дни. Солнце плавило воздух, асфальт жег пятки дворовой босоногой детворе, на городских клумбах возникли черные островки выжженной зноем травы. Метеорологи сообщили, что шестнадцатое июня обещает быть еще жарче, предупреждали, что стол

бик термометра подымется до тридцати пяти градусов по Цельсию. Прогноз подтвердился. Природа не захотела спорить со специалистами из Гидрометцентра, она, наверное, не держала на них зла, хотя и есть в их профессии нечто от хиромантии, а может, ей было не до этого, может, она предпочла в этот день понаблюдать со стороны за муравьиной возней маленьких человечков, впавших в затяжное детство.

Жалкие людишки нагородили повсеместно великое множество деревянных ящиков, которые, то ли по случайному совпадению, то ли по иронии судьбы, именуют урнами, и с премудрой серьезностью на лицах опускают в эти самые урны вовсе не мусор, а так называемые избирательные бюллетени. Хотя, вполне вероятно, большинство из человечков в глубине души ставят знак равенства между типографскими листками со списками кандидатов и использованной туалетной бумагой, а также между ведром для отходов и символизирующей демократию урной. Не зря же дан человеку разум! Но рожденное неведением: "А вдруг!" — выгоняет толпы людей из уютных жилищ на почти сорокаградусную жару. Опять же интересно. А вдруг в этот раз все по-честному будет! А вдруг мой голос и будет единственным, который позволит одержать Егору Злобину победу! А вдруг противники президента того и ждут, что народ проигнорирует выборы! "Да лучше б вы вообще не пришли, — кумекает председатель избирательной комиссии Н-ого округа города Н, — мы бы за вас все заполнили. И порядок. Мэр будет недоволен, если я не дам ему нужный процент. Нет, шуметь прилюдно не будет, а вот на отношениях ой как скажется. Ладно уж, бросайте, бросайте, на счетной комиссии определимся, у нас кадры понятливые. Да и рассчитались с ними уже. Только бы помалкивали, а то эти борзописцы с собачьим нюхом шныряют и шныряют. Слава Богу, что в нашу провинциальную глушь наблюдателей не шибко много понаехало. На все участки не хватит. Нас-то Господь пронес".