11-го морем отправились с Фицроем в Плимут смотреть корабль. Чарлза сильно укачало, но сестре он писал, что все пустяки. «Бигль» («Гончая») — трехмачтовый бриг водоизмещением 235 тонн, шесть пушек (Чарлз сказал сестре, что десять), устойчивый и проворный, но такой тесный, что будущий моряк не мог скрыть ужаса. Фицрой остался в Плимуте, Чарлз вернулся в Лондон, слухи о его путешествии расползлись; Уоткинс, товарищ по Кембриджу, предрекал ему быть «в одном ряду с Генсло и Линнеем». Тут он узнал, что коллекции, которые он соберет, отнимет государство и даже не укажет, кто их привез, опять занервничал, писал Фоксу, что, может, еще и не поедет, коллекций жалко, оставлять родных страшно, но как подумает о пальмах — опять хочется… И бегал, бегал по магазинам — страстно любил это занятие. Фицрою: «Дорогой сэр, я обошел кучу магазинов, но не нашел такого толстого картона, как тот образец, что Вы мне дали…» Встречался с чиновниками Адмиралтейства, пытался выклянчить часть будущих экспонатов или хотя бы упоминание своего имени на табличках; чиновники по этому поводу разразились чередой противоречивых инструкций и так запутались, что в конце концов «Бигль» ушел без инструкций вовсе.

Чарлз съездил попрощаться с домашними, 22 сентября снова был в Лондоне, списался с Оуэнами, узнал, что помолвка Фанни расторгнута, — плыть опять не хотелось, но отступать поздно. Брат Фанни просил взять его на корабль гардемарином, Чарлз написал Фицрою. Ответ: «Прочел первую фразу Вашего письма: "Прежде чем осуждать меня…" и отшвырнул его в ярости, говоря себе: "Черт подери этих сухопутных парней, они никогда ни о чем не имеют собственного мнения", потом думаю: "Интересно, какой каприз заставил его отказаться ехать?", читаю дальше и вижу, что Вы всего-навсего хлопочете о гардемарине! Я-то был уверен, что Вы рассорились со своей леди или что-нибудь случилось!» В просьбе капитан тем не менее отказал и потребовал брать как можно меньше «барахла». 2 октября Чарлз опять ездил домой и затем оставался в Лондоне, ежедневно переписываясь с капитаном, которого уже звал не «дорогой сэр», а «мой дорогой Фицрой», клялся, что лишнего не возьмет, только «тонюсенький» учебник тригонометрии. Фицрой, видимо, чувствовал его сомнения, сам боялся, что он передумает, писал полушутя о «треклятых сухопутных крысах», что могут помешать плаванию, Чарлз отвечал, что пока «сухопутные крысы» не дали повода их проклинать и он бы проклял в свою очередь «треклятых моряков», если они ему откажут. 10-го узнал, что отплытие задержано до 4 ноября. Спрашивал Фицроя, не купить ли еще барометров, хронометров или хоть чего-нибудь. «Какой прекрасный день будет 4 ноября! Это будет мое второе рождение!!!»

Приехал Эразм, помог собираться. Чарлз получил у сотрудника Британского музея Р. Брауна инструкцию по сбору растений, у Роберта Гранта (это была первая их встреча после Эдинбурга; они не переписывались) — по сбору морских животных. 24 октября Эразм сопровождал брата в Плимут. А брат был совсем плох. «При мысли о длительной разлуке с родными и друзьями я падал духом, а погода навевала на меня невыразимую тоску. Помимо того, меня беспокоили сердцебиение и боль в области сердца, и, как это часто бывает с молодыми несведущими людьми, особенно с теми, которые обладают поверхностными медицинскими знаниями, я был убежден, что страдаю сердечной болезнью. Я не стал советоваться с врачами, так как не сомневался, что они признают меня недостаточно здоровым для путешествия, а я решил ехать во что бы то ни стало». Осмотрел каюту, которую предстояло делить с юным штурманом Л ортом Стоксом, — 9 на 11 футов, высота 5 футов (его рост 6 футов), стены заняты полками с багажом, остальное пространство — чертежным столом, койка одна и еще посередине каюты торчит бизань-мачта. Повесил гамак и стал в нем ночевать, чтобы привыкнуть. Купил три десятка записных книжек (в дорогих переплетах, с золочеными карандашами) и начал вести путевой дневник — тоже чтобы привыкнуть. «Занимался барометрами… ходил в церковь и слушал ужасно глупую проповедь… пьяный матрос упал с судна, тело не нашли… приезжал Эразм… ждем попутного ветра…» 10 ноября, в ночь, попытались отплыть. «Волны были высокие, корабль нырял… я страдал ужасно, сплошное страдание, только вой ветра, рев моря, хриплые крики офицеров… это я нескоро забуду». Воротились — мигом забыл, писал, что перенес отплытие легко, «словно мы отправлялись на прогулку во Францию».

Продумал распорядок дня в море: занятия математикой, французским, испанским. (Ничего этого не будет.) Узнал состав экспедиции: 12 офицеров, боцман, 42 матроса, 8 юнг, чертежник, инструментальный мастер, врач, миссионер Мэтьюз, командированный обращать в христианство аборигенов Огненной Земли, и три аборигена, которых Фицрой увез оттуда в прошлую экспедицию: туземцы всё крали, умудрились даже спереть шлюпку, Фицрой взял в заложники троих, включая крошечную девочку, но племя шлюпку не отдало. Он хотел вернуть заложников, но его пленила девочка, обнаружившая способности к английскому языку; он купил за перламутровую пуговицу еще мальчика и привез всех в Англию. Один взрослый туземец умер, остальные цивилизовались, Фицрой просил организовать экспедицию, чтобы отвезти их домой, но Адмиралтейство отказало. Теперь они возвращались: Йорк Минстер, 27 лет, Джемми Баттон («Пуговица»), 14 лет, и Фуэгия Баскет, 9 лет. Предполагали, что они принесут соотечественникам христианство и культуру. Они прибыли на «Бигль» 13 ноября, а 14-го Чарлз впервые провел на судне целый день — показалось даже уютно. 21-го — вторая неудачная попытка отплыть. На Рождество матросы перепились, восьмерых высекли — после этого восторги Чарлза в адрес капитана сильно уменьшились. Утром 27 декабря вышли в море. Накануне Чарлз получил письмо от Фанни, та писала, что «во веки веков не забудет» его, но тон был сестринский, а не страстный. Но ему было уже не до нее. «Я часто подозревал, что еще раскаюсь в своем решении, но не предполагал, насколько сильно…»

«Я ненавижу каждую проклятую волну в проклятом океане», — писал он Фоксу, а отцу: «Тот, кто пробыл на море лишь сутки, не имеет права говорить о "неприятных ощущениях", вызываемых морской болезнью». Ничего не ел, кроме изюма, которым снабдил отец, и едва не умер от истощения. Когда мог что-то соображать, читал. В первую неделю провел на палубе не более получаса. 6 января 1832 года экспедиция прибыла на остров Тенерифе (Канарский архипелаг), но там была эпидемия холеры, Фицрой не захотел мариноваться в карантине и двинулся дальше, записав в дневнике, что Дарвин от такого решения «пришел в отчаяние». Потом море стихло, Чарлз отъелся, выспался, знакомился с офицерами, сперва они ему показались грубыми, но со всеми сошелся легко; лейтенанты Бартоломью Саливен и Джон Уикем вспоминали, что молодой ученый был «очень спокойный» и «никому не сказал недоброго слова», что редко бывает на тесном судне. 11 января впервые забросили сеть, Чарлз собрал улов морских животных, медуза его обожгла, маленького осьминога он поселил в каюте — сосед Стоке присутствие третьего жильца терпел, Уикем называл «проклятой скотиной» и говорил, что, будь он капитаном, «вышвырнул бы за борт и вас, и ваше чертово барахло».

16 января бросили якорь у Сантьягу, острова в архипелаге Зеленый Мыс (тогда — владение Португалии), гуляли по городу Порто-Прая, Чарлз попробовал бананы: невкусно. 17-го остановились у крошечного необитаемого островка Куайль (ныне остров Святой Марии), где Фицрой хотел устроить обсерваторию. Место тоскливое, голое, но для геолога раздолье — хорошо видны слои пород. От каждой породы молотком откалывался фрагмент, осматривался под лупой и обрабатывался кислотой, к нему полагалась этикетка с номером, а в записной книжке отмечалось что положено: величина угла между гранями, щелочность, содержание железа. Записных книжек будет больше десятка — по одной на каждую местность или тему. (Расшифровывались эти бесценные для истории науки документы тяжело: обрывки фраз, вставки, почеркушки; в 1945 году Нора Барлоу, внучка Дарвина, впервые опубликовала десятую их часть, впоследствии они издавались много раз, редакторы меняли состав и порядок[3].) На корабле некоторые записи переносились в дневник — первую литературную редакцию «Путешествия на "Бигле"», изданную в 1933 году той же Барлоу.