Не успел лоцман Сэв выговорить эти слова, как все снова дружно сплюнули три раза через левое плечо. От этих сплевываний на усах и бородах уже начала образовываться ледяная корочка.

Через проделанную далеко от берега прорубь предстояло спустить в море невод и растянуть его по лункам так, чтобы крылья невода разошлись по меньшей мере на пятьдесят метров по обе стороны проруби — тогда невод будет устойчиво стоять подо льдом, тихонько покачиваясь на двадцатитрехсаженной глубине. Затем при помощи лебедки невод помаленьку подтягивали через лунки к берегу. Стометровые крылья снова сводились вместе, образуя своего рода мешок, и через вторую, пробитую у берега прорубь, невод вытаскивали из воды.

Чтобы протянуть подо льдом такую штуковину, да еще на такое большое расстояние, требуется попотеть как следует часа четыре. И никогда точно неизвестно, какие будут результаты. Иногда в неводе оказывалось столько рыбы, что вода в проруби кипела ключом. Но, пожалуй, чаще случалось, что в ячейках невода поблескивала лишь темная холодная вода.

На удачу мог рассчитывать только человек с большим опытом за плечами, как свои пять пальцев знавший все подледные течения и все направления ветра за последние сутки. В общем, прежде чем начать выметывать невод, надо было не раз и не два подумать. Но, если уж говорить откровенно, сколько ни рассчитывай да ни прикидывай, подледный лов не что иное, как лотерея, с той только разницей, что труда в него вкладываешь дай боже!

На опушенных инеем березах мерзли, сжавшись в черные комочки, вороны. Жадно вытягивая шеи, они заглядывали вниз, на работающих людей. Время от времени рыбаки останавливались, чтобы подтянуть подборы, утирали потные лица и грозили воронам кулаками:

— Разбойничье отродье!

— Жулье!

— Прохвосты!..

Вороны разевали черные глотки и на все ругательства отвечали голодным и промерзшим: «Карр! Карр! Карр!..»

Они терпеливо дожидались ухода людей, надеясь, что тогда им кое-что достанется.

— Постреляем? — предложил Дундертак.

Как всегда, у Большого Сундстрема было с собой ружье. Без ружья он и шагу никуда не делал. Бывалый охотник, лесной человек, он хорошо знал, что на всякий случай надо всегда быть наготове — сотни раз случалось, что он неожиданно наталкивался на лисицу, выдру или еще какую дичь.

— Ну нет, — ответил он, — я стрелять не буду. Что говорить, вороны — порядочные гадины, но чтоб я только из-за этого расходовал порох на всякую мелочь! Дробь слишком уж дорогая, а премия за ворон слишком маленькая.

— Премия?

— Ну да. За каждую пару вороньих лапок лесничество в Нючепинге выплачивает премию.

— А сколько?

— Шестнадцать эре за пару. Притащишь пару — значит, отправил одну ворону в лучший мир.

— А сколько можно приносить зараз?

— Да сколько угодно! Чем больше, тем лучше. В лесничестве-то хорошо знают, сколько от ворон вреда — и лесу и полям. По ним, так пусть этих самых ворон изничтожат хоть всех до единой. И правда, в природе ведь пользы от них никакой. Некоторые говорят, что и вороны, мол, себя оправдывают — ловят полевок и крыс. Вранье! Так крыса и далась неуклюжей вороне! Нет, брат, больно уж эти твари пугливы и хитры. Вороны только и умеют, что подбирать чужие объедки, таскать яйца и цыплят. А полевок и крыс ловят по ночам совы и филины. Вот кого вороны и впрямь заклевывают насмерть, так это полезных маленьких пичуг, которые поедают гусениц и вообще очищают сады от всякой гадости. Этих-то тружеников они уничтожают… Нет, ворона — это самый настоящий бандит, разбойник с большой дороги! Какой тут может быть разговор!

— А сколько стоит дробь? — спросил Дундертак.

— Двадцать девять эре на один заряд.

Усердно протаскивая свою часть невода от одной лунки к другой, Дундертак взвешивал все «за» и «против». Наконец он собрался с духом:

— Если дробь стоит двадцать девять эре, мне бы хотелось купить на один выстрел. Интересно, сколько я сумею подстрелить…

Большой Сундстрем распрямился, отер с лица пот.

— Ты что, и вправду хочешь поиграть в этой лотерее? Здесь ты за четыре часа работы получаешь шестьдесят эре. Их хватит как раз на два выстрела. Значит, что же? Хлоп — и нет двух часов труда! Не стоит игра свеч!

— Но мне все-таки очень хочется. Хоть один выстрел! — сказал упрямо Дундертак и покосился наверх, на ворон.

У Сундстрема не хватило духу отказать.

— Ладно уж. Другому бы ни за что не дал, а тебе дарю выстрел бесплатно. Ты ведь знаешь, как с ружьем обращаться. Но все-таки скажу тебе, как мне в твоем возрасте отец мой говорил: «Храни, боже, охотника, а вороны и сами не пропадут».

Тогда Дундертак поделился с Сундстремом своим планом, который он разработал для того, чтобы одним выстрелом добиться возможно лучших результатов.

— Ловко, брат, придумано! — похвалил Сундстрем. — Выстрел твой! И денежки тоже — если, конечно, удастся подстрелить сразу несколько штук.

Между тем дело подвигалось к концу — невод подводили все ближе к проруби. И, когда свели крылья, увидели, что прорубь бурлит рыбой. Сплошная каша из салаки, щук, судаков.

— Самое меньшее — пятьдесят кило отличной рыбы! — прикинул лоцман Сэв, удовлетворенно погладив непослушными пальцами обледеневшую бороду.

Все-Наверх, наклонившись, вычерпывал рыбу в большие деревянные ящики. Шея у боцмана была морщинистая, в мелкую клеточку, — такая кожа бывает у старых ящериц.

Дундертак вопросительно посмотрел на Большого Сундстрема. Тот понял его с одного взгляда.

— А не пора ли нам перекусить да хлебнуть горячего кофейку?

Все согласились, что предложение весьма дельное.

Погрузив ящики с рыбой на сани, рыбаки потащили их к берегу.

На льду осталась небольшая кучка рыбешек — подкаменщики и красноперки. Эта рыба ни во что не ценилась, поэтому ее даже не потрудились подобрать.

Вороны беспокойно закаркали. Они чуяли близкое пиршество. Там, где побывали люди, всегда найдется чем поживиться. А у рыбаков шхер был еще обычай — никогда ничего не выбрасывать обратно в море. Ни в коем случае нельзя показывать, что пренебрегаешь хоть каким-нибудь из его даров. Это значило бы оскорбить море и навсегда рассориться с удачей.

Дундертак вытащил из кармана штанов длинную веревку и стал нанизывать на нее валявшихся на льду подкаменщиков, красноперок и плотвичек — примерно на расстоянии метра одну от другой. Покончив с этим, он направился вслед за остальными к берегу, растягивая на ходу веревку так, чтобы она легла посередине следа, оставленного санными полозьями. Веревка была метров тридцати длиной.

Большой Сундстрем приладил тем временем свое ружье к саням, которые стояли последними. Опустившись на одно колено, он проверил правильность прицела. Так. Кажется, все хорошо.

Сундстрем прикрепил к спусковым крючкам веревку, взвел их и насыпал в оба дула по мерке дроби. Веревку он передал подошедшему Дундертаку:

— Изобретение-то твое. Сам, значит, и действуй.

Затем оба зашагали к прибрежным валунам, где уже расположилась вся компания, поедая бутерброды и запивая их горячим кофе из термосов. Дундертак был очень осторожен с веревкой — ведь другой конец ее был привязан к спускам двустволки. Когда он шел, то все время следил, чтобы она совсем свободно скользила в кулаке.

Увидев, что на льду никого не осталось, вороны всполошились. Вот одна тяжело снялась с ветки и несколько раз пролетела туда и обратно над покинутой ледяной площадкой.

Это был высланный вперед разведчик.

Установив, что все спокойно и опасность ниоткуда не грозит, разведчик с хриплым карканьем опустился на лед и заторопился большими прыжками к разбросанным на льду рыбешкам. Черный клюв торчал впереди, как копье. Глаза алчно поблескивали.

Вороны больше не колебались, и большая черная стая с шумом опустилась на лед.

Обычно ворона, быстро ухватив добычу, улетает подальше от остальных и пирует в одиночку.

Не тут-то было! Как только какая-нибудь ворона, схватив рыбешку, собиралась отлететь в сторону, рыбу будто кто-то вырывал из клюва.