И она мгновенно, как ветер, исчезла.
— Спит? — поинтересовался Купчик, заглянув в лицо Кольки.
— Ты не ори. Спит, — шепотом предупредил Ванюшка и хотел передать спеленатого Кольку Купчику, но тот, замахав руками, проворно отскочил в сторону. — Скотина ты... Сам же уговорил взять, — попрекнул Ванюшка.
Купчик тоже обиделся и отошел от Ванюшки.
Прошла не одна секунда, а, наверное, не менее тысячи секунд, но Фроська все не возвращалась. Где она носилась в это время, никто не мог сказать. Первые минуты Колька спал, и Ванюшка терпеливо топтался на месте, скорбно обозревая двор в надежде увидеть Фроську. Но когда из свертка потекло, а Колька, мирно чмокавший все время своей резиновой пустышкой, вдруг встрепенулся, вытолкнул пустышку и, вытаращив безбровые глаза, заревел, Ванюшка тотчас вспотел и решительно отправился на розыски пропавшей Фроськи.
К Ванюшке подходили скобари, кто сочувствовал, а кто фыркал и язвил. Одни, словно не доверяя глазам, спрашивали:
— Нянчишь?
Другие советовали:
— Ты баюкай, баюкай его.
Но помочь Ванюшке, взять Кольку в свои руки никто не хотел. Копейка по-приятельски советовал:
— Тряси его шибче. Он разом утихнет.
Другие предлагали:
— Стащи ты его, проклятущего, домой.
— Чичас Фроська вернется, — успокаивал Цветок, ухарем прохаживаясь возле Ванюшки. Заметив, что Ванюшка уже мокрый, не утерпел и заорал на весь двор: — Ребята-а!.. Чайник-то дырявый...
Такого позора не переживал еще ни один скобарь. Стоял Ванюшка ни живой и ни мертвый, не зная, как поступить, окруженный толпой скобарей. Тряс Кольку изо всех сил, но тот ревел еще громче, задыхаясь от крика и совсем, как уже казалось Ванюшке, умирая.
Когда отчаявшийся Ванюшка намеревался уже положить Кольку на землю и самому скрыться, вихрем прилетела запыхавшаяся Фроська. Выхватив из рук Ванюшки Кольку, она шлепнула братика раз-другой, моментально успокоила, а Ванюшке с сердцем бросила:
— Недотепа! Не мог потутушкать.
Присутствующие скобари изумились, а Ванюшка еще более позеленел, потом побледнел и... стал краснеть. В эту минуту он мог убить Фроську на месте, но воздержался.
— Дармоедка! Змея! — заскрежетал он зубами.
Вылив на Фроську весь гнев и возмущение, Ванюшка торопливо ушел домой.
«Хватит... — думал он, удивляясь своему долготерпению. — Цветка она так не мытарит, как меня».
— Ты не в няньки ли нанялся? — осведомилась дома у Ванюшки мать.
— Ухажерочка у него малина-ягодка! — засмеялась рябая судомойка Аксинья, явно намекая на Фроську.
— Это кто же? — заинтересовался дед, выходя из-за стеклянной стойки буфета.
— С нашего подъезда... слесаря Егора Зубарева дочка, — неохотно сообщила мать Ванюшки, глядя на сына с укором, и тут же добавила: — От горшка два вершка и то с натяжкой. Не дорос еще до ухажерок.
— Ты, Ванюша, подожди немного, я сосватаю тебе невесту! — пообещала забежавшая на кухню официантка, белобрысая смешливая Любка.
«Вот тоже... привязались», — насупившись, думал Ванюшка, удивляясь нелепой привычке взрослых вмешиваться в чужие дела, когда их не спрашивают, и все мерить на свой аршин.
На дворе тоже поджидали Ванюшку огорчения.
— Нянечка! — завопил кто-то из зловредных скобарей, но, получив тумака, умолк.
— В землю вгоню! — пригрозил Ванюшка. Но встретившейся в подъезде матери Фроськи, круглолицей, еще не потерявшей румянца тетке Дарье, он ничего не смог ответить.
— Спасибо тебе, сыночек, — поблагодарила она, — что ты побаюкал мово Кольку! Задержала я Фроську по делу.
«По делу!» — кипел он, взбираясь быстрыми шагами сразу через две ступеньки на свой этаж.
На другой день Купчику он с упреком сказал:
— Видел? Какова Фроська? Послушался я тебя.
— А ты к Фроське больше не подходи, — предостерег Купчик.
— И не подойду... — согласился Ванюшка, собирая все свое мужество. Решил он с этого дня стать твердым как камень, неуступчивым, несмотря ни на какие посулы. В самом деле, почему девчонка командует им? — Не подойду... — снова подтвердил он.
Но Фроська сама подошла к Ванюшке. Как ни в чем не бывало, вынув из кармана пряник, она разломила пополам и протянула Ванюшке его долю. Ванюшка категорически отказался.
— Не хочешь? — изумленно спросила Фроська. — Ты попробуй только! Сладкий-пресладкий. Мне батя с получки купил.
— Пробуй сама, — насупившись, посоветовал он, поворачиваясь к ней спиной.
Но Фроська снова оказалась впереди.
— Ты, дутик, — заглянула она Ванюшке в глаза, — зачем меня змеей обозвал?
— А кто же ты? — удивился Ванюшка, чувствуя, как под теплым и ласковым взором Фроськи тает у него на сердце накопившийся там лед.
— Пойдем, Ванечка, посидим, — предложила она.
Фроська привела его к забору, посадила на лавочку и сама села рядом. Свою долю пряника он все же съел, напоследок проводил Фроську до подъезда.
— Не слушай ты ее, — предостерегла Ванюшку высунувшаяся из-за угла Катюшка, когда Фроська удалилась домой. Шепотом она добавила: — Знаешь, как она тебя вчера позорила?
— Пускай, — пробурчал он, не чувствуя неприязни к Фроське.
— А ты с ней не разговаривай, — продолжала науськивать Катюшка, то бледнея, то краснея.
Ванюшка с удивлением уставился на Катюшку. Она глядела на него своими голубыми, без всякой хитринки, жалостливыми глазами; у нее даже слезинки выступили на глазах — так она почему-то расстроилась.
— А тебе какое дело? Чего наговариваешь? — не вытерпел Ванюшка.
Катюшка, по-прежнему с жалостью взглянув на Ванюшку, неслышно, молча отошла.
«Кляузница», — подумал он, не одобряя поведения Катюшки. Считалась она закадычной подружкой Фроськи, но все на дворе видели — обращалась Фроська с ней, как царица со своей придворной дамой. Она могла обругать безропотную Катюшку, дать ей в сердцах тумака, обозвать дурехой, а потом милостиво обласкать и поделиться всем, что имела. Находясь вместе с Фроськой, Катюшка платила ей смирением, безотказно выполняя все ее причуды. Но в отсутствие Фроськи она становилась злоречивой и охотно сплетничала с девчонками про свою подружку.
«Наябедничала, — думал Ванюшка про Катюшку, в то же время настраивая себя против Фроськи. — а все же Катюшка славная девчонка. О чем ни попроси Катюшку, она все сделает. А Фроська?..» Подходящего сравнения он не нашел.
После разговора с Катюшкой он снова решил держаться твердо в присутствии Фроськи и не очень давать ей воли.
«Теперь меня не запряжешь, не поедешь, — думал он. — Не на таковского напала!»
Но на другой день решение Ванюшки рухнуло, как снежная глыба под весенним ручьем. Произошли новые события, глубоко потрясшие Ванюшку. И во всем была виновата только Фроська.
Как обычно, на дворе Скобского дворца было шумно и людно. У замусоренных, со ржавыми железными половинками ворот толпились свои и пришлые оборванцы. Хотя по случаю войны казенную винную лавку и закрыли, но у ворот все равно распивали если не вино, так ханжу, политуру. По двору ходили и голосили разные пришлые люди: ремесленники в грязных фартуках, бродячие торговцы с корзинами, ящиками и мешками, певцы, музыканты, нищие, акробаты. Одни из них ходили медленно. Задрав голову, они щупали глазами верхние окна и, как песню, нараспев протяжно тянули:
— А во-от чини-и-ить!.. Паять!..
— Разна матерья-а... Шелка матерья-а...
— Шуру-ум-м!.. Бурум-м!.. Старье покупаю... Старье-о! Бутылки-и... Банки-и!
Другие торопились и голосили более горласто:
— Морожена-а... на-на-на...
— Селедки голландски-и... Селедки-и-и...
— Рыжичков пожалте-е... Рыжичко-ов!..
— Пироги-и горячие!.. Пироги-и... Подлетай, хватай!.. Три копейки пара. С пылу-жару... Пироги-и-и...
А среди ровесников Ванюшки выделялись громкие голоса Фроськи, Цветка, Копейки. Шла у них веселая, крикливая игра в войну. Подстерегали ребята друг друга, ловили. Побежденных отводили в лагерь — закоулок за уборной. Наиболее непокорных сажали в бетонную коробку помойки, прикрывали сверху крышкой, чтобы те не убегали. Только и слышалось: