– Вы плохо меня знаете, – ответила Элайна, и это была правда. Доктор уже многое узнал о девушке: знал, кто её отец, где находится дом, как она попала в плен к горному барону… Но, повинуясь непонятному импульсу, Элайна скрыла, кто её мать и как прошло детство. Если бы доктор знал, что она дочь виолки, её слова об убийстве не позабавили бы его. Но Элайна не призналась доброму доктору, что она дочь женщины-воина и сама неплохой боец, решив держать эти знания при себе. Пусть её принимают за девушку из хорошей семьи, слегка наивную и скромную. Возможно, в будущем, это поможет ей бежать с этого ужасного острова.
Хотя Элайна была относительно свободной – могла передвигаться по замку и гулять в саду-галерее (за ней никто не следил, и ей не запрещали делать что-либо), но девушка постоянно ощущала тоску и тревогу, словно запертая в клетке птица. К тому же её одолевала скука. Чтобы хоть как-то развеяться, она попросила Ину научить её играть на одном из музыкальных инструментов. Рабыня принесла киару – небольшой струнный инструмент с приятным звучанием – и начала обучать девушку азам музыки. На удивление, Элайна оказалась способной ученицей, и через две декады смогла сыграть несложную мелодию.
Однажды, увидев, как Рона вышивает какой-то кусок тряпицы, она попросила и её обучить этому искусству.
– Разве ваша мать не научила вас шить, госпожа? – удивилась женщина.
– Нет. Она сама не была обучена этому ремеслу… Моя матушка родом из далёкой страны, чужеземка. На её родине аристократки не учатся никакому ремеслу, за них всё делают слуги и рабы.
– А чем тогда занимаются господа? Целый день спят? – засмеялась Ина.
– У них есть другие занятия, – уклончиво ответила девушка.
Поверили рабыни девушке или нет, но Рона принесла большие напольные пяльцы, шкатулку с иглами и разноцветными шерстяными нитями, и начала терпеливо учить девушку исконно женскому делу. Элайна исколола все пальцы, сердилась, несколько раз бросала это трудное и неприятное занятие, но затем возвращалась и снова садилась за пяльцы. Когда же у неё начало получаться, она даже втянулась. Было интересно наблюдать, как под пальцами, стежок за стежком, шаг за шагом, рождается картина, создаваемая её мыслью и руками. Когда она вышила крошечное панно с изображением цветущей ветки парены, то радовалась, как ребёнок, и годилась собой, как в тот день, когда с успехом сдала свой первый экзамен по фехтованию.
Прошёл ещё один месяц, а лорд Туарийский, казалось, совсем забыл о своей, то ли пленнице, то ли гостье. Он никак не проявлял заинтересованности, и это радовало девушку. С другой стороны, она беспокоилась об отце, так и не вспомнив, что с ней произошло после похищения и пребывания в Башне Невест. Элайна хотела сообщить отцу, что жива и здорова и с ней всё в порядке. Она постоянно напоминала об этом доктору Эдару, просила, чтобы он помог отправить в Илларию письмо. Но тот отвечал, что письмо можно отправить только с разрешения лорда, а напоминать лорду о своём существовании девушка не хотела.
Но вот пришло время, которого так опасалась Элайна, и лорд Туарийский сам напомнил о себе. Однажды в полдень, в комнаты, которые занимала девушка, пришёл рослый раб и сообщил, что милорд желает видеть госпожу Элайну. Сердце девушки тревожно вздрогнуло, но она не подала вида, что обеспокоена предстоящей встречей с грозным властелином. Рона тоже встревожилась, хотя и постаралась это скрыть. Она захлопотала вокруг девушки, словно наседка возле единственного цыпленка, поправляя то одежду, то причёску. Когда всё было приведено в порядок, она взяла девушку за руку и сказала:
– Я проведу вас, госпожа. Не бойтесь ничего, сиятельный просто хочет с вами побеседовать. Он всегда беседует с… гостями.
Идя по длинным коридорам, Рона, дорогой, объясняла, как нужно себя вести в присутствии господина, как правильно кланяться, что говорить, о чём лучше умолчать. Элайна слушала внимательно и вроде бы спокойно, но внутри вся трепетала от волнения, словно шла на первый поединок, и половина наставлений заботливой рабыни просто не достигла её сознания.
Лорд принял девушку в большом светлом кабинете, высокие окна которого выходили на галерею-сад, где так любила уединяться Элайна, думая, что её никто не видит. Взглянув в одно из окон, она поняла, что его светлость мог видеть пленницу в любое время, сам оставаясь незамеченным. Эта мысль не добавила девушке оптимизма, а встревожила ещё больше. По-видимому, лорд часто подсматривал за гуляющей Элайной, потому что к окну было придвинуто большое удобное кресло, в котором лорд сидел и сейчас.
Рона и раб остались за дверью, и в кабинет девушка вошла одна. Сиятельный был таким, каким Элайна представляла его по рассказам рабынь и доктора Эдара: высокий, массивный, одетый в изящный костюм из тонкой кожи и меха, украшенный вышивкой и серебряными галунами – костюм не воина, а, скорее, щёголя. На голове блестящий серебряный шлем-маска, закрывавший лицо почти до губ – из-под него виднелись только светлые вьющиеся волосы, спадавшие на плечи, тонкие изящные ноздри, красиво очерчённые губы и волевой подбородок. Сквозь прорези маски на девушку смотрели холодные синие ассветские глаза, а губы были плотно сжаты, словно их владелец боялся сказать лишнее слово. Лорд сидел в небрежной позе, вытянув и скрестив в лодыжках длинные стройные ноги, обутые в высокие мягкие сапоги. Руки свободно лежали на подлокотниках, и Элайна невольно обратила внимание на узкие ухоженные кисти с тонкими длинными пальцами – руки потомственного аристократа, а не воина. Вообще, весь облик господина говорил, что он не какой-то там полудикий варвар-вояка с богом забытого острова, а великий правитель, гордый, властный и уверенный, привыкший к повиновению и трепетному подчинению. Он не шелохнулся, когда девушка вошла и неуклюже поклонилась. Рона советовала ей приблизиться и поцеловать сиятельному руку, но девушка не сделала этого, отчасти из гордости, отчасти из врождённого упрямства.
Целую минуту в комнате длилось напряжённое молчание: лорд внимательно разглядывал девушку сквозь прорези маски, а Элайна с притворным любопытством рассматривала интерьер кабинета, демонстративно избегая взгляда лорда.
Наконец властитель заговорил, и его голос прозвучал сухо и безразлично, как шелест бумаги по шершавому столу:
– Мне доложили, что ваше здоровье окончательно укрепилось, и вы вполне освоились в моём замке. Мне сказали, что вы всем довольны, но хотите отправить письмо отцу. Думаю, сейчас наступило самое подходящее время: завтра в Медаус отправляется корабль. Если вы хотите отправить вашим близким письмо, то садитесь и пишите, – мужчина медленно, словно лениво, поднял левую руку и грациозным жестом указал на столик с письменными принадлежностями, стоявший в глубине комнаты. – Пишите, что хотите, только не забудьте добавить, что, если ваши родственники не заплатят пятьдесят тысяч выкупа, вы навсегда останетесь на Туару.
Сердце девушки упало. Пятьдесят тысяч! Её отцу никогда не собрать такую сумму. Даже если он обратиться за помощью к матери Элайны. Вряд ли гордая виолка захочет выручить не оправдавшую надежд дочь, попадающую из одного плена в другой!
– Это очень большая сумма, – тихо произнесла девушка.
– Я даю вам шесть месяцев, – равнодушно ответил лорд. – Если по окончании этого срока я не получу выкуп, вы станете моей собственностью, сударыня.
В груди девушки внезапно вспыхнула ярость – в ней, наконец, проснулась кровь гордого племени виолок, так долго дремавшая в глубине естества. Она вскинула голову и смело посмотрела в холодные синие глаза.
– Вам от меня будет мало пользы, – с вызовом произнесла она. – Я не стану покорной рабыней и никогда не разделю с вами ложе по вашей прихоти.
– Вы так думаете? – впервые в голосе лорда проявились хоть какие-то эмоции. Сейчас в нём звучала явная насмешка.
– Я в этом уверена, – твёрдо ответила Элайна.
– Мне нравится ваша уверенность, – изящная кисть слегка шевельнулась, хотя всё остальное тело оставалось неподвижным. – Придерживайтесь её и впредь… Так вы передумали писать?