— Как называется ваш батальон?

— Он называется штурмовой батальон СС «Вотан», — рявкнул Шульце, точно стоял сейчас на парадном плацу в Зеннештадте.

Лицо Гиммлера расплылось в улыбке.

— А, «Вотан»! — воскликнул он. — Я слышал лишь самые великолепные отзывы об этой части!

Тем не менее, когда рейхсфюрер сделал знак Шульце, чтобы тот подошел ближе к нему, гамбуржцу показалось, что в глазах Гиммлера затаилась некоторая растерянность.

— Ваш батальон находится в районе Дьеппа, шарфюрер, — мягким голосом пояснил Гиммлер.

— Дьеппа, рейхсфюрер? — переспросил Шульце.

— Да, город Дьепп на побережье Франции.

— Но там же не проходит линия фронта, рейхсфюрер, — проронил удивленный Шульце. — И там никогда не велось никаких боев за последние пару лет — с тех самых пор, как лягушатники поголовно сдались нам. Батальон же «Вотан» — это своего рода «пожарная команда» фюрера, которую он всякий раз бросает туда, где по-настоящему жарко!

Генрих Гиммлер подмигнул Шульце, что было весьма необычным жестом со стороны этого человека, практически напрочь лишенного чувства юмора.

— Не беспокойтесь, шарфюрер, — доверительно проронил он, — скоро об этом позаботятся томми!

Премьер-министр Великобритании нежился в теплой ванне с гидромассажем.

— Ну, Маунтбеттен, — не поворачивая головы, осведомился он, — что нового вы можете сказать мне о готовящейся операции?

Привлекательный молодой и аристократичный глава Управления совместных операций адмирал Луис Маунтбеттен почувствовал, что настал его час. Он получил назначение на этот высокий пост вскоре после того, как затонул эсминец королевских ВМС «Келли»[10], которым он командовал; теперь моряк страстно мечтал о том, чтобы добиться как можно более быстрого успеха на новом поприще — точно так же, как он всегда делал это на всех других этапах своей стремительной военной карьеры.

— Боюсь, господин премьер-министр, — вздохнул адмирал Маунтбеттен, — что проклятые боши что-то почувствовали. Наши друзья из движения Сопротивления сообщили, что немцы начали концентрировать в этом районе отдельные боевые подразделения своей новой танковой дивизии. А в районе Руана замечены два подразделения из состава дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Правда, в соответствии с нашими разведдонесениями, их направили туда на переформирование — после того, как соединение здорово потрепали в боях на Восточном фронте. Вчера же радио Парижа передало следующую информацию: «Президент США Рузвельт уполномочил своего советника Гарри Хопкинса и начальника штаба сухопутных сил Джорджа Маршалла предоставить британским союзникам все необходимое с тем, чтобы они могли предпринять высадку в районе норвежского Нарвика — все, за исключением разве что собственно американских солдат. При этом, однако, Черчилль должен понимать, что, замышляя новую высадку в районе Нарвика, он рискует получить еще один Дюнкерк[11]». — Маунтбеттен посмотрел на Уинстона Черчилля: — Это может означать, что немцы думают, будто мы действительно хотим предпринять попытку высадки в Норвегии. — Он пожал плечами. — Или же это может означать, что они и в самом деле пронюхали, что нашей истинной целью является высадка во Франции.

Черчилль ничего не ответил. Выражение его лица совсем не изменилось — точно он заранее рассчитывал услышать от Маунтбеттена эти новости. Последний облизал губы и замер, ожидая, что же скажет премьер-министр. Но Черчилль, казалось, не испытывал ни малейшего желания говорить, по-прежнему храня непроницаемое молчание, и в конце концов Маунтбеттену пришлось снова заговорить самому:

— Разумеется, можно предположить, что немцам просто повезло и они смогли совершенно случайно разгадать наши планы. Хотя при этом мы должны отдавать себе отчет в том, что подготовка к операции идет полным ходом уже с апреля и в распоряжении службы безопасности есть неопровержимые данные о том, что канадцы, которых готовят к этой высадке во Франции, неоднократно открыто болтали об этом в пабах на юго-восточном побережье Англии. — Адмирал слегка улыбнулся, демонстрируя свои превосходные зубы: — Боюсь, что представители наших доминионов имеют привычку разговаривать слишком громко.

Черчилль, дотоле безмятежно нежившийся в ванне в лежачем положении, внезапно резко сел, обмакнул кончик сигары в стакан с коньяком, удобно стоявший на краю ванны, и воинственно уставился на молодого главу Управления совместных операций. «Он выглядит как китайский Бог изобилия, страдающий от сильной боли в желудке», — пронеслось в голове Маунтбеттена.

— Вы, конечно, знаете, для чего мы затеяли всю эту операцию, не так ли, Маунтбеттен? — рявкнул премьер-министр.

— Видите ли, сэр, мы ничего не предпринимали со времени рейда на Сен-Назер[12], который был произведен еще в марте, и, надо сказать, что та «стальная рука», которая, по вашему выражению, «высовывается из моря и хватает немецких часовых, стоящих на своих постах», в последнее время была как-то совсем неощутима, — произнес адмирал с обезоруживающей улыбкой.

Черчилль сурово взглянул на Маунтбеттена:

— Нет, это будет что-то гораздо большее, чем просто рейд, что-то значительно большее! — Он ткнул кончиком сигары в адмирала: — Дело в том, что Советы подняли несусветный вой по поводу своих потерь, а также того, что именно на них лежит вся основная тяжесть боевых действий в войне. А на прошлой неделе дядюшка Джо[13] публично заявил о том, что у Красной армии нет никакого намерения ни уничтожать германскую нацию, ни ликвидировать германское государство. Я расцениваю это как совершенно ясное свидетельство того, что Советы намереваются заключить с Гитлером сепаратный мир, если только ситуация на германо-советском фронте и само положение СССР кардинальным образом не улучшится. Естественно, президент Рузвельт крайне обеспокоен всем этим. Вот почему он дал самые энергичные указания этому парню Эйзенштейну…

— Его зовут Эйзенхауэр, генерал Эйзенхауэр, — поправил Черчилля Маунтбеттен.

— Да, какое-то неанглийское имя вроде того, что вы назвали, — отмахнулся премьер-министр. — В общем, этот тип самым активным образом разрабатывает по поручению Рузвельта планы вторжения на континент, которое должно состояться уже в этом году. Вы, конечно, уже видели лозунг: «Второй фронт — сейчас!», которым наши коммунисты украсили все уличные стены — и здесь, в районе моей резиденции в Чекерсе, и в самом Лондоне?

Маунтбеттен кивнул. Эти лозунги, намалеванные яркой белой краской, появились на стенах прошедшей ночью. Совершенно очевидно, что это было делом рук британских коммунистов.

— Однако кому предстоит вынести на себе основное бремя такого вторжения на континент, Маунтбеттен? — Черчилль выпятил свой массивный подбородок и с обвиняющим видом уставился на адмирала. — Британской армии! И я, Маунтбеттен, стану слишком плохой слугой нашему королю, если позволю сделать так, что вся британская армия поляжет на полях сражений во Франции. У нас ушло целых два года — два года после последней ужасающей катастрофы в Дюнкерке, — чтобы создать и выпестовать те новые десять дивизий, которые составляют сейчас костяк нашей армии. И я совершенно не собираюсь бросать их в пекло битвы, к которой они, по моему мнению, еще недостаточно подготовлены — и в которой им будут противостоять превосходящие их в два с половиной раза по численности и оснащению немецкие дивизии, расквартированные сейчас во Франции. Я не допущу того, чтобы британские солдаты еще раз испытали горечь поражения на территории Франции в 1942 году! Однако американцы, наши союзники, настойчиво требуют, чтобы мы все-таки высадились в Европе в текущем году, — с тяжелым вздохом произнес Черчилль. — И я никак не могу обойти это требование. В конце концов мне пришлось пообещать и Рузвельту, и этому чудовищу Сталину, что я сделаю это. Они получат высадку британских сил во Франции в 1942 году!