Ученый доктор был в большом возбуждении, он выпил глоток шампанского и продолжал:

— Господин администратор, непосвященный, как вы, не может постигнуть всю необычайность этой находки… Вы не допускаете, не правда ли, что возраст этих раковин измеряется тысячелетиями?

— Конечно, нет, — согласился Райнар.

— Прекрасно, — воскликнул с восторгом немец. — Тогда, значит, эти раковины сохранились благодаря тому, что поколения их продолжали непрестанно появляться на свет, вплоть до наших дней, не так ли?

— Конечно, — согласился Райнар.

— В таком случае, — продолжал еще горячее Шифт, — в таком случае, дорогой мой, это значит, что раковины находятся в таких же самых условиях, со всех точек зрения, как их предки четвертичной эпохи…

— Мне это кажется вполне логичным, — оказал Поль Райнар, — но… я не вижу…

— Подождите. Итак, если эти раковины живут, если они размножаются наперекор переворотам, значит — они остались в прежних условиях, физических, физиологических, климатических и других, какие были тысячи лет тому назад… Но тогда почему же нельзя найти других животных, высших современников этих раковин, и, как эти последние, происходящих от особей, из века в век повторяющих старые формы?

Другие ученые молчали. На лицах одних выражалось сомнение, тогда как другие, видимо, были согласны с говорившим.

Но доктор Шифт еще не кончил:

— Я утверждаю, — с жаром продолжал он, — так как благоприятные условия позволили раковинам и растениям четвертичной эпохи размножаться до сего дня, то нет ничего невозможного, чтоб мы нашли если не все виды животных и растений этой эпохи, то по крайней мере те из них, какие существовали в этой стране в те геологические века жизни земли. Вот что я утверждаю.

Глава II

МУЗЕЙ

С этими словами господин Карл Шифт поднял голову и поочередно поглядел на своих коллег, как бы приглашая их опровергнуть его утверждение.

Бельгийский ученый отнесся к ним с большим скептицизмом, но француз и англичанин поддерживали высказанное утверждение.

Чтобы положить конец спору, который мог разгореться, господин Райнар предложил:

— Не желаете ли вы посмотреть маленький палеонтологический музей, который мне удалось собрать в одной из комнат дома?

Коллеги поднялись с трогательным единодушием. Десерт был уже давно окончен, и им нечего было делать в столовой.

Они последовали за хозяином в зал, обращенный в музей.

— К сожалению, мне удалось классифицировать только немногие предметы из коллекций, — говорил Райнар, слегка конфузясь, — у меня нет необходимых знаний. Я ограничиваюсь тем, что на каждой находке обозначено время и приблизительное место ее нахождения. Вы без труда установите происхождение этих костей и других ископаемых.

На пороге комнаты Поль Райнар посторонился и пропустил вперед своих знаменитых посетителей.

Вошли два боя и поставили лампы; зал осветился и можно было начать осмотр собранных вещей.

Полки, сделанные из драгоценного дерева, каким богат тропический лес, были заботливо вытерты. Множество разного рода остатков животного и растительного мира было на них разложено.

В маленьких витринах размещены были скелеты рыб, ветви растений, мелкие кости.

В середине комнаты стоял аквариум, в котором жили растения и раковины.

Ученые начали рассматривать коллекции. Сначала они молчаливо склонялись над полками, как бы желая сосредоточить свое внимание, осторожно касались рукой обломков костей, внимательно их рассматривали, некоторые брали в руки…

Первым нарушил молчание Шифт.

— Ни малейшего сомнения! В моих руках позвонок носорога… предка современного носорога…

— Вот еще интересная вещь. Возможно, что это зуб гиппопотама-амфибии, который жил в плиоценовую эпоху, — тоном радостного удивления проговорил Жан Норе.

Немецкий ученый бросил позвонок и побежал рассматривать зуб. В большом волнении он протирал свои очки, со всех сторон рассматривал зуб, вертел его в своих пальцах, пожелтевших от табаку, и, наконец, восторженно сказал:

— Вы правы, дорогой друг. Это один из больших внутренних зубов, принадлежавших гиппопотаму-амфибии… Смотрите, вы видите внешнюю гладкую сторону со скошенными краями? Это необычайно… Живой след плиоценовой эпохи…

Но в эту минуту из противоположного угла зала раздался голос мистера Беккета:

— Это невозможно. Ведь это… это череп первобытного человека.

Господин Шифт привскочил с такой живостью, какой трудно было ждать от него. Он возвратил зуб Жану Норе, бросился к Беккету и чуть не вырвал у него кость, которую тот держал.

Теперь ученый немец задыхался, капли пота выступили на его плешивых висках…

Все приблизились к нему и, наклонившись, пытались разглядеть обнаруженный череп… С смутным чувством смотрел Поль Райнар на четырех ученых. В их энтузиазме не было ничего ни смешного, ни ребяческого, ни неуместного. Он сам бы хотел разделить с ними их настроение, но, к сожалению, он не знал палеонтологии, а она открывает источник радости только своим избранникам.

Наконец заговорил доктор Шифт:

— Да… да, это череп антропопитека. Да, мои друзья. Как хорошо, что мы пришли сюда. Все описания тут сходятся. Единственно, что смущает меня, это величина этой кости…

— Да, — улыбнулся Норе, — обладатель этого черепа был колоссального роста.

— Еще выше и коренастее гориллы, — добавил Беккет.

Мессен молча созерцал череп. Лоб ученого прорезался глубокой морщиной, его обычное веселое и ироническое выражение исчезло, и теперь он имел вид ученого, поглощенного мыслью.

Доктор Шифт говорил без умолку. Веселый, возбужденный, он обращался с своими коллегами, как с закадычными друзьями, хотя до настоящего времени, несмотря на совместное путешествие, ученые проявляли друг к другу лишь сдержанную любезность. Вдруг Мессен подошел к группе и обратился с вопросом:

— Заметили ли вы, как этот череп… нов, если можно так выразиться? Вы видите, кость гладкая, нет следов порчи, а его цвет… он почти белый.

— Да, это верно, — проговорил кто-то.

Мессен добавил:

— Все старые кости обычно бывают цвета желтой меди; на них попадаются пятна плесени, царапины, дыры; кость часто бывает прозрачна, а во внутренние отверстия забивается земля, или они по крайней мере сероваты и тусклы… тут ничего этого нет…

— Можно подумать, что он только вчера был отделен от тела, лишенного жизни всего несколько лет тому назад, — сказал Норе.

— Быть может, — в виде предположения высказал Беккет, — это зависит от болотной воды. По своим химическим свойствам некоторые воды способствуют сохранению трупов.

— Возможно, — пробормотал Мессен.

— Во всяком случае, — ликовал Шифт, — это лучшая вещь в вашем музее, господин Райнар. Где вы нашли этот череп?

Администратор взял карточную папку и прочел:

«26 декабря 1920 года, на западном берегу болота, за устьем реки Бенговы».

Ученые подошли к аквариуму, где жили растения и раковины. Но ими ученые были менее заинтересованы, тем не менее, они долго обсуждали живые следы минувшего и охотно их классифицировали.

Действительно, эти маленькие животные под своей известковой защитой казались безжизненными, они, прицепившись к корням растений, были неподвижны. Представители последней ступени живых существ — они были в полном расцвете своего растительного существования и, как заблудившиеся, жили в эпохе, о которой давно забыли.

Карл Шифт не преминул воскликнуть тоном пророка:

— Вы увидите… вы увидите. Наше обследование готовит чудесные сюрпризы… Я предчувствую это, господа.

Теперь его коллеги были в другом настроении, и даже Леопольд Мессен ничего не возражал.

В своем увлечении они забыли о времени и долго еще обменивались своими предположениями.

— Однако, господа, — сказал, улыбаясь, Мессен, — завтра мы хотели пуститься в путь очень рано. В таком случае мы сделаем хорошо, если пойдем на отдых; уже очень поздно.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: