24

Когда дом горит, почему не согреть ладони?

— кассафортийская поговорка

Свечи, озаряющие коридор дома, давно потухли. Свет был только от отражения лун в каналах и дальних факелах на площади Диветри. Сначала Риса удивилась тишине, а потом вспомнила, что она одна обитала в этом крыле дома, выделенного для детей Диветри.

— Думаешь, Камилла спит? — спросила она у Мило, крадущегося впереди нее.

— Вряд ли. Она же на посту, — прошептал он. — Хоть она и устала, — было уже три часа утра. Риса не представляла, как можно было не уснуть после беготни по городу. — Смотри, — Смотри, — Мило повернул ручку двери ее комнаты. — Она еще не спит, — он прошел в комнату.

Произошло несколько вещей сразу. Раздался шорох, женщина охнула. Риса ощутила, как тела пронеслись мимо нее и врезались в стену в коридоре напротив ее двери. В полутьме она видела, как тени боролись, Мило и напавший сцепились. Рыча, как дикие звери, тела вернулись в ее комнату.

В одной из ниш были камешки огнива, вспомнила Риса. Тьма ощущалась как одеяло, скрывало ее робкие движения. Она должна была найти их, создать свет. Мысль о нападении во тьме была почти невыносимой. Она думала, что они были в нише возле ее комнаты, но там на полке нашелся только огарок свечи.

Из ее комнаты донесся грохот, что-то деревянное упало и прокатилось по полу. Она затаила дыхание от звука. Ее стеклянная чаша была в комнате на столе. Один толчок, и она разобьется. Только такая связь осталась у нее с родителями.

Она отчаянно ощупывала стену. Края грубой мозаики впивались в ее кожу. Но она нашла огниво в следующей нише — два плоских зачарованных камня. Она услышала, как что-то еще упало на пол в ее комнате. Не стекло. Но не было гарантий, что ее чаша не упадет следующей.

Она поспешила к комнате.

— Illuminisi! — приказала она, ударяя камешками. Свет вспыхнул, огонек загорелся на краю. Две фигуры бились у ее балкона, далеко, чтобы она могла увидеть, что происходило. Чары вспыхнули и угасли. — Illuminisi! — приказала она, ударяя снова, пока подходила ближе.

Брат и сестра в форме стражей душили друг друга с отчаянием на лицах. В свете огнива они удивленно посмотрели друг на друга. Чары угасли, и она видела, что они отпустили друг друга и выпрямились. Камилла протянула руку, пока свет угасал.

— Не двигайтесь! — приказала Риса, отыскав голос. Она снова ударила камешками. — Illuminisi! — в свете огня они посмотрели, куда указывала Риса — ладонь Камиллы была в дюйме от чаши из стекла.

— Я думала, это снова был он, — объяснила Камилла минуты спустя. Хоть она успокоилась, глаза были большими и испуганными в свете свечи. — На меня успели напасть.

— Выглядишь ужасно, — сказал Мило. — Честно, прости… — Риса заметила порез на губе Камиллы, вокруг которого засохла кровь. Ее щека была лиловой, с синяком от удара.

— Не льсти себе, брат. Ты этого не сделал, — она указала на свое лицо. — Он сделал.

— Кто?

Камилла раздраженно вздохнула.

— Я не видела его лица. Вы ушли, и я долго сидела в темноте. Вы не знаете, какой уставшей я была! Я делала то, что мама говорила, чтобы не спать. Пела в голове, считала звезды, складывала числа, — ее голос стал тише. — Но все равно уснула.

— О, Кам.

— Я не смогла сдержаться!

— Я тебя не виню. Я знаю, что ты плохо себя чувствовала.

— Но я не должна была. Я была на кровати, когда это произошло. Я проснулась, ладонь была на моем лице, Мило, — голос Камиллы звучал испуганно. Холод в ее голосе пугал Рису. — Кто-то проник в комнату, — они дали ей миг взять себя в руки. — Он прижал меня к кровати и пытался запихать тряпку мне в рот. И я ударила его между ног.

Мило скривился, но сказал только:

— Хорошо!

— Я не попала толком, но он отшатнулся. И я ударила его коленом в живот. Когда он согнулся, я разбила ему ладонью нос. Думаю, сломала.

— Ты его увидела?

— Нет! Было темно. Я знаю лишь, что он ужасно пах, — Камилла коснулась щеки и скривилась. — Я пыталась понять, где именно в комнате я была, когда он выпрыгнул из балкона. Я слышала плеск в канале. Когда я добралась до перил, он уплыл, — лед сменился пылом. — Я бы сделала с ним хуже, если бы смогла.

— Почему не последовала за ним? Нужно было позвать на помощь!

— Мило! Как? И дать знать, что ты ушел с казаррой? Нас всех наказали бы. Она не должна выходить в темноте! Я пыталась решить, что делать, когда ты открыл дверь. Я думала, что это снова был он или один из его друзей.

Слушая, как Камилла перечисляла, какие раны нанесла врагу, Риса оглядывала комнату. Кроме пути, который Камилла и Мило пробили по полу, комната была не тронута. Одеяло было смято, показывая, где Камилла лежала. Стеклянная чаша стояла уже в шкафу, темная и неподвижная, пока брат с сестрой говорили.

— Он пришел за мной, — перебила Риса. Стражи перестали спорить и переглянулись с опаской, не желая признавать правоту Рисы. — Вы оба не говорите это, но он хотел отыскать меня в этой кровати.

— Вряд ли… — начала Камилла.

Мило зашипел на нее и кивнул.

— Наверное, ты права.

От тихих слов Мило челюсть Рисы задрожала. Это было слишком.

— Кто так хочет навредить мне?

— Любой, кому нужно, чтобы твоя каза пала, — сказала Камилла.

— Семья из Тридцати, враг Диветри, принц — ты знаешь подозреваемых, — Мило сел рядом с ней.

— Я не просила такое! Две атаки за день! И из-за меня Камилла… — Риса указала на синяк на скуле стражницы, ощущая вину. — Прошу, прости меня.

Камилла улыбнулась, но Мило опередил ее со словами:

— Казарра не должна просить прощения у стража, выполнявшего работу, — Риса возразила, но Мило перебил ее. — Это делает страж.

— Я могу извиняться!

— Хватит думать как ребенок, Риса! Казарра видит картину целой. Она думает наперед. Она строит планы для дома и своего места. Если у Диветри не будет казарры, что случится завтра? Что это будет значить для Кассафорте? — он был напряжен после боя во тьме.

— Хватит меня отчитывать! Я думаю о таком!

— Тогда что будешь делать, чтобы защитить себя?

Она подумала, а потом сказала:

— Мне поздно учиться сражаться как вы. Я хочу, чтобы вы были со мной весь день, и чтобы стражи стояли у моей комнаты и у всех входов в дом завтра ночью. Это не позволит никому, кто не живет тут, пройти.

Он кивнул.

— Теперь ты говоришь как казарра, — она должна была радоваться похвале, но ощущала раздражение. Почему он в последнее время и злил ее, и вызывал благодарность?

Они оставили ее одну, и в голову пришла мысль, добавляя тьме больше веса. В главном доме казы было три этажа. Верхний был для Диветри. Из-за этого было просто забыть, что другие тоже жили в этом доме. На первом этаже были комнаты для использования семьи, но крылья в дальнем конце были для работников и их семей. А на уровне канала жили слуги, как Фита, которые были без своих домов в городе.

А если напавший был из дома, а не прибыл снаружи?

25

В Кассафорте больше каналов, чем зданий, так кажется. Это город воды, здания стоят на мостах легче воздуха. Это можно считать чудом света.

— художник Мойссофант в своем дневнике

— Глупости. Ты не можешь уйти, — Риса скрестила руки и смотрела на Эмиля, не моргая. Так делал ее отец, когда был строгим.

Работник хотя бы изобразил смущение.

— Прости, казаррина…

— Казарра, — перебил Мило.

Риса подавила раздраженный вздох.

— Я отказываюсь отпускать тебя, — она надеялась, что звучала твердо и спокойно.

Она злилась все утро. Каза была в ужасном состоянии. Свечи не заменили. Знамена на вершине дома запутались от ветра. Некоторые камины не чистили с прибытия стражей. В саду появились сорняки. Кто-то оставил печи без присмотра, и они остыли. Слуги покидали дом. Фита была почти в слезах, когда Риса встретила ее, и утешить ее не вышло.

— Безопасность казы под вопросом, — Эмиль нервно сжимал ладони. — Я не хочу работать в другом месте. Я могу вернуться, когда твой отец вернется.

— Кто сказал, что я позволю? — Маттио помрачнел от гнева. Он цедил слова, словно стрелял раскаленным стеклом. — Я не потерплю тут нечестных рабочих. Ты уходишь, и я тебя не пущу!

Риса попыталась спокойно обсудить это.

— Если уйдешь, у Маттио останется только кузен Фредо. Амо только начал работу! — Амо стоял в углу мастерской и готовил материалы для работы. От своего имени он посмотрел на нее и покачал головой, чтобы его в разговор не втягивали.

— Фредо нет, — Маттио хмуро смотрел на юного работника. — Он тоже ушел.

— Что? — хоть Риса и не любила кузена, она знала, что без ее отца Фредо был важен в мастерской. — Это невозможно.

— Возможно. Он оставил записку. Не смог даже сообщить сам, — Маттио злился. — Трус.

— Я видел его вчера вечером перед тем, как он ушел, — робкий голос Эмиля было едва слышно из-за шума печей. Он сжимал поеденную молью кепку.

Риса ощутила шок от осознания.

— Ты уходишь только из-за Фредо! — в ее груди стало жарко, пыл раскалял ее. — Ты хотел, чтобы он был казарро. Думаешь, я опозорю дом? Ты сам сказал так вчера!

— Если… если ты… — пролепетал он.

— Давай. Уходи! Иди за Фредо! Бросай корабль с другими крысами! — или от ее криков, или от ее жестов юноша сжался и попятился. Она знала, что выглядела ужасно. — Иди, я сказала. Уходи!

Эмиль подвинулся в сторону, как краб, побежал из комнаты в плаще и с мешком инструментов. Дверь захлопнулась за ним. Риса сделала несколько шагов через миг и открыла дверь.

— Больше ты в Казу Диветри не вернешься! — завизжала она ему вслед. Она хлопнула дверью.

— Риса! — Маттио был потрясен.

— Не хочу слушать, — рявкнула она. — Без него лучше. Без них обоих! — дверь открылась, вошел слуга. Она отвернулась.

Мило хмурился.

— Такая вспышка не подобает казарре, — сказал он в стороне.

— Что ты знаешь о казаррах? — закричала она, терпение лопнуло. — Почему ты постоянно напоминаешь мне, как себя ведет казарра? Что дает тебе право? — она на миг поразилась своей едкости. Но было приятно высказать это. Хотя ее пугало, что она так легко напала на него — на Мило из всех людей. Но она злилась. Злилась на Эмиля, на Фредо за то, что они ушли. Злилась на Мило, ведь он вел себя как ее отец.