– Фамилия у дамы странноватая.

– Турецкая. Мать – местная, отец – турок. Насколько мне известно, из политэмигрантов, году в шестьдесят пятом попал в Союз и осел в Менске.

– И откуда дама?

– Из «Клейнода», – сказал Багловский. – Наша «паблик рилейшен». Между прочим, замужем.

– Уже интересно… Муж знал?

– Сомневаюсь. Он у нее из этих… из долбанутых. Народный фронт, «Геть Лукашевича!» и все такое прочее. Интеллигент с нестоячкой. Ну, женщина молодая, красивая, вполне самостоятельная, если быть объективным, вполне под пару Климову, смотрелись они вместе неплохо. Ну, блядь, конечно, однако стиль держит…

– В каком плане блядь? – спросил Данил деловым тоном. – Иногда ведь «блядь» – это та, что нам коварно не дала…

– В данном случае «блядь» как раз и обозначает состояние души, – сухо бросил Багловский. – Я к ней клинья не бил.

– А интересно, почему?

– Пепельниц не люблю, – огрызнулся Багловский.

– Дело вкуса, дело вкуса… – задумчиво покивал Данил. – Блядь, говорите… Сие подразумевает ревнующих соперников, а? Бывает, очаровательных блядей как раз и ревнуют с вулканическим пылом… Импотентные интеллигенты в том числе.

– Что до последнего – исключено. Климов с ним нахально гонял чаи. Тот вроде бы ни о чем таком не подозревал…

– Вроде?

– Точных данных у меня нет. Вообще о ревнивых соперниках Климова я ничего не слышал. Послушайте, почему мы заранее зацикливаемся на убийстве? Окончательного заключения пока нет, сегодня обещали, но и насчет насильственной смерти не заходило речи, иначе следователь со мной держался бы совершенно иначе, другие вопросы задавал бы…

– Помилуйте, а кто зацикливается на убийстве? – с широкой улыбкой спросил Данил. – Я? Ни в коей мере. Вы? Не похоже…

– Но вы так строите беседу…

– Вот не думал, что беседу я с т р о ю… – пожал плечами Данил. – Честное слово, не строю. У меня – ни версии, ни даже наметок, я просто зыркаю по всем направлениям… А Верочка Климова про дочку турецко-подданного знала?

– То-то и оно, что знала. Начались скандалы, ну, все это протекало стандартно… Правда, привело лишь к тому, что Климов стал меньше шататься по городским кабакам. Гораздо чаще увозил Оксану в Граков, там же у нас куплен коттедж в бывшем Доме писателя… Это…

– Знаю, бывал, – кратко сказал Данил. – В т о т вечер он был с Оксаной?

– Нет. Насколько мне известно, с утра ездил в Граков один… точнее, с Ярышевым. Вы же сами прекрасно знаете, Ярышев у него был доверенным лицом, опять-таки мне неподконтрольным, шофером, охранником, адъютантом…

– С утра – в Граков. А потом?

– Потом – полная неизвестность. Примерно в два часа дня они вернулись в столицу. Ярышев остался в конторе, а Климов уехал. И, как пишут в детективных романах, всякие его следы теряются. На следующее утро его нашли в озере.

– Ярышев?

– Ярышева нигде нет. До сих пор. Растаял… Растворился.

– Понятно… – протянул Данил. – У вас есть какие-то свои… ну, не версии, соображения?

– Никаких.

– А если подумать?

– Я уже достаточно думал. Ни версий, ни соображений у меня нет. В первую очередь оттого, что представления не имею о его делах. Ни малейшего представления.

– Что, совсем нет версий? Помилуйте, любой, кто регулярно читает или смотрит детективы, моментально сопоставил бы смерть Климова, исчезновение Ярышева и выдвинул бы версию…

– …согласно которой Ярышев его и прикончил? – подхватил Багловский. – Извините, но об этой версии я серьезно не думал. По тем же причинам, о которых только что говорил. У меня нет ни малейшего представления о делах и обязанностях этой парочки. А потому не считаю себя вправе выдвигать скороспелые версии. Ну и, в конце-то концов, подождем заключения прокуратуры…

– Резонно, – согласился Данил. Наклонился к водителю. – Когда приедем в город, давайте прямо к озеру. Если, конечно, успеваем в прокуратуру…

– Успеваем, – хмуро сказал Багловский.

– Вот и отлично.

– Если улицы не перекроют, – вмешался шофер.

– А что, должны?

– Да вроде опять митинг намечался. Когда ехали в аэропорт, кое-где милиция стягивалась…

– Мать их за ногу и об угол… – с ленивой злостью бросил Данил. – Ну, все равно, сначала завернем к озеру, благо по дороге…

Он неплохо знал этот город. Как-никак в девяносто первом должен был стать одним из тех, кто без лишнего шума и особого зверства указал бы так называемым демократам их подлинное место в жизни… будь у Меченого побольше решимости, отдай Меченый приказ готовым к рывку волкодавам. Глядишь, и не пришлось бы рекламировать нынче пиццу. Слаб оказался, сперматозоид пятнистый, боже, как слаб…

Он любил этот город, несмотря на то, что пережил здесь восемь лет назад, в историческом августе. Как-никай именно здесь, верстах в сотне от Менска, когда-то и располагалось небогатое именьице панов Черских, классической загоновой шляхты.[1] Самое забавное еще и в том, что Черские просто не могли не знать Дзержинских и Пилсудских, они ведь обитали в трех соседствующих уездах – Дзержинские, Пилсудские, Черские…

Но некогда было об этом думать, растекаться мыслью по былым временам. Он опустил стекло, выщелкнул в щель окурок. Машина уже въехала в Менск – и Данил тренированным глазом отметил усиленный пост: возле аккуратной бетонной будочки поста ГАИ кроме дежурной машины стояли еще две «Волги» в полной боевой раскраске, с мигалками на крышах, а среди полудюжины людей в форме, стоявших тесной кучкой поодаль, наметанный взор тут же выхватил двоих с нашивками «Ястреба», здешнего милицейского спецназа. Пожалуй что, оппозиция и впрямь готовила на сегодня очередные половецкие пляски…

Он вылез из машины первым. Краешком глаза заметил настырную «девятку», остановившуюся метрах в ста, в удобном для наблюдения месте. Ну и наплевать. Нет смысла скрывать свой интерес к месту происшествия, ради того сюда и приехали, в конце-то концов…

Почти бесшумно подошел Багловский:

– Вчера из Варшавы звонил Довнар, спрашивал о вас. Говорил, сегодня подъедет.

– Угу, – безразлично отозвался Данил.

Подошел к самому краю. Европейская пастораль: справа, на пригорке, поросшем нежно-зеленой травкой, – аккуратный ряд белых двенадцатиэтажек, слева – асфальтовая дорога без выбоин, по которой катят чистенькие троллейбусы. Мощенные бетонными плитками дорожки, кусты, скамейки, безмятежная ребятня пускает кораблики, везде чистота, никакого мусора, ни битых бутылок, ни оберток от шоколадок, ни даже мятых газет, братья-рутены все же ближе к Европе, нежели к Азии…

Аккуратное, почти круглое озерцо метров пятидесяти в диаметре. Спокойная темноватая вода. Вокруг – немалое количество уличных фонарей, в темное время суток здесь должно быть довольно светло, это вам не Россия. Ближайшая бетонная дорожка – метрах в тридцати. Нужно быть не просто поддавшим – в дупель пьяным, чтобы забрести в озеро. В дупель, и никак иначе. Брести на четвереньках без руля и ветрил.

Данил дернул подбородком, указывая на отдаленные дома:

– Этот район как-то ассоциируется с Климовым?

– Никакой связи, – ответил Багловский. – По крайней мере, мне непонятно, зачем он сюда забрел.

– Ну, положим, мне тоже… – проворчал Данил, глядя на спокойную зеленоватую воду.

Ему многое было непонятно.

Он не переоценивал свое умение разбираться в людях – непогрешимые асы с рентгеновским зрением встречаются лишь в бездарных романах. И все же, все же… Тот Сережа Климов, которого знал Данил, конечно, мог вдали от руководства развинтиться и распуститься, погрязнуть в романчиках с доступными красотками и кабацком разгуле, забрести спьяну в озеро на окраине города и утопнуть самым пошлейшим образом. Иногда самые надежные люди выкидывают самые неожиданные фортели. Однако этакие, с позволения сказать, мутации требуют времени. Если Климов, как выражались авторы начала века, вступил на стезю порока, почему это произошло с ним так быстро? Не мог Серега с г о р е т ь в считанные недели, не тот человеческий типаж, совершенно не тот. Уж в своих-то людях Данил разбирался, пусть и без рентгеновского зрения.