Михаил Михеев начал свой путь в литературу как автор стихотворной сказки для детей «Лесная мастерская», выдержавшей несколько изданий. Им написаны повести о ребятах и для ребят «Клуб ЮЭТ», «Капитаны 8 «А», «Президент пионерского клуба», приключенческие повести «Вирус В-13», «Тайна белого пятна», увлекательные путевые очерки о Горном Алтае, фантастическая повесть «Год тысяча шестьсот...», своеобразные фантастические рассказы, включенные в книги «Которая ждет», «Далекая от Солнца», «Милые роботы».

Близок писателю и детектив. Тепло встретили читатели остросюжетные повести «Запах «Шипра», «Сочинский вариант», «Поиск в темноте».

М. Михеев рисует живые характеры, описания его достоверны, события развиваются естественно. Овладев вниманием читателя, автор заставляет его размышлять не только о том, кто преступник, но и о том, почему этот человек стал преступником, показывая, какими опасными последствиями бывает чревато самое, казалось бы, несущественное отступление от норм морали.

Дело №…

…Главный бухгалтер Комбината предложил начальнику отдела снабжения выписать с Главного склада Торга ткани или другой товар, а вместо товара получить наличные деньги, чтобы присвоить их и поделить между собой. Главный бухгалтер заверил начальника отдела снабжения, что сумеет скрыть эту преступную операцию по бухгалтерскому учету…

…Зав. Главного склада выписала фактуру (заборный лист) о том, что якобы она отпустила через начальника отдела снабжения для Комбината 98 метров драпа на сумму 4410 руб…

…начальник отдела снабжения получил свою долю и поделился с главным бухгалтером…

(Из протокола следствия)

…Я вчитываюсь в скупые строчки следовательского протокола и понимаю, как много еще труда и времени потребуется следователям, экспертам и ревизорам, пока не будут выяснены все детали этого тёмного воровского дела: фальшивые фактуры, подложные записи, приписки в актах уценки и многие другие жульнические операции.

Вот только о событиях, которые положили начало этому следствию, о событиях, в которых я принимала самое непосредственное участие, ни в следственных материалах, ни в обвинительном заключении не будет сказано ничего…

Самолетом до Новосибирска можно было долететь за три часа. Поезд шел двое суток.

Я решила ехать поездом.

Я покидала город, в котором родилась, где прошла моя юность, где я училась, любила, мечтала завести семью… Судьба вдруг обрушила на меня столько бед, что мне захотелось очутиться на новом месте, где ничто тебе не напоминает о прошлом, никто тебя не знает и ты тоже не знаешь никого.

В двадцать шесть лет нелегко менять город, привычки, привязанности. Поэтому мне нужны были эти двое суток бездумного вагонного существования, как пауза водолазу, который поднимается на поверхность из океанских глубин.

О том, какое задание мне дадут в Новосибирске, я не знала ровным счетом ничего.

Командировка была секретной. Подполковник Свиридов сказал, что сам предложил Новосибирскому ОБХСС мою кандидатуру, а все подробности я узнаю на месте. Я передала ему письмо к матери, как всегда незапечатанное, с номером вместо адреса и пошла получать документы.

Паспорт я получила новый, на прежнюю девичью фамилию, и снова стала Грошевой: Евгения Сергеевна Грошева, торговый работник, бывшая студентка третьего курса Торгового института.

Паспорт и справка из института были подлинными, но трудовая книжка с записью, что я последние три года работала товароведом магазина Военторга, не соответствовала фактам — эти три года я проучилась в школе милиции. Моя биография в личном деле, наверное, тоже производила странное впечатление: «отец — лейтенант милиции, погибший при исполнении служебных обязанностей; мать — торговый работник, осуждена по статье 93 «прим» на восемь лет заключения в колонии строгого режима…»

В Торговый институт я поступила по настоянию матери, которая тогда заведовала отделом универмага. Среднюю школу я окончила хотя и с золотой медалью, но без особых склонностей к какому-либо предмету; мне было все равно, куда поступать. Отца помнила плохо, он погиб, когда я только пошла в школу. Так я и росла, единственная дочь у матери, избалованная, по-детски эгоистичная и беззаботная. Училась на пятерки и не вникала в домашние дела.

А мать снова вышла замуж…

Отчим мне понравился. Он был остроумен и красив, — работал кем-то в Управлении торговли. Мы вскоре переехали в новую квартиру, быстро обзавелись импортной мебелью; следом у нас появилась дача, «Волга»; о нарядах я уже и не говорю. Если бы я хоть на минуту задумалась, то сразу бы поняла, что живем мы явно не по средствам. Но в то время я увлеклась студенческим театром, играла на клубной сцене, — кажется, что-то получалось, — и мне не хватало времени подумать и оглядеться…

Милицейская машина прибыла к нам в шесть часов утра. И я, еще ничего не понимающая, осталась в квартире одна. А вечером меня вызвал следователь, и тут я узнала, кто был мой отчим и кем стала моя мать.

В институт я больше не пошла. Мне было стыдно показаться на глаза прежним товарищам. Я была соучастницей воровства, жила на ворованные деньги, мое неведение не было для меня оправданием. Я поняла, что не смогу больше ни учиться, ни работать в торговой сети. Что для искупления моих вольных или невольных грехов у меня в жизни осталась одна дорога…

В городском отделении милиции на памятном стенде висел портрет моего отца. Молодой лейтенант, он погиб, когда ему еще не было и тридцати. Подполковник Свиридов начальник школы милиции — хорошо его знал, когда то они работали вместе… Меня приняли в школу милиции.

Я закончила ее совсем недавно, моя командировка была по сути первым серьезным поручением.

На вокзал меня никто не провожал — я никому не сказала о своем отъезде. Я ехала в штатской одежде. Мои вещи уместились в туристскую сумку и чемодан. Я не взяла с собой ни книг, ни безделушек — вещей, которые напоминали бы о прошлом. Мой любимец — плюшевый Микки Маус — остался перед зеркалом туалетного столика. Микки Маус ни в чем не был виноват, но это был подарок Игоря, а вот об Игоре мне меньше всего хотелось вспоминать.

Шел сентябрь, мой путь лежал в Сибирь. Я решила, что удобнее всего ехать в нейлоновой куртке и черных джинсах. Джинсы были еще студенческие, они валялись на дне старого чемодана. Там же наткнулась на сверток голубой фланели, и у меня больно сжалось сердце… может быть, все пошло бы иначе, появись у меня ребенок. Но мой сын не захотел родиться живым.

Я оставила Игорю записку. Он жил у своих родителей, но все еще был прописан здесь, по улице Урицкого, 50. Я написала, что он может распорядиться квартирой и оставшимися вещами, как пожелает.